«Перед лицом вечности совершенно неважно, в какой руке кто держит ручку»: редакция НЭН отмечает День левшей

13 августа во всем мире отмечают День левшей, призванный обратить внимание общественности на потребности тех, кто держит ручку, вилку и телефон не в считающейся дефолтной руке. У нас в редакции работают несколько левшей — и мы решили обратиться к собственному опыту, чтобы рассказать вам о том, каким было наше леворукое детство и показать жизнь с перспективы ребенка, немного иначе обращающегося с предметами.
Фото: Adobe stock | Коллаж Настасьи Железняк

Тамара Высоцкая, колумнистка:

Моя история с леворукостью грустная вдвойне: я не просто писала левой рукой, но еще и держала ручку совершенно нетрадиционно — зажав ее в кулаке и наклонив руку большим пальцем вниз. Естественно, это каждый раз вызывало трепет и ужас у всех моих учителей, но, благодаря маминым усилиям и ее готовности несколько раз приходить в школу и доказывать каждому недоумевающему педагогу, что переучивать меня не стоит, моя школьная жизнь прошла довольно беззаботно.

Я до сих пор крепко благодарна за это маме — в середине 90-х в школах, кажется, переучивали практически всех, и тот факт, что меня особо не трогали, помог мне чувствовать себя увереннее и не стесняться чужого внимания. Впрочем, в большинстве случаев внимание было кратковременным и выражалось в вопросе «А тебе правда удобно так писать?», а затем про меня успешно забывали.


Удивительно (или нет?), но единственным человеком, буллившим меня за мою леворукость и необычный захват, был ОБЖшник, который преподавал у меня в старших классах. Он практически на каждом уроке упоминал, что я «пишу ластой как тюлень» и обращался со мной насмешливо-пренебрежительно. Тогда я отмалчивалась, а сейчас, конечно, хотелось бы сказать ему много всего.


Из-за леворукости мне было необходимо сидеть слева от соседей по парте, чтобы не сталкиваться локтями — пожалуй, это было единственное условие, которое отличало меня от других. Никакими специальными прописями, ножницами или ручками для левшей я никогда не пользовалась — и вообще (возможно, несправедливо) считаю их лишь хитрыми маркетинговыми уловками для не в меру тревожных родителей, нежели чем необходимыми для левшей продуктами.

Главной моей леворукой сложностью стал ЕГЭ. Перед началом экзамена надо было заполнять несколько официальных форм, в которые вписывались личные данные, причем вписывались они непременно черной гелевой ручкой. Из-за своей леворукости и нестандартного захвата я размазывала черные чернила по глянцевым бланкам, чего на ЕГЭ, конечно же, быть не должно. Тогда я сама быстренько переучила себя держать ручку как все остальные и стало легче.

А потом я выросла, вышла замуж за левшу и поняла, что левшей в мире — огромное количество, а перед лицом вечности совершенно неважно, в какой руке кто держит ручку (особенно если все преимущественно стучат по клавиатуре или тычут в тачскрин). Мне кажется, что принятие леворуким себя, своего одноклассника или собственного ребенка — это маленький, но важный урок бытовой толерантности и принятия людей во всем их разнообразии, который полезен каждому из нас.

Интересное по теме

Ваш ребенок левша или правша: 10 заданий, которые помогут это точно определить

Ира Зезюлина, колумнистка:

Моя мама родилась левшой, и как водилось в то время, ее за это били. В итоге с ней остались тяжелые воспоминания из детства, корявый почерк и ручка в правой руке. Ура, цель достигнута! Поэтому, когда стало понятно, что я тоже левша, она твердо решила не травмировать ребенка, переучивая его держать ручку в «нужной» руке.

Я росла счастливой левшой в мире для правшей. Учителя уже не били детей за ручку не в той руке, но и помочь выводить буквы, не могли. Они просто не знали как.


Так случилась моя первая детская травма: в первом классе детям, которые хорошо выводили прописи, давали картонного котика, а тем, кто плохо — картонную свинью. Я была счастливым обладателем всего поросячьего выводка. Было очень обидно, ведь я старалась.


Вторым ярким воспоминанием о леворукости были уроки труда — чертовы ножницы для кройки резали только в правой руке, приходилось неумело кромсать ткань, за что я получала едкие замечания от преподавательницы и единственную четверку по трудам из всего класса. Забавно, что теперь из всего класса одна я могу придумать и сшить себе платье, но четверка в аттестате как бы должна говорить об обратном.

Ну и бесили синие пальцы после долгого писания конспектов, растертые чернила в тетради и тень от пишущей руки (ведь окна в классе всегда слева, чтобы тени не было).

В целом меня это особо не напрягало, но писать ручкой не люблю до сих пор. Хвала компьютерной эре, мне это особо сейчас и не нужно.

Последнее яркое воспоминание о леворукости связано с моим переездом в Питер, где я устроилась помощницей руководителя в охранной фирме. Однажды руководитель, весьма своеобразный тип, увидел, что я что-то пишу левой рукой. Он подошел ко мне и серьезно сказал: «Еще раз увижу — руку сломаю». Как понимаете, долго я в той компании не задержалась.

Анна Косниковская, шеф-редакторка:

Мне шесть, и папа позвал меня к себе в комнату, чтобы провести несколько экспериментов. Он протягивает мне расческу и внимательно смотрит, какой рукой я ее возьму. Дает в руки карандаш — и просит написать пару слов на листе бумаги. Теперь надо что-то отрезать ножницами. Я послушно делаю все упражнения, пытаясь рассмотреть, что там за книжка в руках у папы. «Ваш ребенок гений. Пособие для родителей левшей», — удается мне в конце концов разглядеть обложку.

Тому факту, что я левша, какого-то пристального внимания никто в семье не уделял. Да и в школу я пошла в то время, когда детские психологи уже настойчиво рекомендовали никого не переучивать: пишет — и слава Богу!

Тем не менее, левшество свое я считала если не признаком гениальности, то как минимум какой-то прикольной особенностью, которой можно козырнуть перед новыми друзьями при знакомстве: «Привет, меня зовут Аня, мне девять лет, и я левша». Звучит весьма солидно, не правда ли?

А еще этот факт полностью закрывал мою потребность в какой-нибудь необычной детали, которая бы отличала меня от всех остальных и вместе с тем — делала бы похожей на других. У старшего брата была аллергия на рыбу, у одноклассницы — дальнозоркость, а у лучшего друга — съемная пластинка, которую он каждый раз за обедом снимал и торжественно клал на салфетку рядом с тарелкой.


Звучит ужасно глупо, но в том возрасте мне тоже хотелось иметь какую-то такую «фишку», к которой бы взрослые относились с особым вниманием, стараясь создать для меня и моей особенности подходящие условия. Так я стала левшой. Шутка.


Как бы там ни было, левшество действительно обеспечило мне несколько классных бонусов: никто сильно не придирался к почерку, сажали меня только с определенной стороны парты, а еще все эти шуточки про одаренных детей и особую работу правого полушария — приятно. Впрочем, к концу школы я почти забыла о том, что пишу левой рукой: во-первых, все остальные действия я совершаю исключительно правой, а, во-вторых, со временем нашлись и более весомые поводы для гордости.

Забавный факт: мой старший сын Федя — тоже левша. Каких-то особых проблем, с этим связанных, я пока не обнаружила (или, возможно, не соотнесла их с левшеством). Разве что учительница в первом классе на мою просьбу пересадить его так, чтобы руке было удобно, строго ответила: «В жизни еще будет много трудностей. Пусть привыкает». Ну, знаете, несмотря на то, что теперь я точно знаю, что писать левой рукой — не то же самое, что мучиться от аллергии или страдать дальнозоркостью, я искренне считаю, что к трудностям привыкать точно не стоит. Но это уже, кажется, другая история.

Лена Аверьянова, главная редакторка:

Мой папа — переученный левша, поэтому когда выяснилось, что мой мозг выбрал ведущей рукой левую, он стал моим адвокатом и защищал мое право оставаться той, кто я есть. Когда он услышал, что нас в детском саду начали учить правильно держать приборы со словами: «Взяли ложку в правую руку», он пришел к директрисе и попросил ее проследить за тем, чтобы воспитатели так не говорили. И, представьте себе, они начали говорить: «Дети, берите карандаши/вилки/кисточки в ту руку, в которой вам удобно их держать». И это в конце 80-х!

В детстве я была прямо убежденной левшой — когда мне что-то давали в правую руку, я всегда протягивала правую, когда вкладывали в правую, я перекладывала в левую, правой рукой я не могла делать вообще ничего. Буквы я осваивала тоже в альтернативном начертании — писала я их справа налево, часто в зеркальном отображении. Родители и бабушка с дедушкой переживали за мое будущее и за то, что я не смогу нормально писать. Ха, и гляньте, где я теперь!

Когда я пошла в школу, как и все леворукие дети, я столкнулась с классическими проблемами тени над тетрадью (иногда, чтобы поймать свет, тетрадь приходилось поворачивать чуть ли не на 90 градусов), испачканных чернилами пальцев, смазанных записей на бумаге.


Конечно, в общем и целом жить это не мешало, но постоянно напоминало о том, что весь мир заточен под праворукое большинство, а оно этого даже не замечает.


В спортшколе, где я занималась гимнастикой, я как-то попросила на тренировке делать разбег не с того угла зала, с которого его делали все, а с другого, потому что мне оттуда было легче сделать упор на левую руку при выполнении упражнения. Тренерша спросила, с чего бы вдруг такая честь, я ответила, что я левша и было бы здорово, если бы часть тренировки я могла выполнять «под левую руку», на что получила саркастичное: «Ну и что? А мы тут все правши» — все посмеялись и на этом инцидент был исчерпан. Тренироваться так, как мне удобно, конечно, не разрешили.

Нельзя сказать, что подобные проявления дискриминации преследовали меня везде и всюду — мне не было сложно расти левшой, — но запомнились эти вещи навсегда. Как, впрочем, и то, что многие считали мою склонность к гуманитарным дисциплинам проявлением какой-то особой, характерной именно для левшей, тяги к творчеству во всех его проявлениях. Не уверена, что это в реальности как-то связано с тем, что я левша, но я правда была очень креативным ребенком. Полагаю, для меня это было этакой формой детского эскапизма.

Во взрослой жизни левшество особой роли не играет — разве что ребенка я всегда вожу слева от себя, но вроде так делают многие и даже не левши. Но я по-прежнему иногда получаю вопросы типа: «Ого, тебе так удобно писать?» или реплики в духе: «Не понимаю, как можно резать огурец В ОБРАТНУЮ СТОРОНУ!». Я, кстати, иногда и сама не понимаю: когда я смотрю, как что-то делают другие левши, мне тоже немного странно — а все потому, что мир и правда праворукий, и даже в сознании левши «правильным» порой кажется то, как делают правши.

Интересное по теме

6 прописей для левшей

Анна Кухарева, колумнистка:

Я сама правша, но с детства окружена левшами: у меня брат-левша, кузина-левша, соседка по парте-левша, а мой бывший — вообще амбидекстр. Мне казалось, что я хорошо представляю себе жизнь левшей и трудности, с которыми они сталкиваются. А потом у меня появилась дочь. То, что Аллочка — левша, стало понятно еще в достаточно глубоком детстве. Она с удовольствием брала ложку в любую руку, но как только доходило до каляк-маляк — сразу становилась видна приоритетная ручка.

И первая проблема сразу стала заметна: хотя быть левшой уже не зазорно, отголоски старых взглядов на «детскую болезнь левизны» еще слышны. Например, когда я говорила, что у меня дочь по ходу не правша, родные мне предлагали не делать поспешных выводов, а еще советовали чаще вкладывать ей карандаши и ложку в правую руку. К счастью, когда окончательно стало понятно, что Алла леворукая, заниматься переучиванием никто не стал (потому что все у нас в семье люди современные).

Известно, что левшам неудобно делать кучу обыденных для правшей вещей. Например, я знала, что им неудобно писать слева направо. Вырезать обычными ножницами. Играть на стандартных музыкальных инструментах. Но мало кто понимает, насколько левшам некомфортно в мире праворуких.

Расскажу один случай. Мне хотелось облегчить дочери жизнь, так что я постаралась и купила ей ножницы для левшей (их было сложновато достать). Вообще-то, она и обычными ножницами вырезает вполне лихо, но с этими все получается в сотню раз лучше. Однажды мне нужно было что-то отстричь, а под рукой оказались только они. Я взяла их в правую руку, потянулась резать… И оказалось, что работать инструментом, который заточен не под тебя, а под левшу — это очень муторно.


Мне вдруг чисто физически стало понятно, почему многие мои знакомые не преуспевали на занятиях по аппликации в детском саду и школе. Ты не можешь сладить с обычной вещью, а окружающие искренне не понимают, в чем проблема. Учителя еще часто говорят: «Старайся лучше!» Фу. Бе.


Прозрение настигло меня вовремя: ребенок как раз учился писать. Я старалась мягко объяснять ей, что пишут в том же направлении, что и читают (правшам это легко понять, а для Аллы это неестественно!). Сейчас моя дочь пишет слева направо, но большинство букв и цифр в ее исполнении инвертированы. То есть она изображает 5, И, Я, Р, Ь в их зеркальном отражении. Я не напрягаюсь. У нас еще есть время. Куча времени. Уверена, что постепенно мы устраним ошибки в начертании букв (правши тоже косячат с перекладиной у И!).

Я не акцентирую внимание на промахах, поскольку мне очень важен тот факт, что Алле нравится процесс письма: у нас дома миллионы открыточек, записочек, писем и есть даже одна колонка о кошках («Кошки — друзья челавека. Есть толстые, а есть худые. Но все они харошии»). Меньше всего мне хочется вселить в эту талантливую колумнистку неуверенность в себе. Если ей нравится писать — пусть делает это с радостью, а не с мыслями, что она где-то ошибается.

Кстати, из-за своей леворукости Алла великолепно разбирается в понятиях «лево» и «право», «справа налево» и «слева направо». В ее возрасте я такой прокачанной не была.


В настоящее время медицинское сообщество считает левшество совершенно нормальным аспектом развития ребенка. Ведущая рука определяется еще в утробе, однако в младенчестве ребенка родители не всегда могут точно определить, левша он или правша.

Первые проявления доминантной руки можно заменить примерно в полтора года. Окончательно ребенок «определяется» с ведущей рукой к трем годам.

Считается, что вероятность рождения левши в случае, если оба родителя пользуются левой рукой как ведущей, составляет примерно 50 процентов. А у правшей левша рождается только в двух процентах случаев.