Сегодня я смогла постоять за себя. Смогла побороть стеснение и неловкость, боязнь доставить неудобство и нарушить приличия.
Я подошла и прямо сказала, что мне неприятно, и попросила больше так не делать. И я так горжусь собой! Чувствую себя супервумен!
…У нас в подъезде есть гиперактивная консьержка. Это любопытная дама раннего бабушкинского возраста, всегда готовая почесать языком вне зависимости от желания случайного собеседника. Из тех людей, которые спрашивают имя, ты говоришь: «Анастасия», а она в ответ: «Настя, знаешь…» И все бы ничего, если б дело ограничивалось разговорами. Когда на горизонте появляются симпатичные детишки, в ход идут еще и руки.
В первый раз она увидела меня с сыном в коляске около месяца назад и предложила придержать дверь на улицу. Придержала, но не ушла, а стала энергично говорить о внуках и семейных проблемах. Я просто не могла ее остановить. Пришлось 15 минут поддакивать, дожидаясь случайной паузы, чтобы ретироваться по неотложным обстоятельствам. После этой душевной беседы консьержка стала считать нас приятельницами.
И вот пару недель назад мы с Леоном гуляли на улице. На морозе детская мордочка подрумянилась, что совершенно не мешало ребенку носиться как угорелому. Я бегаю не так энергично, и когда моя задница подрумянилась тоже — заторопилась домой.
Сынок уже бодро ходит, и недалеко от дома я спустила его с коляски, чтобы дальше шел сам. Мы зашли в подъезд, и пока ждали лифт, перед нами материализовалась консьержка.
Увидев раскрасневшееся личико сына, она разохалась: не замерз ли? Щечки и носик красные, а на улице такой мороз! И вдруг она протянула руку, потрогала ладонью лицо моего ребенка и резюмировала: «Ты ж его заморозила!»
Но в то мгновение меня не интересовало, кто там кого заморозил. Я буквально окаменела оттого, что чужая тетка трогает лицо моего сына. Голыми руками в период пандемии.
Все произошло так быстро, что я растерялась. Смущенно я промямлила что-то вроде «все в порядке, я слежу», тем временем сынок продолжил мотаться кругом. Консьержка переключила внимание на него, начала сюсюкать и умиляться. Я стояла все ещё в смятении, постепенно ощущая, что произошло что-то неправильное. А потом также внезапно консьержка подхватила Леона на руки, желая продолжить знакомство поближе. Ребенок испугался чужой тети, захныкал и протянул ручки ко мне. Во мне заклокотали инстинкты, я быстро забрала сына и заскочила в вовремя прибывший лифт.
Дома я осознала, что только что позволила незнакомому человеку критиковать меня, лезть к моему ребенку — и не прекратила это вовремя, не дала отпор.
Неизвестно, где были руки, трогавшие лицо Леона. Меня захлестнуло чувство вины, я почувствовала себя плохой матерью. Злость на консьержку немного облегчала переживания, хотелось обвинить только ее, но не получалось.
Я поняла, что в стрессовых ситуациях, когда другие грубо нарушают мои границы, я часто теряюсь. Сначала у меня отнимается дар речи, я будто замираю. А потом становится неловко сказать, что мне так не нравится. И до появления сына, когда это касалось только меня, я не замечала, как вредит такая «стеснительность». Но теперь я — мать, и должна беречь и защищать своего ребенка.
Я решила, что как только увижу консьержку в следующий раз, то обязательно поговорю с ней и объясню, какие действия с ее стороны нежелательны.
Но в следующий раз я торопилась, а она выглядела недовольной. «Как-нибудь потом», — подумала я и прошла мимо. А потом прошло уже много времени, и мой наезд выглядел бы странно. Но остался неприятный осадочек. Я старалась избегать эту даму, ощущая неловкость при каждой встрече.
И вот, сегодня мы снова столкнулись.
Как и в прошлый раз, мы с сыном возвращались с прогулки. Консьержка доброжелательно перекинулась со мной парой слов, а потом обратилась к Леону. Он бегал рядышком, и она решила поиграть в догонялки. Воскликнула: «Сейчас я тебя ка-ак поймаю!» и подалась телом в его сторону. Ребенок снова испугался, упал на четвереньки — и вдруг пополз в закрывающийся лифт. Тут я сама испугалась, влезла меж дверок, удерживая их широко расставленными ногами, схватила Леона и отступила назад.
Консьержка занервничала и начала причитать, а я снова потерялась от волнения и спаслась бегством. Мне было стыдно за себя, но сделать ничего лучше в тот момент я не могла.
Вечером я уложила сына спать, а сама пошла за продуктами. В голове крутилось — ну вот, опять произошла неприятная ситуация. Я должна была сразу сказать, что не стоит лезть к ребенку.
На обратном пути я уже собралась было зайти в каморку консьержки, но в последний момент меня что-то остановило. Волнение? Боязнь показаться невежливой? Страх перечить чужому «взрослому» человеку, который минимум вдвое старше?
Я сдалась и прошла мимо. Поднялась на свой этаж… и около квартиры вдруг решила, что хватит. Зашла домой, поставила пакет с покупками в коридоре и сразу вышла назад. Направляясь отстаивать интересы своего сына.
Я подумала, что должна направить стеснение в смелость, и что дискомфорт вдвойне окупится гордостью, когда я это сделаю. Я решительно вошла к консьержке и деликатно, но четко сказала, что прошу ее больше не контактировать с моим сыном. Он вас не знает, он вас боится, и это нормально. Не нужно хватать, касаться и делать замечания. Мне, кстати, тоже. Его комфорт и безопасность — моя ответственность, а не ваша.
Консьержка, неожиданно, отнеслась адекватно. Она ответила, что как мать, конечно, понимает. Я подчеркнула, что не хочу обидеть, но беспокоиться и терпеть дискомфорт тоже не хочу. Мы закончили на благожелательной ноте, и с чувством выполненного долга я вернулась домой.
На лице расцвела улыбка, я была крайне довольна собой. Это совсем маленький шажок, но в правильную сторону. Удивительно, каких усилий он стоил! Я очень хочу двигаться дальше и надеюсь, у меня получится.
Говорить: «Нет», «Мне неудобно», «Мне это неприятно», «Со мной так нельзя». «Сделайте потише» — таксисту, в конце концов.
Это важно не только для меня, но и для моего сына. Я хочу вырастить его человеком, готовым отказывать, если не согласен, и отстаивать права, если их нарушают.