Многие женщины еще до рождения детей изучают кучу литературы, исследований, теорий о том, как «правильно» воспитывать ребенка. Одна из таких — знаменитая теория привязанности.
Многие родители, однако, утверждают, что слепое следование этой теории способно скорее вызвать стресс и приступы вины, чем благостное спокойствие. Колумнистка Romper Джеки Эрнст изучила исследования о теории привязанности между родителями и детьми и поговорила с психологами, которые рассказали, почему эта теория необъективна и почему ребенок получит больше заботы от спокойной, но реализованной мамы, чем от тревожной, но 24 часа находящейся рядом.
Когда родилась моя первая дочь, мы вместе с ней узнали, что такое сепарационная тревога. Если я оставляла ее с кем-нибудь, пусть даже с родственником, все это время она безутешно рыдала. «Это нездорово», — предупредила меня подруга. И у меня скрутило живот, когда она озвучила один из самых больших моих страхов вслух: дети, которые плачут из-за отсутствия рядом мамы, сталкиваются с проблемами в выстраивании здоровых отношений в будущем.
Я наблюдала, как другие мамы передают улыбающихся детей ситтерам, родственникам и друзьям, и чувствовала себя чудовищно из-за вины. Я что-то делала не так. Я перенесла свою тревожность на дочь. Тогда я села за компьютер и стала читать о теории привязанности. Доказательства были железные: я воспитываю ребенка с нестабильной психикой.
Примерно через год с небольшим моя дочь осознала, что время с бабушкой — это период безграничного количества печенья и часов, проведенных перед телевизором. Казалось, что тревоги о разлуке закончились. Но когда в два года она пошла в детский сад, для меня это оказалось непросто. Иногда дочь цеплялась за меня и плакала, но чаще по утрам она хватала за руку свою лучшую подругу и бежала в бой. Затем наступил этап отказа уходить из детского сада. Когда я приходила, моя дочь делала вид, что я призрак. Она отворачивалась, падала на пол, а я выводила ее за дверь орущую: «Я не хочу домой!».
Единственное, чем я объясняла такое поведение, — это теория «родительской привязанности», которая распространилась от центра Бруклина до пригородов Канзас-Сити. Превратился ли мой «тревожно-переменчивый» ребенок в «избегающего» малыша, или мы просто попали в позорную категорию «неорганизованных»? Что еще важнее, ей суждено было провести в таком состоянии всю взрослую жизнь, переходя из одного деструктивного состояния в другое? Или теория привязанности — это бред?
Впервые о теории привязанности заговорил британский психоаналитик Джон Боулби после Второй мировой войны, вдохновившись паттернами привязанности утят. Он работал с французским психологом Рене Шпитцем над небольшими исследовательскими проектами с участием детей в детских домах и больницах. Это было в 1950-х годах, когда большинство мам сидели дома со своими малышами, поэтому к этой работе не было особого интереса.
Интерес к исследованию резко возрос с увеличением женских освободительных движений, когда появились опасения за распад патриархального общества. Беспокойство за то, что женщины стали претендовать на рабочие места и вытеснять влиятельных мужчин, маскировалось переживаниями за семейные ценности и благополучие детей. Что же случилось с детьми, которые оказались лишены материнского внимания, потому что их мамы решили вернуться к работе?
Чтобы ответить на вопросы, Боулби обратился к опыту восточноевропейских детей-сирот. Эти дети провели первые годы своей жизни в плохо оборудованных учреждениях, в которых не хватало персонала. Их забрали на воспитание состоятельные люди с Запада, которые попытались восполнить эмоциональный дефицит и исправить их задержки в развитии. Конечно, сравнивать лишенных заботы и часто запущенных детей-сирот с американскими детьми из семей в детских садах ужасно, но другого этического способа изучить последствия разрыва связи между матерью и ребенком не было. Поэтому Боулби опирался именно на эти исследования, из чего сделал вывод, что мамы нужны дома. «Все эти работающие женщины — это очень спорно. Я имею в виду, что женщины выходят на работу, выполняют сложные задачи, которые не имеют особой социальной ценности, а о детях заботятся безразличные сотрудники ясель», — так выразился Боулби в 1989 году в разговоре с психологом Робертом Кареном. Эту цитату в 1998 году привела Маргарет Тэлбот из New York Times.
Многодетная мама из Бруклина Сара Нолан так комментирует теорию привязанности: «Теория привязанности — это еще один способ напугать мам перед принятием решения. Я видела детей, воспитанных разными способами, и они вырастали хорошими, любящими людьми со здоровыми отношениями. В культурном смысле мы постоянно заставляем матерей думать, что они недостаточно выкладываются, что они могли бы больше, что они могут навредить своим детям. На самом деле нет».
Что мы в действительности имеем в виду, когда говорим о привязанности? Одевать ребенка? Или кормить? Или кормление во время переодевания? Однажды я услышала, как одна мама «клялась», что формирование привязанности снижает риск СВДС (синдром внезапной детской смерти — прим. НЭН). Хотя риск может быть связан с совместным сном матери и младенца, например. А как насчет работающих мам? Могут ли они практиковать родительскую привязанность? И если нет, то каким типом родителей они становятся? Непривязанным?
«Может ли теория привязанности объяснить все наши отношения? В основе системы привязанности заложены примитивные реакции, которые поддерживают жизнь вида», — писала Бетани Солтман в статье журнала New York Magazine 2016 года. Но разве мы все не делаем так, чтобы поддерживать жизнь наших детей, даже те, кто работает вне дома и кормит смесью?
В 1978 году Мэри Эйнсворт провела эксперименты под названием «Незнакомая ситуация», которые являются, пожалуй, наиболее известными исследованиями, поддерживающими теорию привязанности. Она изучила реакции годовалых детей на временное отсутствие и возвращение их мам обратно — например, плачут они или не обращают внимания, когда мама выходит из комнаты. Эти реакции и дали исследовательнице представления об уровне привязанности малышей к мамам. Просто потому что большинство годовалых (двух-, трехлетних детей) выдали рациональную реакцию на жизненные события. Так ведь? Ты думаешь, что мне нравится горох? Он нравился мне десять минут назад, а теперь он вызывает во мне приступы ярости. Эйнсворт не учитывала детали, которые часто определяют поведение малыша. Хорошо ли он спал прошлой ночью? Может быть, он голоден? Или на нем носки не того цвета? А как насчет его личного темперамента?
Итак, суть в том, что большинство исследований на тему «теории привязанности», а позднее «родительской привязанности Уильяма Сирса» (никогда не отпускай ребенка с рук, никогда не позволяй ему плакать, никогда!), оказались недоработанными.
Необъективные исследования — не редкость в прибыльной сфере родительства. Экономист Эмили Остер решает эту проблему в своей новой книге «Шпаргалка: Доказанный гид для более расслабленного родительства от рождения до старшей группы детсада». Остер использует достоверные данные, чтобы оценить противоречивые теории и советы, которые выходят в тренды в социальных сетях. Ее исследование показывает, что есть целый ряд форм здорового поведения родителей. Основная мысль в том, что вашему ребенку будет хорошо тогда, когда вся семья будет чувствовать себя хорошо.
На вопрос о теории привязанности Остер ответила: «Я считаю совершенно неправильно проводить параллель между в целом счастливыми и любимыми детьми и оставленными на многие годы в жестоких условиях приютов детей-сирот без какого-либо человеческого контакта». Вы могли бы задуматься об этом и самостоятельно.
«Имеющиеся данные свидетельствуют о том, что для родителей есть много хороших способов вырастить здорового, счастливого, привязанного ребенка. Иногда может показаться, что воспитание детей — это соревнование, в котором чем больше вы страдаете, тем больше выигрываете. Но реальные данные не поддерживают такой подход. Страдание не делает тебя лучшим родителем, а вот доверие самому себе — может», — сказала Остер.
Страдание, да, именно страдание, одна из определяющих эмоций материнства. Это приводит меня к следующему важному замечанию: даже если сама теория привязанности несостоятельна, мы, мамы, беспокоимся о привязанности и делаем все возможное, чтобы поддерживать здоровую связь с нашими детьми.
Мама двоих детей Мелинда Алисон так сильно переживала об этом, что потратила восемь месяцев на прохождение «терапии привязанности» со своим сыном. Алисон рассказала, что вернулась на работу спустя шесть недель после рождения малыша и это было «самым большим сожалением за всю ее жизнь». При этом она признала, что терапия привязанности не принесла ей никакой пользы. Сама по себе практика состояла из разговоров во время игр с сыном в реалистичные фигурки и предметы домашнего обихода вроде кухонных приборов и садовых игрушек. То есть с игрушками, которые продвигают довольно традиционные, и смею сказать, устаревшие взгляды на место женщины в мире. Алисон рассказала, что было здорово проводить время со своим сыном, но признала: «Не думаю, что я была включена в процесс на сто процентов, потому что я переживала за свою карьерную несостоятельность и испытывала давление от стремления быть „нормальной мамой“».
Как и многие мамы, Алисон начала читать о развитии ребенка и изучала «лучшие» методы воспитания еще до того, как забеременела. Она потратила месяцы, готовясь к рождению своего первого ребенка, превращая дом в гостеприимное и заботливое пространство. Тем не менее продолжала испытывать давление — она должна сделать еще больше, еще лучше.
Бруклинская мама Амбика Самартья-Ховард также боролась с сильными эмоциями по поводу привязанности. Ее собственная нездоровая привязанность к родителям повлияла на все аспекты жизни. «У меня в приоритете установление более безопасной близости с сыном. Я в курсе всех повседневных дел, особенно что касается ухода из дома и возвращения. Поэтому и мой ребенок всегда знает, где я. Я вспоминаю свое чувство незащищенности в детстве и не хочу, чтобы мой ребенок когда-нибудь почувствовал то же самое».
Несмотря на то, что теория привязанности не смогла стать опорой для современных мам, беспокойство за установление связи со своим ребенком остается. Психолог и профессор Нью-Йоркского университета Картик Ганния предложил несколько вариантов, как подходить к проблеме привязанности более здоровым способом. Ганния признает ограниченность ранних исследований, в частности, исследования привязанности отца к ребенку, а также недооцененность влияния темперамента ребенка на его поведение. Он утверждает, что «хотя безопасная привязанность важна, но создание такой безопасной привязанности может быть непродуктивным, если это вызывает тревогу у родителя». При этом психолог заметил, что исследования привязанности показали важность близости родителя и ребенка в ранний период — это поможет ребенку сформировать «здоровые взгляды на себя, окружающих и мир».
«Я считаю, что проблема может быть в переоценке того, что необходимо для развития безопасной близости. В психологии существует понятие, называемое „достаточно хорошим“ воспитанием детей. По сути, родитель включен в коммуникацию с ребенком, настроен, проявляет эмоции, удовлетворяет его основные потребности, но без перфекционизма. Я думаю, что идея создания безопасной привязанности может оказать большое давление на родителей, поэтому важно также помнить о том, как будут чувствовать себя дети».
Эти мудрые слова — золото для такой матери, как я, которая часто беспокоится о том, что мои решения разрушают жизнь моего ребенка. И если это так, то в реабилитации даже самых сложных детей, таких как постсоветские сироты и Бет — девочка из документального фильма «Ребенок из ярости» 1990 года, которая говорила, что хочет убить своего брата, способна помочь терапия.
Но терапия нам может и не потребоваться, поскольку данные, собранные в 2017 году журналом The Economist, показывают, что сегодняшние родители среднего класса проводят со своими детьми вдвое больше времени, чем родители 50 лет назад. А как же привязанность? Семьи становятся меньше, что позволяет родителям не только проводить много времени с детьми, но и уделять внимание таким вещам, как покупка игрушек, развивающих моторные навыки и словарный запас, а также приготовление блюд, которые открывают детям вкусовое разнообразие. Все эти вещи показались бы абсурдными нашим родителям, бабушкам и дедушкам, если бы они вообще о них задумались. Согласно исследованию Pew Research Center, миллениалы считают себя преуспевающими в родительстве.
Если вы все еще волнуетесь, необходимо помнить о некоторых основных принципах, которые гарантируют, что мы создадим здоровые связи с нашими детьми. Совет Ганнии такой: стабильно и качественно удовлетворять базовые потребности наших детей (в еде и сне, например). «Это требует присутствия, в прямом и переносном смысле (например, не отвлекаться на телефон постоянно)», — напоминает нам Ганния. Он также указывает на важность быть добрыми, сострадательными родителями, обращать внимание на эмоции наших детей и заверять их, что «все в порядке, любые эмоции понятны и важны».
Также очень важно, говорит он, дать детям пространство для исследования, возможность совершать ошибки и учиться самостоятельно. «Ребенок отходит от родителя, чтобы исследовать, но время от времени оглядывается назад, чтобы убедиться, что он там, если нужно».
Звучит очень инстинктивно, не правда ли? И это такое облегчение! Нам не нужно зацикливаться на том, как часто плачут наши капризные малыши, нам просто нужно любить их и быть рядом. И, конечно же, нам не нужно винить себя за выход на работу, независимо от причины. Привязанность не должна быть однонаправленной. Это значит, что для наших детей важно сформировать привязанность к нескольким людям, а не только к маме. И если вы не верите мне, поверьте Эмили Остер. Она посвятила две главы своей книги, анализируя последствия выхода мам на работу и пребывания дома, а также выбора няни вместо дневного ухода. В конце концов Остер обнаружила, что спустя несколько недель различия незначительны.
Теория привязанности или любая другая теория, которая определяет ваш стиль воспитания, скорее приведет вас к неуверенности в себе, нежели к просветлению. Любая теория — это только основа, необязательно учитывать все нюансы, тем более если это не делает ваши отношения с ребенком подлинными. И я готова поспорить, что если вы из тех родителей, которые переживают о таких вещах, как совместный сон и кормление по требованию — из тех, у кого есть время беспокоиться об этих вещах — вероятно, вам вообще не нужно беспокоиться о привязанности. Страх существует — необъяснимая угроза СВДС нависает над всеми нашими домами, независимо от того, что мы делаем. Но нет никакой угрозы ненадежной привязанности. Данные показывают: младенцы в надежных руках, наше поколение делает все возможное.