У моей жены была легкая беременность — ну, насколько беременность вообще может быть легкой. Не было медицинских осложнений, даже токсикоза не было. В этом не было заслуги отечественной системы здравоохранения. Зато эта система старательно, как будто нарочно на каждом шагу создавала нам осложнения бюрократические.
Про всякую дурь типа «прикрепления к женской консультации» (крепостное право отменили в 1861 году, ага) я уж не буду распространяться. Про то, как там потом обращаются с прикрепленными, тоже не буду — про это уже и без меня много написали. Про то, как врачи ни разу за прием не поднимают на тебя глаза, потому что им нужно за пятнадцать минут заполнить миллион каких-то бумажек, тоже не буду… Хотя нет, немножко буду: тем людям, которые это придумали, которые считают врачей писарчуками и которые их штрафуют за неправильное заполнение этих бумажек, — этим людям я искренне, от всей души желаю такого, что и самому подумать страшно.
Главная история такая. На восьмом месяце беременности у жены обнаружили кардиологический пустяк — незакрытое овальное окно в сердце. Отверстие в межпредсердной перегородке настолько маленькое, что его просто невозможно было заметить, пока из-за беременности не увеличился кровоток. Чтобы это стало медицинской проблемой, надо было, чтобы отверстие было раз в десять больше. Вот разве что в космос не возьмут и от дайвинга лучше воздержаться, а в остальном — и говорить не о чем.
Все это нам объяснял один из лучших в стране кардиологов, ссылаясь на научные исследования и на рекомендации ведущих мировых медицинских ассоциаций. А потом с грустью добавил, что у нас любое незакрытое овальное окно считается пороком сердца, поэтому нужна справка.
Мы проверили: да, действительно, ни один роддом не заключит контракт на роды с таким диагнозом, если нет справки. Я зло спрашивал, что будет, если жена приедет на скорой уже в родах. Сказали, не примут. Дивные люди.
Эту справку во всей Москве можно получить в единственном месте — и оно, естественно, находится в противоположном от нас конце города. Причем буквально в конце — на дальней окраине, в пяти автобусных остановках от метро, да потом еще минут пятнадцать пешком. И всё это в январе, и жена на восьмом месяце. И тротуары там, естественно, не чистят… впрочем, это отдельный разговор.
Чтобы записаться на прием, я дозванивался неделю. Нет, серьезно, неделю — по двадцать звонков каждый день. Когда наконец дозвонился, выяснилось, что записать они нас не могут, потому что у нас нет направления из районной поликлиники. Позвонил в отделение платных услуг (что характерно, дозвонился с первого раза), записался.
…Спустя полтора часа в очереди я отправился в регистратуру, чтобы по возможности сдержанно поинтересоваться, какого, мягко говоря, черта мы тут сидим и ждет непонятно чего — объяснять что-либо тоже ведь не принято. Выяснилось, что «платных» и «бесплатных» принимает один врач по гениальной схеме «через одного», поэтому на то время, на которое вы якобы записаны, просто сразу плюньте — будете сидеть, хоть с направлением из районной поликлиники, хоть за свои же деньги.
В конце концов жене удалось пройти обследование. Два врача смотрели на нас светлыми глазами и говорили: да, это ерунда, никаких осложнений не вызовет, но у нас регламент, поэтому рожать мы вам разрешим только в нашем учреждении, да еще и госпитализируем вас за неделю до ПДР.
Ругались мы с ними полдня. До завотделением дошли. Я бесился: да проще дома с повитухой родить! Они в конце концов сдались и дали нам эту чертову справку.
Надо ли говорить, что про этот самый «порок сердца» не вспомнил больше никто и никогда.
Это, повторюсь, всего одна из множества историй про то, как система здравоохранения создала мне и моей жене бюрократические сложности на ровном месте. Просто пример.
Сейчас последуют мои личные выводы из этой и других подобных историй — как из опыта моей семьи, так и из тех, которых я начитался в интернете. Читатель волен думать, что я корчусь в бессильной злобе, что «а как ты хотел», что «жизнь — она такая», что «добро пожаловать в реальный мир» и что «Христос терпел и нам велел». Мне нечего сказать тем, кто так думает, кроме того, что я думаю иначе.
Успокоившись, я думал: а справедливо ли я орал на этих врачей? Они ж подневольные люди: у них же регламент и ответственность вплоть до уголовной. Никто ведь не идет во врачи, чтобы заполнять бумажки.
Я понял две вещи. Во-первых, я никоим образом не обязан «входить в положение», «понимать и прощать» этих хамов и крючкотворов, прикрывающихся белыми халатами. Они-то уж точно мне такой любезности не окажут.
А во-вторых, женские консультации и роддома — это цеха грандиозного завода по производству и техобслуживанию населения. Завод этот — отечественная система здравоохранения. У завода есть технологический процесс — последовательность операций, в результате которого из сырья получается продукт. Неукоснительность следования процессу — гарантия приемлемого среднего качества продукции. Ни у сырья, ни у продукта не предполагается собственной воли и собственных переживаний. Даже если мастер допустил оплошность в какой-то одной операции, конвейер не должен задерживаться. Среди мастеров попадаются как хорошие милые люди, так и так и сумрачные упыри — для производственного процесса это существенного значения не имеет.
Гуманизма в нашей системе здравоохранения не осталось ни на грош, если он вообще когда-нибудь там был. Это не чья-то личная вина — ни конкретного врача, ни министра, ни президента. Любому из них мы можем быть благодарны, если он компетентен и любезен, можем злиться, если он хам и неумеха — завод от этого не перестает быть заводом.
Завод этот вопиюще неэффективен. По-вашему, гонять женщину на восьмом месяце беременности по зиме через всю Москву за никому не нужной справкой — это эффективное производство нового человека? Таких «мелких производственных издержек» несметное количество, но кто же будет обращать на них внимание, пока конвейер движется и трубы дымят.
Слышало, слышало вещее мое: «Не нравится — идите в платную». Во-первых, я ходил — и убедился, что не в платности дело. Хотя почти все хорошие врачи и весь гуманизм, какой мне встречался в отечественной медицине, были в частных клиниках. Совпадение? Не думаю. А во-вторых, называть наши районные больницы, женские консультации и так далее бесплатными — это неимоверное, чудовищное лицемерие. Все они существуют на наши налоги. В бюджете на 2017 год расходы на здравоохранение сократили на треть; компенсировали это сокращение за счет Фонда обязательного медицинского страхования, в который ваш работодатель даже без вашего ведома платит 5,1 процента вашей зарплаты. Когда вам хамит очередная хабалка в белом халате — бывает полезно вспомнить, что она это делает за ваши же деньги. То есть за 5,1 процента вашей зарплаты плюс мелочь из вашего тринадцатипроцентного НДФЛ, которая достается здравоохранению через бюджет. Еще у хабалки есть врачебный этический кодекс и клятва Гиппократа, но это уже так, до кучи.
Внятной «позитивной программы» у меня нет. Но я уверен, что система здравоохранения не должна быть заводом. Как этого добиться — я не знаю: я не врач, не администратор, не экономист, не социолог и не политолог. Возможно, эту систему еще можно починить какими-то реформами. Возможно, поможет, если бюджет на здравоохранение будет составлять не 3,6 процента ВВП, а хотя бы — ну, для начала — 5 процентов. Возможно, система безнадежна и следует просто дать ей умереть, а самим пока заняться созданием какой-то более гуманной и эффективной параллельной системы (сокращение обязательного страхования и расширение добровольного? государственные субсидии и налоговые льготы для частной медицины?).
Мы с женой — идеальные граждане: мы исправно платим все налоги и все взносы в ФОМС, но при этом если и посещаем бюджетные медицинские учреждения — то только через отдел платных услуг. То есть платим за них дважды. И в обмен не получаем ничего, кроме хамства и бюрократического маразма.
Вот. Можно считать это моим неконструктивным воплем «долой!»