«Я готовила ужин без соли, потому что в еду попадали слезы». История беременности, которую не хотел муж

Мы познакомились с мужем еще в школе, и вот сейчас нам по 37 лет. У нас двое детей — мальчик и девочка — и, казалось бы, прекрасная жизнь. Арсения я родила в 25 лет, скоро ему будет 12. Но в год, когда я забеременела, определились его будущие отношения с отцом.

Я узнала, что жду ребенка, когда мы с мужем были в крепких отношениях уже лет десять: встречались со школы, но брак не регистрировали. Жили в съемной однушке, метров 25. Оба работали: он — на государственной службе, я занималась недвижимостью. Летали отдыхать, бывало, и по несколько раз в год, ездили на машинах, копили на квартиру, чтобы купить ее без ипотеки. Планов было миллион — и дом купить, и дерево посадить, и ребенка родить. Но с последним пунктом не спешили. Мы обсуждали это, но редко, потому что все разговоры сводились к одному: нужно время.

Помню, один раз я в слезах приехала к маме, потому что сама хотела ребенка — мне казалось, что его появление было очень логичным и оправданным продолжением нашей жизни. Наверное, я связывала оттягивание этого момента с будущим наших отношений.

Может быть, он думает, будем ли мы вместе или нет? Может быть, у него появился кто-то? Может быть, он больше не хочет детей? Но на все эти вопросы я получала отрицательные ответы, успокаивалась и ждала дальше.

Месячные задержались на несколько дней, а цикл у меня всегда был регулярный, поэтому тест я купила практически сразу. Две полоски вызвали странную гамму эмоций, причем не от стадии отрицания к стадии принятия, а наоборот. Сперва я обрадовалась. Но первый человек, которому я сообщила новость, была почему-то мама, а не муж. Как будто внутренне что-то чувствовала.

Вечером он приехал с работы, я приготовила на ужин лазанью и купила его любимое пиво. Мы сели за стол, и он спросил, почему я не наливаю себе вина. Казалось, что у меня в тот момент сердце выпрыгнет из груди — чувство, как перед серьезным экзаменом, когда у тебя внутри все сворачивается, потеют ладони и забывается речь, которую ты репетировал в течение дня. Тогда я просто робко улыбнулась и протянула ему тест. Хотела поймать все эмоции, которые будут на лице, но он не показал их. Долго рассматривал полоски, долго молчал. Потом улыбнулся и сказал, что не понимает, как это могло случиться. Что ему нужно время, чтобы подумать — будем ли мы оставлять ребенка или нет.

Я попыталась себя успокоить: наверное, такая реакция — это нормально, когда это случается неожиданно. Но шли дни, он молчал. Пару раз я пыталась спрашивать его, но ответ «нужно время» просто сменился на «я думаю». Я много плакала.

Мама пыталась меня успокоить, но все вечера проходили по одному сценарию: я готовила ужин, не добавляя соли, потому что в еду попадали слезы, и ждала, когда он приедет с работы. Мы садились за стол и обменивались буквально парой фраз. Перестали ходить куда-то по выходным, перестали проводить время.

Если бы он решил, что нужен аборт — я бы уже не смогла сделать медикаментозный, потребовалось бы хирургическое вмешательство.

В какой-то вечер я приехала к маме, и мы заговорили об этом. Я лежала у нее на коленях и плакала несколько часов, пока она, как в детстве, гладила меня по волосам и говорила, что мы не будем делать аборт. Она сказала собрать вещи и переехать к ней — родим и справимся сами.

Я слушала это, и мне казалось, что я попала в какой-то страшный сон. Что он точно скоро закончится, я снова сделаю тест, и мы вместе будем радоваться, ходить на УЗИ и выбирать имя. Сейчас я периодически думаю, что должна была сделать именно так. Должна была собрать вещи и уйти, но не смогла.

Он видел, в каком я была состоянии, но не пытался ничего сделать: не говорил со мной, не поддерживал, не принимал никаких решений. Шел пятый месяц, мы сели ужинать и он сказал: «Давай оставим ребенка». В моменты ожидания этого решения кажется, что любая фраза поможет сбросить груз с плеч, но когда это произошло — груз как будто стал только тяжелее.

Я не почувствовала облегчения, не почувствовала радости. Я понимала, что это просто вынужденная мера: под давлением общества, родителей, сроков, моего состояния. Он встал, обнял меня, но это был какой-то формальный жест — будто бы в пятом классе мы только познакомились и пытаемся стать чуть ближе друг к другу. И то — кажется, что в пятом классе это бы сработало лучше.

Я постаралась убедить себя, что он правда созрел, да и его поведение помогало мне настроить себя на такие мысли. Когда мы выбирали имя, долго не могли определиться между Арсением и Егором — немного спорили, читали истории, примеряли. Когда снова стали ездить в гости к друзьям — он радостно рассказывал им, что сын его будет заниматься футболом, а рожать мы поедем в частную клинику. Когда оставались одни — нежно прикладывал голову к животу и ждал, когда ребенок будет шевелится.

Я родила 20 июля, быстро и относительно легко. На выписку приехали родители и муж. Тогда, в потоке эмоций, поздравлений и теплых слов от близких, я не обращала внимание на то, что на его лице не было ни капли радости. Как будто это было какое-то рутинное дело в списке, которое он был обязан выполнить, и уехать дальше на работу.

Первые месяцы я была с ребенком одна — сидела дома, стирала бесконечное количество слюнявчиков, пеленок, бодиков, вытирала брызги от пюре и пела колыбельные. Мне помогала мама, и сейчас я даже не могут представить, как бы справилась без нее. Помню долгие попытки наладить ГВ, бессонные ночи из-за колик, заляпанную одежду, аллергию, рейды по врачам, снова бессонные ночи. Но еще сильнее в памяти отложились первые улыбки и смех, первые попытки поползти, первые слова.

Все это мы переживали вдвоем с ребенком, потому что муж пропадал на работе. Но нет, он не испарился совсем — если приезжал домой раньше, то выходил гулять с Арсением, иногда читал ему на ночь и купал. Иногда — складывал с ним пирамидки и возил паровоз. Но со стороны все это выглядело как обязательная рутина: он не погружался в игры эмоционально, отвлекался на новостные ленты в телефоне, как будто бы просто проводил время сам собой, автоматически переставляя красные и зеленые кубики.

Сейчас кто-нибудь из читателей обязательно подумает, что он просто уставал на работе, и все это — мои выдумки и жалобы. Но нет, это не так.

Арсению еще не было года, когда мы первый раз собрались все вместе в отпуск в Таиланд. Казалось бы, там не будет рутины, не будет бессонных ночей от бесконечных рабочих звонков, и мы сможем качественно провести время. Но именно там я заметила, что истинное удовольствие мой муж получает не от игр, а от возможности поругать сына.

Помню, как мы сидели около детского лягушатника и кидали с малышом в воду резиновые палочки, которые очень забавно всплывали вверх. Он просто заливался от смеха! Муж тогда планировал сходить в магазин, пошел в номер переодеться, а потом вернулся к нам, чтобы узнать, что нужно купить.

Арсений бросил палку в воду, и буквально пара капель попала на кожаные сандалии мужа. Кажется, что скандал был на весь бассейн, а понять его причину не смог никто, кроме его зачинщика. Он ушел, я успокоила Арсения, мы продолжили играть, но эти ситуации повторялись, как в дне сурка: ребенок неправильно сидит, неправильно лежит, слишком громко смеется, пачкается едой. Удивительно, что он хотя бы правильно дышал и правильно спал.

Да, муж играл с ним, проводил время. Но практически всегда это заканчивалось одинаково. Было ощущение, что во всех проблемах мужа виноват Арсений. Что он постоянно становится причиной его плохого настроения и объектом для того, чтобы выпустить пар.

Когда ребенок подрос, отношение к нему стало мягче. Но неудивительно — ведь теперь он просто боялся отца. А тот как будто просто смирился с новой ролью и научился себя контролировать. Когда Арсению исполнилось четыре, мы отдали его на футбол. Пропуск матча приравнивался мужем к катастрофе вселенского масштаба. Он всегда болел за ребенка, радовался медалям. Но и проигрыши не оставлял без внимания — как же можно пропускать мяч в ворота?! И когда до меня дошло, что это просто его детская нереализованная мечта — я через ссоры и скандалы забрала ребенка из секции.

Сейчас Арсению 11, шесть лет назад у нас родилась дочь Мария. С ней муж был ласков с самого начала, но мы планировали ее родить и шли к этому несколько месяцев. Реакция на положительный тест была совсем другой, эмоции от совместных игр — тоже.

Арсений до сих пор боится говорить о чем-то отцу. Он не обсуждает с ним школу и одноклассников, не рассказывает про девчонок, которые ему нравятся, и про конфликты с мальчишками. Он быстро устает, когда они садятся вместе играть в приставку, хотя один может зависать в ней часами по выходным. Он невероятно добрый и искренний ребенок, ранимый и чуткий. Но после прихода отца домой он надевает маску, в которой ходит до утра — пока тот не уйдет на работу. Он был желанным, но лишь с моей стороны. Иногда во снах я возвращаюсь в те месяцы, когда должна была собрать вещи, уехать к маме и поставить точку в этих отношениях. Правда сейчас мне кажется, что страшный сон стал по-настоящему страшным после того, как я приняла неправильное решение.