«Одно на всю жизнь»

Привет, меня зовут Оля Вирич. Всю свою жизнь я художествую — в широком смысле этого слова. Я никогда не могла выбрать что-то одно, поэтому я выбираю все, чем мне особенно важно заниматься: я рисую, снимаю и пишу.

А еще мне очень нравится узнавать, как по-разному и насколько же интересно мы все устроены. Какой у каждого человека уникальный, местами очень непростой жизненный путь. И я уверена, что история каждого из нас — настоящее сокровище, которое может быть очень интересно и даже полезно разглядывать.

Страсть к писательству наложилась на мою любовь к психологии и в целом — к людям. Так стали рождаться мои — как я их называю — социально-творческие проекты. Сегодня я хочу представить вам мой шестой проект о людях, но первый — опубликованный за пределами местных медиа. Да, забыла сказать, что я из Великого Новгорода.

«Одно на всю жизнь»

Тема этого проекта — особенности тела и отношение к ним. Каждая героиня рассказала мне о том, как она относится к своим «отличительным чертам», на которые окружающие чаще всего обращают внимание. И с чем она в связи с этим сталкивалась или все еще сталкивается в социуме. Чьи-то истории больше про внешний вид, другие — про здоровье, и каждая из них — про особенный путь.

Обсуждение важности принятия своего тела не перестанет быть актуальным, пока мы находимся в обществе, в котором большинство все еще ориентировано на стандарты красоты. Я считаю, что нужно продолжать говорить об этом, пока мы живем среди тех, кто эти стандарты не просто поддерживает, а еще и стигматизирует тех, кто этим стандартам не соответствует.

Я старалась фокусировать внимание на том, что, вероятнее всего, бросается в глаза окружающим. На тех особенностях, с которыми наши героини будут жить всю жизнь или значительную ее часть.

Изначально я думала, что не буду здесь ничего рассказывать про свое тело. На старте проекта делать этого мне совсем не хотелось. Но спустя пару интервью у меня появилось желание рассказать об этом из солидарности с участницами и потому что наконец-то появились нужные мысли, которыми я хочу поделиться с вами.

Выражаю огромную благодарность участницам этого проекта: Саше Сорокиной, Наталье Путятиной, Анастасии Соболевой, Дарье Лесниченко. Сердечное спасибо фотографам — Ирине Логиновой и Алене Илясовой и визажистам-стилистам — Анне Парфеновой и Наде Екимовой. Спасибо, что помогли воплотить этот проект в жизнь!

Полагаю, что главная внешняя особенность моего тела — то, что я маленькая. Мой рост — 145 сантиметров, но я не помню, чтобы когда-нибудь страдала по этому поводу. В моей семье почти все маленькие, и никто не обращал особого внимания на мой рост.

Мне кажется, что я ничем не отличаюсь от других, и даже рядом с людьми среднего роста я обычно не замечаю, что я ниже.

Но, конечно же, в моей жизни есть несколько раздражающих мелочей, связанных с моим ростом. Например, раньше, когда оверсайз еще не был модным, а я уже не была ребенком, мне хотелось носить красивую женскую одежду. Но подобрать что-то по размеру было довольно непросто: вытачки оказывались не на своих местах, а там, где на брюках предполагались места для коленей, — у меня уже почти начинались ступни. Вот еще примеры: зеркала в туалетах часто расположены сильно выше уровня моего лица, и я себя в них просто не вижу, а унитазы иногда оказываются настолько высокими, что мне ими неудобно пользоваться. В кресле гинеколога обычно и так-то не очень приятно оказываться, а когда оно рассчитано на человека выше тебя, минимум сантиметров на 15, — это крайне неудобно. Ну а рожать, предполагаю, было бы чуточку легче, если бы кресло для родов хотя бы сколько-то подходило для моих габаритов. Но все это — мелочи. Я стараюсь фокусироваться на том, в чем мне повезло: мое тело — мой хороший друг.

Есть, конечно, и то, что не назовешь мелочью, — это действительно очень неприятные вещи.

Например, мне встречались люди, которые не могли воспринимать меня всерьез только потому, что я сильно ниже их. А кого-то мой рост откровенно смешил. Хорошо, что такое происходило редко.

До беременности мое тело выглядело довольно андрогинно, но после родов и с возрастом оно стало немного женственнее.

То, как оно выглядело большую часть жизни, во многом повлияло на формирование моей личности. Я понимала, что никогда не стану высокой длинноногой красоткой с узкой талией и пышной грудью, и меня это совершенно не расстраивало. Ну вот такой вот я неформат, ничего страшного. Полезной побочкой здесь стало то, что мне практически никогда не хочется того, что сейчас «нужно всем вокруг». Будь то гаджеты, или одежда, или еще какие-нибудь растиражированные атрибуты, создающие видимость успеха. Я верю в то, что атрибуты успеха у каждого свои и очень важно не перепутать их с чужими, даже если они так популярны. Кто бы мог подумать, что сформировать мои жизненные ценности мне поможет отражение в зеркале.

Я очень благодарна своему телу, ведь оно столько всего вывозит.

Раньше я считала, что оно слабое, пока наконец-то не обратила внимание на то, сколько же ему достается и как лихо оно с этим справляется. Мое тело перенесло анафилактический шок, беременность, роды и, конечно, много чего еще. Мне жаль, что я не всегда хорошо с ним обращаюсь и даже какое-то время ругала его за то, что оно изменилось. Конечно, мое тело не может быть виноватым: оно работает так, как может это делать в текущих обстоятельствах. Надеюсь, что с возрастом у меня получится давать ему еще больше любви и заботы.

Шрам я получила на работе.

Работала тогда на заводе в цехе, обучалась на новую должность. Из-за плохого контроля со стороны обучающего и своей невнимательности пустила сильную струю горячей воды — где-то под сто градусов — на себя, на руку и немного — на шею. Из-за того, что вода была сильно горячая, боль не чувствовалась, я даже не поняла, что произошло. Стояла под этой струей секунд 30, пыталась закрыть обратно.

Коллеги сразу поняли, что случилось, подбежали, заставили снять верх одежды и полили место поражения ледяной водой из шланга.

Когда я снимала водолазку, на ней остались небольшие куски моей кожи, но боли не было. Мои мысли в тот момент: «Блин, на мне уродливый бюстгальтер, кринж…» Меня отвели в медпункт и решали, что со мной делать. И только через полчаса я почувствовала боль. Она была ужасной, у меня появились пузыри на руке, местами шла кровь. Обезбол не работал, сильно жгло, и порой мне казалось, что я вырублюсь от боли. Я тогда думала: «Если рожать больнее, чем ЭТО, я не буду рожать». Отвезли на служебной машине в травмпункт, это был ноябрь месяц, я была по пояс голая, обернутая в простыню, плакала. И рука была как вареное мясо с пузырями. В травмпункте всегда большие очереди, и я помню, как люди, которые сидели в ней, сказали: «Девушка, занимайте очередь! Куда лезете?!» Медсестра, конечно же, провела меня без очереди. Мне сделали уколы, перевязку и отправили домой. Доктор посмеялся над моей татуировкой на месте ожога: «Let it bleed» («Пускай кровоточит»).

Период реабилитации занял два месяца.

Я не работала, сидела на больничном, мне пришлось взять кредит, чтоб оплатить жилье и покупать еду. Реабилитация состояла из перевязок, для которых я сидела почти каждый день по три-четыре часа в очереди травмпункта. Потом мне это надоело, и перевязки я делала сама себе дома. Острая фаза заживления длилась где-то два месяца. Вначале очень жгло по ночам, не могла уснуть, потом чесалось. Было неудобно мыться. Изредка пила обезбол. Мне в тот момент нельзя было пить алкоголь, но я все равно пила, и в такие моменты рука сильно опухала и становилась в три раза больше здоровой руки.

Мне кажется, что люди часто замечают мой шрам.

Я сама про него забываю, поэтому не всегда могу считать, кто заметил и обратил внимание, а кто нет. Скорее всего, все замечают и сразу — он довольно большой. Спрашивают всегда тактично, когда мы уже близко познакомимся. Я не всегда рассказываю, иногда отвечаю: «Я не готова об этом говорить». Отношусь к этому спокойно, я бы тоже такое спрашивала, увидев шрам. Была только одна запомнившаяся неприятная ситуация: пьяный мужчина в автобусе стал меня хватать за эту руку и кричать: «Я тоже был на войне! Ааааа!» Я заплакала и выбежала из автобуса. Это было летом 2019 года.

Лето 2019 года — мое первое лето со шрамом на всю руку.

И из-за того, что шрам со мной недавно и уже к тому времени меня не беспокоил физически, я про него часто забывала и забываю до сих пор. Я любила наряжаться, и мне казалось: ничего себе, все смотрят на меня, разглядывают и даже оборачиваются, ну я звезда! А потом заметила, что все как-то смотрят только в одно место — на руку. Шрам тогда еще был багрового цвета и сильно выделялся. Все, видимо, пытались понять, что у меня там такое. А я думала, что всех цепляют мои наряды. Сейчас шрам уже цвета кожи, поэтому теперь уже мало засматриваются.

Раньше любила «хвастаться» своим шрамом, даже на свиданиях бывало, что я говорила: «Хочешь, прикол покажу?» — и показывала свой шрам на всю руку.

Парням нравилось (ну или они притворялись, конечно). Мне кажется, что это придает мне уникальность и ту самую «уродливую красоту». С каждым годом шрам затягивается, и врач сказал, что через десять лет его почти что не будет видно. У меня не было комплексов, связанных с ним, только сейчас начинаю ощущать себя какой-то «не такой», до этого даже не думала об этом. Представляю иногда, что сделаю операцию по удалению шрама, но это слишком дорого.

В данный момент рука функционирует так же, как и раньше, никаких изменений.

Поначалу она заживала неправильно, таким образом, что полностью не разгибалась. Это пугало, но я делала всякие движения, которые помогли коже срастись обратно — как и было.

В средние века мне бы сказали, что я подменыш.

Это такое существо в европейском фольклоре, которым, согласно сказкам и поверьям, подменяли похищенных духами или волшебными существами детей. Ранняя седина во многих культурах считалась признаком принадлежности к иному миру.

С детства у меня были прямые пшеничные волосы и голубые глаза.

А потом мне исполнилось 13. По словам родителей, за один вечер мои волосы стали кудрявыми и темными, а глаза приобрели зеленый оттенок. Хотя, я уверена, все было менее прозаично и волосы менялись постепенно, но кто спорит с семейными легендами. Так или иначе, в течение этого же года стали появляться белые нити волос. Сначала я пыталась от них избавиться, но не потому, что они мне не нравились. Я об этом вообще не думала. Просто седой волос — нужно убрать.

Достаточно быстро они стали седеть прядями, и это совпало с тем моментом, когда платина вошла в моду.

Думаю, это неизбежно повлияло на то, что я не чувствовала себя какой-то не такой. Кроме того, мне всегда нравились фэнтезийные персонажи из книг, аниме и фильмов. А их часто создают с белыми волосами или прядями. Когда ты подросток, хочется быть похожим на тех, кто тебе нравится. Мне это удавалось без лишнего вмешательства, ведь красить волосы я никогда не хотела: слишком много мороки.

Со временем седины становилось все больше, а волосы смотрелись все любопытнее.

Сейчас я вообще обожаю свой цвет, это очень отражает мое самоощущение. Периодически спрашиваю у своего парикмахера, сколько процентов седины. Четыре года назад было 40, в настоящее время — 80. Очень жду, когда они полностью побелеют.

​Еще одной причиной, по которой я не чувствовала дискомфорт, уверена, стало отношение родителей, друзей и большинства окружающих людей.

Родители меня вообще во всем поддерживают, и здесь не было исключений. С друзьями мы редко это обсуждаем, но все, кто обращает внимание, скорее восхищаются таким цветом. Аналогично происходит с незнакомыми людьми. Когда меня представляют кому-то новому, при первой встрече человек не спрашивает, а во вторую обязательно извинится, но поинтересуется, где я так круто крашусь, и попросит дать контакты. Дальше извиняюсь я, говорю, что поделиться, увы, не смогу, рассказываю про генетику, седую в 30 лет бабушку, и мы смеемся.

Единственные, кто не могут смириться с цветом моих волос, — это парикмахеры некоторых салонов.

Таких небольших местечек на первых этажах домов, куда идешь бюджетно подстричь кончики. Каждый считает своим долгом без извинений сообщить, что меня срочно нужно покрасить, например в рыжий или в блонд, ведь это так модно. Меня это всегда очень забавляет, не могу на них сердиться, наверное, они хотят как лучше. Тем более последнее слово все равно остается за мной. Парикмахеры в салонах другого типа, наоборот, часто подходят и просят посмотреть, в какой технике сделана такая покраска. Дальше все по сценарию, в конце которого мы смеемся, а я получаю комплименты. Это, конечно же, приятно.

​Правда, была одна неожиданная ситуация.

Я опаздывала в университет и вызвала такси. Приехал мужчина лет 60. Я села, и после приветствия он начал себе под нос возмущаться: «Ну кто так красится, зачем вообще так делать, кошмар». Я даже не поняла, что он обращается ко мне, так как декоративной косметикой я не пользуюсь. Однако он не прекращал ворчать, и я уточнила, со мной ли он разговаривает. На ответ «конечно» я улыбнулась и сказала, что на мне нет косметики. И вот тут-то все встало на свои места. «Девушка, да причем здесь косметика?! Я про волосы. Ну зачем себя уродовать и казаться старше своих лет?!» Я вежливо рассмеялась, ожидая, что улыбка сбавит его возмущение, и объяснила, что это генетика — такое бывает. В ответ я услышала: «Все — ложь». Вот тогда я опешила. Само слово и то, каким тоном оно было сказано, больше подошло бы к ситуации, в которой я предала родину или свою семью. Всю оставшуюся дорогу я молчала, а собеседник вслух продолжал задавать вопрос: «Зачем ты мне лжешь?» Ну что ж, бывает.

Наверное, если бы мне самой седина не нравилась, такие заявления провоцировали бы комплексы.

Но с другой стороны, не люби я свои волосы, давно бы закрасила. Ведь исправить можно практически все.

​Единственное, о чем я в свое время переживала, — что седые волосы могут быть ломкими и в конечном счете будут смотреться неопрятно или вообще выпадут.

Когда нашла своего парикмахера, она первым делом попросила меня, чтобы я никогда не красилась, так как клиенты за такую прическу отдают десятки тысяч, а мне даром досталось — в этот момент я и поняла, что она моя. Я поделилась с ней своими переживаниями по поводу здоровья седых волос. Она меня успокоила, сказала, что седые волосы — это просто отсутствие пигмента и некоторых веществ. Единственное, что нужно знать: такие пряди — пористые, и им требуется чуть больше питания: бальзамы, масла. Также седые волосы имеют свойство лучше впитывать в себя окружающие вещества. Поэтому сейчас мои пряди приобрели пшеничный оттенок просто из-за не самой чистой воды в доме. Что сказать… Спасибо, что не ржавый.

Если седина появляется с возрастом или достаточно рано, это, на мой взгляд, невероятно красиво.

Белый цвет такой холодный, чистый и благородный. Что-то про заснеженное поле или серебристый лед. Хотя знаю, что многие закрашивают седину, но тут дело каждого. Как и любые вмешательства или их отсутствие в отношении своего тела. В конечном счете самое главное — чтобы человеку было комфортно самому с собой, внешний вид радовал, совпадал с самоощущением и вызывал не слезы и самобичевание, а улыбку на лице.

Чем старше я становлюсь, тем более осознанно я отношусь к себе и к своему телу.

Плюс психотерапия дает о себе знать. В детстве я очень часто травмировалась, постоянно падала. Мы с друзьями смеялись над тем, что у меня «асфальтная болезнь», но какого-то особого внимания своему телу в этом плане не уделяла. Зато я всегда очень любила красиво одеться, нарядиться, как-то себя подчеркнуть. Когда начался переходный возраст, мне понравились те изменения в моем теле, которые я наблюдала. Эти округлившиеся формы. Скажем так: полненькой я была всегда и мне это не мешало абсолютно.

Я такая, какая есть, и это мой выбор — быть такой.

Я смотрю на себя в зеркало, в полный рост, голая. Да, я себя принимаю. Помню, был момент, который, наверное, был связан больше с сексуальностью, чем с принятием. Во мне пробудилась какая-то излишняя скромность, и подружка мне кое-что порекомендовала. Она сказала: «Путь, встань около зеркала и помастурбируй — и ты все примешь в себе». В общем, да, тело я свое люблю.

По поводу травли.

Конечно, это было сплошь и рядом, особенно в детстве. Повторюсь: я всегда была пухленьким ребенком, и всегда были люди, которые пытались меня этим уколоть. Не скажу, что меня это не ранило. Мне кажется, что даже некоторые моменты моя психика перекрыла. Бабушка рассказывала, что, когда мне было меньше пяти лет, я гуляла во дворе и если мне кто-то что-то колкое говорил, то меня это оскорбляло до слез. Но когда я стала чуть постарше, то я себя в обиду уже не давала. Я научилась стоять за себя вплоть до того, что дралась с мальчишками, если они пытались как-то подковырнуть меня. С возрастом я расставила свои границы. Да и в принципе люди обычно себе такого не позволяют. Только если это какой-то максимально невоспитанный человек.

Мое тело всегда меня выручало и всегда было достаточно сильным и гибким, поэтому каких-то неловких, смешных моментов особо не было.

Однажды мы с друзьями ехали в гости к знакомому, который мне нравился. В общем, я хотела быть грациозной, но так как машина была двухдверная, а я сидела сзади, мне пришлось вылезать с этого заднего сиденья. И как раз-таки этот молодой человек, который мне нравился, подавал мне руку, а я застряла. Это было очень смешно, но мы все похихикали и забыли.

Что касается выбора одежды.

Сейчас с этим опять становится туго, потому что я только наладила закупку вещей, которые мне очень нравились, а их переставли доставлять в Россию. К счастью, есть байеры, через которых я попробовала заказать одежду. Посмотрим, какая она придет в связи со сложившейся политической обстановкой. Все-таки Европа и Азия действительно больше нацелены на модные тренды для любых людей. У нас же, конечно, с этим тяжеловато. Хотя на тех же маркетплейсах уже можно найти что-то более-менее приемлемое. Но тут либо качество не особо радует, либо просто какие-то баснословные суммы придумываются за эти вещи. Ну либо моя любимая фишечка: если ты большого размера, то это значит, что на тебе должен быть просто какой-то трикотажный балахон, желательно с огромными цветами. Как будто у того, кто придумывает эту вещь, опиумный трип.

Что касается описательных слов, то, наверное, такие как: «толстая», «жирная», «корова» или что-то еще с подтекстом, которым люди действительно хотят обидеть, — абсолютно неприемлемы для меня.

Вот «пышечка», «сочная», «полная», «большой размер», «плюс-сайз» — это да, это более приемлемо. Когда я выступала на неделе моды в Москве, девочки, которые вместе со мной выходили на подиум, называли себя плюсиками. Вот это прям мило.

У меня всегда были подружки, которые гораздо меньше меня.

У нас с ними впечатляющая разница. Одна моя такая самая близкая подружка всегда беспокоится о своем весе. Я абсолютно спокойно принимаю это. Мне кажется, я с детства привыкла обсуждать ее проблемы.

Я благодарна своему телу, и мне в нем все нравится.

Оно меня выручало, и не раз, хотя ему и доставалось, когда в подростковом возрасте я постоянно спотыкалась и падала с велосипедов. Помню, даже в более зрелом возрасте, лет, наверное, десять назад, я конкретно себе расшибла ногу, просто поднимаясь по ступенькам в троллейбусе. Действительно на пустом месте, поэтому мне очень жаль, что все так получалось. Сейчас у меня очень много работы и ритм непонятный, бешеный, поэтому хочется побольше уделять внимания своему телу и еще больше его любить: ухаживать за ним, холить, лелеять — к чему я очень стремлюсь.

Я хочу пожелать всем ценить себя, ценить момент, ценить себя в моменте и ценить эту жизнь.

Не зацикливаться на мнении окружающих, а зацикливаться на своем мироощущении, на ощущении себя, своего тела. Смотрите на себя и любите себя, потому что никто, кроме вас, этого делать не будет. Ну, точнее, конечно же, будет, но все начинается с себя.

Свою историю рассказываю чаще после вопроса о походке: я хромаю.

Думаю, люди ожидают услышать что-то про растяжение или мозоль, что скоро все придет в норму. Но это не так, потому что у меня парез (потеря мышечной силы, связанная с поражением нервной системы. — Прим. НЭН) после операции на позвоночнике. Операция была необходима из-за моего диагноза «спина бифида».

Спина бифида — это врожденная аномалия развития нервной трубки плода и расщепление позвоночника.

Есть несколько форм — от несовместимых с жизнью до несущественно отражающихся на состоянии здоровья. Среднестатистический случай спина бифида предполагает тяжелые нарушения опорно-двигательного аппарата. Мне досталась форма, при которой поражена только костная ткань, нервные ткани были в порядке. Тем не менее потребовались операции — в три года и в 14 лет. А это всегда риски.

Моим осложнением после второй операции, помимо прочих, стало нарушение иннервации (связи органов и тканей с центральной нервной системой. — Прим. НЭН) обеих ног, парез правой ноги ниже колена и мышечная атрофия.

Моя походка не физиологична, я быстро устаю от пеших прогулок. Мне нужны фиксаторы голеностопа, нужна поддерживающая терапия, массаж и лечебная физкультура. Из-за потери чувствительности я не замечаю ран и мозолей, в моем случае это опасно развитием флегмоны (гнойного воспалительного процесса, характеризующегося некрозом тканей и отсутствием капсулы или четких границ поражения. — Прим. НЭН) или трофической язвы.

До рождения детей я была более прилежной пациенткой.

Сейчас с этим сложнее. ЛФК делаю по настроению, массажи — реже, чем следовало бы, но курсы препаратов исправно принимаю раз в полгода. Моя любимая ЛФК — велик. Для моей ноги это то что нужно. С нетерпением жду начала сезона, потому что ездить на велосипеде мне легче, чем ходить пешком.

Большую часть жизни я находилась в отрицании своей инвалидности, казалось, что нужно просто найти подходящее лечение.

Но есть состояния, которые требуют не лечения, а того, чтоб их учитывали. Этому я еще учусь сама, поэтому неприятно слышать от других в ответ на жалобу о самочувствии, что нужно просто полечиться. В детстве мне было обидно торчать в больницах, соблюдать ограничения, казалось, что это какое-то проклятье, наказание. Теперь я считаю, что мне просто не повезло. И в то же время повезло, если сравнивать свою форму расщепления с более тяжелыми. Моя жизнь похожа на самую обычную, но в действительности это требует больших усилий. Сейчас я учусь быть к себе более бережной. Чувствую, что порой бываю неудобной на прогулках, потому что не могу поддерживать бодрый темп ходьбы. Я все еще нахожусь в процессе принятия особенностей моего тела, и это не про эстетику — это про функционал.

Когда я планировала беременность, то получила рекомендации и предупреждения о возможных рисках от невролога.

Противопоказаний не было. Обе беременности прошли нормально, боли даже уменьшились, но хромота усилилась, и я была к этому готова.

Дома в быту я хорошо справляюсь, особенных трудностей с детьми не было, только те же самые, что и у других родителей.

На прогулках все чуть иначе. Я не бегаю, и, когда дети были совсем малышами, это было проблемой. Чаще мы ходили гулять на закрытые площадки, но иногда по пути домой или из дома кто-то из детей убегал, тогда я просто орала, чтоб отдаляющийся человек одумался и вернулся. Иногда срабатывало, а иногда приходилось прибавлять шаг, насколько это возможно, чтобы не терять из поля зрения ребенка. Иногда я чувствовала себя очень тревожно в такие моменты и даже плакала от бессилия. Подросшим сыновьям вручила самокаты, сама стала ездить на велосипеде. Так наши прогулки стали комфортнее.

Дети понимают мою особенность.

Мы обсуждали само возникновение патологии, операции, последствия. Не замечала, чтобы им было неловко или неприятно оттого, что я хромаю. Для них я просто самая обычная мама.