«Фотографию бабушки он сунул в карман». Отрывок из «Беглецов» Ульфа Старка

Девятая глава

ДЕДУШКА ИСЧЕЗ!

Накануне вечером я проводил его в туалет, а потом отвел в кровать. Он так и улегся в одежде, ему было трудно раздеться. Когда дедушка заснул, я еще немножко посидел рядом, разглядывая картинки в бабушкиной Библии, пока сам не начал клевать носом.

Проснулся я рано. Мне захотелось в туалет. По дороге во двор я заглянул в дедушкину комнату — ту, что выкрашена в синий цвет и была когда-то каютой корабля. Одеяло, которым я накрыл его накануне, было сброшено на пол. Костыли исчезли. Постель была пуста.

Только бы он не отправился сам в туалет, подумал я. Именно так он сломал ногу в прошлый раз. Это случилось ночью в феврале. Стоял двадцатиградусный мороз, но дедушка не позаботился одеться теплее. Просто запахнул халат и сунул ноги в тапки. На обратном пути он поскользнулся на льду, и ему пришлось ползти по снегу к соседу, чтобы попросить о помощи. Он не мог встать на ноги и не мог дотянуться до дверной ручки в собственном доме.

Зачем я только с ним убежал! Я же еще маленький. Что я стану делать, если он снова упал? Мне такого тяжелого не поднять.

Я припустил со всех ног. Ударился большим пальцем о высокую ступеньку. Выругался. Распахнул дверь. Вот он — собственной персоной! И как только он ухитрился вытащить стул? Сидит и смотрит на залив. Словно ждет, что вот приплывет большой пароход с гудящими машинами и заберет его.

— Дедушка! — крикнул я. Он вздрогнул.

— Доброе утро, малыш Готфрид.— Ты что, с ума сошел? А если бы ты снова

упал? — Ну, на этот раз, к счастью, обошлось, — ответил он с довольной улыбкой. — И если все время думать ПРО ТО, ЧТО МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ, то ничегошеньки вообще не сделаешь.— Но что ты тут делаешь в такую рань? — Дышу. И думаю.

— О чем? — Что надо бы прочистить водостоки.— Только не сегодня.— Да, — согласился он. — Сегодня не получится.

Нам же надо успеть на пароход. Принеси-ка тот костюм, в котором я приехал, канистру с бензином из сарая и лопату, которой копал вчера картошку.

— Зачем все это? — Не задавай лишних вопросов. Делай, что говорю.

Я послушался.

Лопатой я вырыл яму на газоне. Дал дедушке коробок со спичками. Бросил в яму костюм и полил бензином.

— Еще! — велел он.

Он снова был Самым главным судовым механиком в мире.

— А теперь отойдика в сторонку!

Он подождал, пока ткань пропиталась бензином, а потом чиркнул спичкой и кинул ее в яму.

Пламя с шипением вспыхнуло. Костюм сгорел дотла. Клубы темного дыма взлетели к небу, словно сигнал со Скалистых гор.

— Но зачем?.. — спросил я.

Дедушка приложил палец к губам. Он проследил, как дым поднимается к облаку, красному в лучах восхода. Когда от одежды остался лишь пепел, он повернулся ко мне. Он был доволен.

— Пора завтракать, — сказал он.

Я принес садовый стол и стул для себя. Приготовил для нас бутерброды — с кружкáми холодной картошки и фрикадельками. И вынес их на подносе вместе со стаканом воды, стаканом пива, дедушкиными таблетками в коробочке, деревянной ложкой и банкой брусничного варенья.

Дедушка попробовал ложечку варенья. А потом закрыл банку крышкой.

— А мне нельзя? — удивился я.— Увы, нет. Тебе придется перетерпеть. Мне оно нужнее. Если хочешь знать, именно мысль об этом варенье помогла мне вчера подняться на гору.

Из ямы все еще воняло.

— Зачем ты сжег костюм? — Потому что не хочу его больше надевать.

Я в нем был на похоронах. Помнишь, что тогда случилось?

— Да.

Это было на похоронах бабушки. Где-то сзади играл орган. Говорил священник. А потом все должны были подойти к гробу, чтобы попрощаться. Дедушка пошел первым. Оперся руками о гроб. «Ты…» — начал он. Но ничего больше сказать не смог. Лицо его покраснело. Он сжал руки.

И потом он ругнулся — громко и длинно.

Все, кто сидел на скамьях, вздрогнули. Хотя я никогда раньше не бывал на похоронах, но догадался, что так делать было нельзя.

Папа подошел к нему и увел на место. Дедушка сидел, закрыв лицо руками, до самого конца. Потом надо было уходить.

И вот теперь он смотрел в эту яму.

— Я хотел тогда сказать что-нибудь красивое.

Про то, как я любил ее.

— Она и так все понимала, — сказал я.— Не уверен. Но медсестра права: надо мне прекращать сквернословить.

— Ну еще последний разочек, — попросил я. — Что? — Ну ругнись, пожалуйста!

И он послушался. А потом в наказание проглотил белую таблетку. Потому что пора было спускаться на пристань.

— Надеюсь, вниз дело пойдет быстрее, — ска- зал я.

— Нет, я сам не пойду, — ответил дедушка. — Спустись в поселок и пригони тот мопед с при- цепом, о котором говорил вчера.

— Ладно.

Но сперва я достал футбольную форму и шиповки и как следует их испачкал. Как говорится, надо предусмотреть все. Потом закопал яму. Отнес в сарай канистру и лопату. Закрыл вьюшки у кафельной печки и у плиты, отключил электричество.

А дедушка тем временем сидел на стуле и выкрикивал команды — что мне нужно делать. — Молодец! — похвалил он, когда все было готово. — В другой раз, если сам надумаешь сбежать, обойдешься без моей помощи.

Путь вниз на пристань прошел замечательно. Дедушка на кресле, которое мы взяли в гостиной, восседал в прицепе. Матс привязал кресло веревкой, чтобы оно не перевернулось.

Дедушка крепко держал банку с вареньем. Фотографию бабушки он сунул в карман. Он смотрел вокруг — на то, что видел много-много раз прежде, — так, словно забыл, как все выглядит.

Когда мы доехали, в глазах его стояли слезы. — Это все встречный ветер, — сказал дедушка. Хотя Матс ехал тихо-тихо.

Пришлось немного подождать, пока придет пароход. Матс снял кресло и поставил его на причал, чтобы дедушке было удобно сидеть.

— Я потом его заберу и отнесу в дом, — пообещал он.

— Можешь оставить себе, — сказал дедушка. — Вряд ли я еще на нем посижу.

Он устроился поудобнее, повернулся к морю и стал прощаться с заливом, небом, скалами, маяком и вечным плеском волн.

— Видишь морского орла? — спросил он и указал костылем на ворону.

— Да, — кивнул я.