«После бури». Глава из нового романа Фредрика Бакмана, завершающего известную трилогию

Акушерки

Той ночью буря прокатится по двум хоккейным городкам, сокрушая людей и деревья. А утром приедут юноша и девушка: у него на руке татуировка с медведем, у нее — с гитарой и ружьем; они вернутся домой, чтобы пойти на похороны. Так начнется эта история. В местах по соседству с дикой природой людей связывают не только невидимые нити, но и острые крючья, так что, когда один человек поворачивается слишком резко, он может не только сдернуть с другого одеяло. Он может вырвать у него сердце из груди.

Йонни бегал за женой по всему дому, поднимался по лестнице в спальню, а она на ходу собирала акушерский набор и давала ему краткие объяснения: молодая пара с хутора к северу от Бьорнстада, первые роды, воды отошли, супруги отправились в больницу Хеда, недооценив масштаб бури. Хотели сократить путь и добраться с восточной стороны проселочными дорогами, вместо того чтобы ехать по шоссе, и оказались посреди леса между двумя городами, когда дорогу им преградило упавшее дерево. Они не увидели, как падает следующее дерево, и машина прочно застряла, непонятно где. Им удалось дозвониться в больницу поблизости, но тамошние врачи не были уверены, что смогут добраться к ним сквозь этот хаос, когда по лесным дорогам проехать нереально. Единственным шансом для женщины и ребенка была акушерка, которая тем вечером оказалась свободна, жила достаточно близко и, если потребуется, готова была пройти последний отрезок пути пешком.

Йонни стоял в дверях спальни, ему хотелось спросить жену, не сошла ли она с ума, но после 20 лет совместной жизни он заранее знал ответ. Внезапно она повернулась так резко, что ударила его головой в грудь, его руки нежно сомкнулись вокруг, и она утонула в его объятиях.

— Я люблю тебя, люблю, чертов ты идиот, — прошептала она.

— Тем лучше для тебя, — ответил он. — На чердаке в сундуке лежат запасные одеяла, а фонарики…

— Знаю, за нас не беспокойся, только ты не… ты, черт побери, не… — Она зарылась лицом в его футболку и почувствовала, как он дрожит. — Не злись на меня, дорогой. Злиться — это моя привилегия, а ты у нас мудрый, — пробормотала она в футболку. Он старался. Очень старался.

— Возьми с собой кого-нибудь. Кого-то, кто знает лес, дорогая, ведь будет темно и…

— Ты должен остаться. Сам знаешь. Никогда не летать на одном самолете, не выходить вместе из дома в бурю, дети должны…

— Знаю. Конечно, знаю, — прошептал он в отчаянии. Никогда еще он не чувствовал такого бессилия — для пожарного это невыносимо.

Из-за его глупых суеверий она никогда не могла сказать ему: «Возвращайся целым и невредимым», когда он уезжал на вызов, поэтому обычно она вспоминала какое-нибудь рутинное дело, предстоявшее на следующий день, чтобы он не мог отвертеться: «Не забудь завтра отвезти на помойку мусор» или «В 12 обедаем у твоей мамы». Это был их маленький тайный ритуал.

Поэтому и сейчас он не сказал ей: «Возвращайся целой и невредимой». Он не стал ее отговаривать, поскольку знал по себе, что услышит в ответ. Он должен быть сильным, но даже он не может остановить ветер. Она может принять роды, поэтому нужнее сейчас она. Мы помогаем, если можем помочь, когда можем и тому, кому можем. Поэтому по дороге из спальни он просто схватил ее за руку, чтобы сказать о каком-нибудь рутинном деле и напомнить о завтрашнем дне, но единственным, что пришло ему в голову, было:

— Завтра я собираюсь заняться с тобой сексом!

Она рассмеялась, прямо ему в лицо, прямо в самое сердце:

— Все-таки у тебя с головой не в порядке.

— Заруби себе на носу, завтра будем заниматься любовью!

У него на глазах были слезы, у нее тоже, за окном выл ветер, и оба прекрасно понимали, что не бессмертны.

— Не знаешь, кто бы смог меня туда проводить? — спросила она, стараясь говорить ровным голосом.

— Да, знаю одного человека. Позвоню, скажу, что ты скоро приедешь, — ответил Йонни и дрожащими руками записал адрес.

Ханна села в микроавтобус и отправилась в ночь наперекор буре, которая ломала деревья, как спички, и убивала все на своем пути. Она не обещала, что вернется целой и невредимой. Йонни и дети глядели ей вслед в окно кухни.

В конце концов собаки почуяли, что у входной двери кто-то есть, и залаяли, скорее инстинктивно, потому что звонка никто не услышал. Ана вышла в прихожую и осторожно выглянула в окно. Кого еще черт принес? На крыльце виднелась хрупкая женская фигурка в капюшоне, изо всех сил сопротивляющаяся напору ветра.

— ОТЕЦ ДОМА?! — прокричала женщина, когда Ана рванула дверь. Лес ревел и сотрясался от бури, как будто они находились в консервной банке, которую великаны гоняли по футбольному полю.

Микроавтобус, на котором приехала женщина, стоял чуть поодаль, трясясь от ветра. Как можно в бурю выехать из дома на этом дебильном корыте, думала Ана. Кроме того, на женщине был красный дождевик, а это означало, что она из Хеда. Она что, совсем с дуба рухнула? Ана была так занята этими мыслями, что почти не отреагировала, когда женщина шагнула вперед и прокричала:

— В лесу застряла машина! Мой муж сказал, что только твой папа знает дорогу!

Она выплевывала слова, а Ана лишь моргала в ответ в полной растерянности:

— Ну… и? Вы как бы не понимаете, почему машина застряла в лесу в такую погоду?

— Женщина в машине РОЖАЕТ! Твой папа дома или нет? — нетерпеливо прошипела женщина и шагнула в прихожую.

Ана попыталась преградить ей путь, но та, видимо, не заметила ее паники. На кухонной столешнице выстроились пустые банки из-под пива и бутылки, тщательно вымытые Аной, чтобы не пришлось краснеть перед соседями за запах в контейнере для раздельного сбора мусора. Отец сидел в гостиной, уронив руки с подлокотников кресла. Грудь медленно вздымалась и опускалась в такт дыханию проспиртованных легких. Акушерка уже была на взводе, поэтому, когда сердце, подскочившее к горлу, провалилось куда-то в район живота, ее это не удивило.

— Понимаю… Прости… Прости, что я ворвалась, — смущенно пробормотала она и, поспешно развернувшись, выскочила за дверь к своему микроавтобусу.

Мгновенье поколебавшись, Ана ринулась следом. Постучала в окно машины. Женщина неуверенно опустила стекло.

— Куда вам надо? — прокричала Ана.

— Буду искать женщину в лесу! — ответила акушерка, пытаясь завести машину, но проклятая развалюха зашлась в кашле.

— Вы что, совсем рехнулись? Вы понимаете, как опасно сейчас в лесу?

— ОНА РОЖАЕТ, А Я АКУШЕРКА!!! — проорала женщина, внезапно придя в бешенство, и грохнула кулаком по приборной доске полумертвого микроавтобуса.

Впоследствии Ана не сможет объяснить, что с ней случилось в тот момент. Возможно, нечто из разряда романтики, в кино про такое говорят: «Она почувствовала зов свыше». Решающим фактором оказалось то, что женщина выглядела такой же чокнутой, какой, по общему мнению, выглядела Ана.

— ПОЕДЕМ НА ПАПИНОЙ МАШИНЕ!

— Я НЕ МОГУ ВЗЯТЬ ТЕБЯ С СОБОЙ!

— ТВОЯ МАШИНА — ДЕРЬМО!

— БЕЗ ТЕБЯ ЗНАЮ!

— ТЕБЕ ЖЕ ЛУЧШЕ, ЕСЛИ ПОЕДЕШЬ СО МНОЙ!

Женщина посмотрела на безумного подростка за окном. На курсах акушерства они такого не проходили. Она отчаянно выругалась, взяла акушерский саквояж и двинулась вслед за девочкой к машине ее отца.

— МЕНЯ ЗОВУТ ХАННА! — крикнула она.

— АНА!

Неслучайно у них такие похожие имена; у Ханны еще будет повод проклинать собственное сходство с этой девчонкой и хохотать над ним. Они вскарабкались на переднее сиденье и долго боролись с дверями, чтобы как следует их закрыть, — ветер лупил по железу, как град. На заднем сиденье лежало ружье. Покраснев, Ана схватила его и побежала к дому. Вернувшись, сказала, не глядя в глаза:

— Он забывает ружье в машине, когда… ну, вы понимаете. Сто раз ему говорила.

Акушерка кивнула, поежившись.

— Мой муж познакомился с твоим папой пару лет назад, когда тушили лесные пожары. Я думаю, его тоже позвали, ведь он знает лес как свои пять пальцев. Они потом охотились вместе несколько раз. Кажется, твой папа — единственный человек во всем Бьорнстаде, которого муж уважает. — Жалкая попытка подбодрить Ану, Ханна и сама это понимала.

— Папу все любят, вот только сам он себя не особенно жалует, — сказала Ана с такой убежденностью, что у Ханны сердце сжалось.

— Ана, может, тебе стоило остаться с ним?

— Зачем? Он так пьян, что даже не заметит, что меня нет.

— Мой муж сказал, в лесу я могу положиться только на твоего папу и ни на кого другого, и теперь мне как-то не по себе, что ты…

Ана фыркнула: 

— Твой муж придурок, раз думает, будто лес знают одни мужики!

Акушерка растерянно улыбнулась: 

— Если ты думаешь, что мой муж придурок только поэтому, значит, ты пока мало знаешь мужчин…

Сколько раз она говорила Йонни, чтобы отвез микроавтобус в нормальный автосервис, но он в ответ лишь бормотал, что настоящие пожарные могут сами чинить свои машины. На это она отвечала, что настоящим пожарным кажется, будто они могут сами чинить свои машины. Быть замужем просто, думала Ханна: берешь скандал, который тебе особенно удается, и повторяешь раз в неделю.

— Где застряла та женщина? — нетерпеливо спросила Ана.

Акушерка поколебалась, вздохнула, достала карту. Из Хеда в Бьорнстад она ехала по шоссе, но ее машина стала последней: она видела, как позади на дорогу валятся деревья. По идее она должна была испугаться, но помешал адреналин. Она ткнула в карту:

— Где-то здесь. Видишь? Они не поехали по шоссе, решили срезать через лес, но лесные дороги сейчас завалены деревьями. Туда вообще можно добраться?

— Посмотрим, — ответила Ана. Ханна прокашлялась:

— Извини за вопрос, а тебе уже можно водить машину?

— Конечно! В самый раз! — уклончиво ответила Ана и рванула вперед.

— Но у тебя… есть права? — с беспокойством переспросила акушерка, когда машину занесло.

— Ну, не совсем. Но папа научил меня водить. Он часто бывает в стельку, кто-то же должен везти его домой.

Акушерку это не успокоило. Скорее наоборот.