Надо ли редактировать Роальда Даля: немного о лукизме в сказках

А недавно стало известно, что на книги Яна Флеминга о Джеймсе Бонде тоже покусились — из них решили убрать часть сексистских высказываний и оскорбления по расовому признаку. Впрочем, Флеминг при жизни уже один раз давал разрешение на подобную редактуру. А вот Даль мог бы и обидеться.

Эти новости спровоцировали в зарубежных и отечественных СМИ дискуссию: можно ли менять авторский замысел в угоду «новой этике»? Как быть, когда книга написана настолько давно, что автор уже не может высказаться по поводу этой идеи? Действительно ли книги редактировали подобным образом всегда? И может ли книга действительно кого-то обидеть?

Могут ли описания или высказывания героев кого-то обидеть?

Еще бы! Меня до глубины души оскорблял Лев Толстой, назвавший повзрослевшую Наташу Ростову «плодовитой самкой». Обидно бывает еще, когда заучек и зануд обязательно изображают в очках (хотя я и заучка, и зануда).

Я всегда переживаю, когда вижу в книге описание каких-то качеств плохого героя, которые не являются результатами его злодейств. Какое-нибудь «лошадиное лицо», например. Ну да, персонаж неприятный, хочется его сделать уродливым и нелепым, но разве у приятных людей не бывает такой формы лица? Разве они не обращают на это внимание при чтении книги? И разве это не учит детей судить людей по внешности?

Вопрос о том, как литература влияет на наше восприятие действительности — сложный. Трудно предсказать, станут ли дети, прочитавшие об отвратительном толстяке, буллить своих полных сверстников — слишком много факторов влияет на развитие ситуации. Но в современной детской литературе авторы стараются избегать откровенного лукизма и тем более расизма.

Редактируют ли книги в соответствии с современной этикой?

Да, это практика достаточно распространенная. Например, в самом начале ХХ века даже в речи нейтральных или положительных персонажей могли присутствовать оскорбления по расовому или национальному признаку. В более поздних переизданиях их заменяют, обычно, заручившись согласием автора или его наследников. Ярчайший пример — роман «Десять негритят» Агаты Кристи, который сначала превратились в «Десять маленьких индейцев», а затем в «И никого не стало».

Упомянутый в самом начале Ян Флеминг давал согласие на редактуру одного из своих ранних романов в более современном духе — то есть на замену обзывательств по национальному признаку на обычные обзывательства.

Даже Роальд Даль редактировал повесть «Чарли и шоколадная фабрика» по настоянию издателей. В первом издании умпа-лумпы были маленькими темнокожими человечками, и такое изображение туземцев для того времени считалось вполне нормальным. Но позже автор столкнулся с критикой: это же буквально рабовладение! Даль, что характерно, претензии понял и переписал все отрывки, где изображались помощники Вилли Вонки — во втором издании они стали маленькими человечками с нежно-розовой кожей и длинными золотисто-коричневыми волосами.

И, кстати, это не внезапное веяние времени: помните стихотворение Кондратия Рылеева «Иван Сусанин»? Если вы видели его в советских «Книгах для чтения», то помните: «Ни казни, ни смерти и я не боюсь: не дрогнув, умру за родимую Русь!». Но на самом деле Рылеев писал: Ни казни, ни смерти и я не боюсь: не дрогнув, умру за царя и за Русь!». И такая редактура, исходящая из посыла «чтобы дети поняли», там по всему тексту! Потому что оригинал не соответствовал духу времени, но сам подвиг Сусанина прославить хотелось.

Так что идея обновить старые тексты не придумана только что. Особенно это заметно в детской литературе: из старых сказок вымарывают жестокие фрагменты и заменяют на что-то менее кровавое, устаревшие слова в историях для самых маленьких просто убирают или пространно разъясняют, или меняют на современные аналоги. Длинные истории — сокращают.

Делает ли «этическая редактура» книгу хуже?

Если она не влияет на авторский замысел и поэтику — то нет. Да, произведение желательно оставить в первозданном виде, но что если этот вид попросту оскорбителен или совершенно непонятен?

Российские СМИ с ужасом писали, что умпа-лумп сделали гендерно нейтральными, но многие просто не понимают, что такое эта самая «гендерная нейтральность». Дело в том, что в русском языке есть слово «люди» для обозначения представителей любых полов. В английском для этих же целей служит слово рeople, а раньше — служило слово men. Но men — это в буквальном переводе «мужчины», что, во-первых, довольно по-сексистски звучит, а во-вторых, может дезориентировать современного читателя, особенно — ребенка. Как эти умпы-лумпы размножались, если они — мужчины? Или Вилли Вонка увез из племени только мужчин, а женщин бросил, как бесполезный груз? Чтобы таких казусов не возникало, везде, где слово men обозначает «людей в целом», его заменили на рeople.

Пострадал ли от этого текст Роальда Даля? Определенно нет. Разрешил бы Даль, если бы был жив, заменить men на рeople? Скорее всего — да, потому что это равноценная замена, которая никак не влияет на восприятие книги.

Но вот смягчение выражений в описании персонажей конкретно текстам Роальда Даля может навредить.

С лица воды не пить?

В сказках — и в народных, и в авторских — издавна принято показывать характер персонажей через описание их внешности. Этот прием, кстати, позаимствовала и развила «большая литература», но только менее прямолинейно — вспомните все описания внешности героев у Толстого, Достоевского и других серьезных писателей. Они, порой, тратили целые страницы на то, чтобы показать, как герой выглядит, двигается, одевается, какие у него привычки, походка, особые приметы.

Зачем нужен портрет? Чтобы читатель мог представить себе героя с самого первого его появления на страницах произведения. Портрет намекает на социальное положение персонажа, его привычки и характер, дает нам понять, почему к этому герою остальные относятся так, а не иначе. Автор, конечно, может пытаться запутать читателя, описывая положительного персонажа, как несимпатичного буку-неряху, или злодея — как эталонного красавца, но намеки на истинную суть героя оставит.

Однако у неизвестных авторов народных сказок не было возможности создавать многостраничные описания внешнего облика героев. Как правило, в сказке нам сообщают, красив герой или безобразен.

При этом красота не всегда достается положительным персонажам, а уродство — отрицательным. Но в тех сказках, где упоминается внешность персонажей, возникает дихотомия красоты и безобразности, которая служит своеобразным «спусковым механизмом», двигателем сюжета, поводом для волшебства.

Красивые и добрые герои противостоят злым и уродливым. Злой красавец оскорбляет уродливую ведьму и она насылает на него проклятие, делающее его безобразным. Падчерица-замарашка превращается в красавицу под влиянием волшебства доброй феи. Прекрасная героиня видит красоту в самом уродливом создании благодаря силе своей любви.

Противопоставление красоты и уродства — очень мощный прием, равно как и мотив потери/обретения привлекательности. Умелый автор многое может сказать о персонажах с помощью их внешности — так что без портрета герою никак нельзя.

Какими бывают портреты?

В зависимости от того, какую цель преследует автор, портреты могут быть разными. Например, писатель хочет, чтобы читатели буквально влюбились в персонажа. Тогда он будет описывать его в превосходных выражениях, и мы получим идеализирующий портрет (применяется также для того, чтобы показать состояние влюбленности у персонажа, в уста которого вкладывается описание).

А если автор пишет сатиру или юмористическое произведение, он может использовать для изображения персонажей художественное преувеличение — и мы получим гротескный портрет. Как правило, гротескные черты достаются несимпатичным персонажам, и их описание выходит далеко за рамки правдоподобия. Писатель может изображать огромные носы, каких не бывает в природе, наделять героев непомерно толстым телом, косоглазием, горбатостью.

Роальд Даль как раз из писателей, которые тяготеют к сатире, а значит — к гротескному портрету.

Как писал Роальд Даль?

Этот классик британской детской литературы был не похож на остальных классиков. Сначала он прославился во взрослой литературе, именно благодаря жестоким шуткам и необычному стилю. Затем перешел к книгам для тех, кто помладше — по настоянию собственных детей, которые были в восторге от сказок папы.

Даль писал для детей без расшаркиваний и сентиментальности, добавляя в свои книги изрядную долю черного юмора. Зло и порок в историях Даля наказуемы — причем наказуемы неожиданным, жестоким и опасным образом. Писатель любил гротеск и стремительное развитие сюжета, поэтому его описания персонажей кратки: две-три главные черты — и вперед, к приключениям! Естественно, что в случае с отрицательными героями эти черты были непривлекательными.

Как повлияет замена оскорбительных определений на нейтральные в текстах Даля?

Роальд Даль был довольно-таки хулиганским писателем, за что его, собственно, и любят британцы. Он позволял себе то, что не могли позволить другие. Он выделялся. И если он писал что-то оскорбительное о неприятных ему персонажах, будьте уверены — Даль это делал намеренно.

Если гендерно нейтральные умпа-лумпы никак не влияют на авторский замысел произведения, то смягчение выражений в адрес злых персонажей делает текст менее хулиганским и острым. Автор задумывал его не таким. Это вызывает протест у взрослых, которые выросли на книгах без купюр, — ведь именно за эту резкость в выражениях они когда-то полюбили сказочные истории Даля.

Но этот же черный юмор и гротеск при жизни писателя осуждали многие критики, которые не стеснялись называть его книги вредными, и утверждали, что эти истории плохо влияют на детей. Среди этих критиков были и весьма уважаемые писатели — Урсула Ле Гуин, например.

То есть резкость в выражениях не нравилась уже многим современникам Даля. А детям — нравилась.

Но тут есть один нюанс, о котором критики «этической редактуры» забывают: пара поколений, выросших на книгах Роальда Даля, сильно отличалась от нынешних детей. Они росли в другое время, когда физические наказания были еще в ходу, школьный буллинг считался обычным делом, с которым должны разбираться сами дети, среди взрослых цвела пышным цветом ксенофобия, а о гуманном воспитании и развитии эмоционального интеллекта мало кто задумывался.

Все мы выросли на «Томе и Джерри», но понравится ли этот сериал современным детям? Вряд ли! Возможно, что неотредактированный Даль «не зайдет» нынешним школьникам, которые успели усвоить, что шеймить кого-то за внешность — плохо, решать конфликты с помощью физического воздействия на противника — неприемлемо, а люди с ментальными особенностями тоже обладают человеческим достоинством.

В этом смысле издательство Puffin пытается сработать на опережение — не оскорбить детей с особенностями и тех, кто усвоил современные этические представления, и не спровоцировать нежелательное поведение у тех, кто «новую этику» еще не усвоил.

Издатели сочли, что инклюзивность текста важнее, чем его неприкосновенность. Знаменитые писатели и общественные деятели думают иначе. Салман Рушди написал, что тем, кто принял решение редактировать книги Даля, должно быть стыдно. Филип Пулман заявил, что если тексты автора кого-то оскорбляют — значит, надо их перестать издавать, а не цензурировать. Писателей понять можно, они не хотели бы, чтобы в их собственные тексты кто-то лез без спроса.

Но если старые издания не изымают из библиотек и оригинал можно найти в интернете, почему бы не попробовать «смягчить» достаточно жесткого Даля? Что плохого в том, что полные дети не прочитают в описании ленивого и склонного к обжорству персонажа слово «толстый»? Не всегда полнота связана с обжорством и праздностью! Ведьмы в одноименной сказке Даля носят парики. Но на свете есть дети с алопецией или онкологическими заболеваниями, которым, возможно, жизненно важна ремарка о том, что парики носят не только ведьмы!

В конце концов, многие читали в детстве «Черную курицу» в сокращении, а потом находили полную версию — и снова получали удовольствие. Марк Твен в советском издании и Марк Твен в оригинале — два разных писателя. Мы читаем один и тот же роман в разных переводах, а потом, если знаем язык — в оригинале. Так почему нельзя выпустить инклюзивную версию книг Роальда Даля? Не факт, что они будут пользоваться популярностью, не факт, что издательство не выпустит следующий тираж без купюр, не факт, что следующий издатель не отменит все изменения… Будет ли лучше нас поколение, воспитанное на отредактированных книгах, или нет — вопрос дискуссионный. Но почему бы не попробовать дать бой лукизму в детской литературе и посмотреть, что получится?