Я начала писать этот текст, лежа в очереди на аборт. И да — я буду называть это словом «аборт», хотя врачи его старательно избегают.
«Такая ситуация: беременность не развивается», — так с утра на плановом скрининге я узнала, что моя беременность двумя мармеладными мишками (именно так они выглядели на последнем УЗИ в восемь недель) замерла на стыке девятой и десятой недели.
Из женской консультации меня сразу отправили на госпитализацию. В больницу я приехала сама. Ну как сама — меня привел за руку муж, потому что сама я ничего не понимала, не запоминала, что мне говорят и куда надо идти. Врач в приемном отделении немного рассказал, что будут использовать прибор, которым вычистят всю полость матки. И что на следующий день я смогу поехать домой, к мужу. И что остальное скажет лечащий врач. На этом все нежности со мной закончились.
Лечащий врач впервые поговорил со мной прямо в операционной, на второй день после госпитализации. Весь первый день в больнице я лежала одна, зареванная, голодная и изнывающая от жажды. Есть и пить нельзя перед наркозом, а я очень надеялась, что операцию сделают в тот же день.
Под вечер я потеряла надежду и пошла сама в ординаторскую, где врач меня отругал за то, что я вообще пришла — должна сидеть и ждать его визита. И вообще, она же мне при случайной встрече в коридоре сказала, что аборт будут делать скорее всего на следующий день. Но ведь скорее всего — это не точно… А я, раздавленная новостями и ситуацией, соображаю плохо, информацию вообще не запоминаю. Короче, первый день закончился тем, что я сбежала из больницы погулять с мужем. За время моего отсутствия только медсестра оставила свечу папаверина в холодильнике и баночку для утреннего анализа, а санитарка принесла ужин.
С утра я выглядела, как алкоголик после новогодних каникул. Полночи я спала кое-как, полночи ругала рабочих, которые не прекращают стройку под окном круглосуточно. В 6:30 утра я встала и разревелась. Потому что все еще чувствовала себя беременной и с утра тянулась к животу — погладить, проверить, как они там.
Интересное по теме
Почему разговоры о потере беременности — это еще не все: колонка матери и журналистки
С этого момента для меня начался эмоциональный кошмар, я никогда в жизни не чувствовала себя настолько брошенной. Вот что я писала в заметках в телефоне:
«В 9:30 начнут забирать больных на УЗИ. Может, и мне долго ждать не придется. Скорее бы все это закончилось. Я так хочу домой!
Сегодня я не пью и не ем с утра. То есть примерно с 18:30 вчерашнего вечера не ем и примерно с 22:30 не пью. В 9:30 начнут забирать больных на УЗИ, и я смотрю, как медленно в телефоне меняются циферки минут. 08:07, 08:08…
Мой врач посоветовал отвезти «материал» на цитологическое исследование. Это стоит 17 тысяч. За 17 тысяч мне отдадут в контейнере моих мертвых детей, чтобы я отвезла их в лабораторию.
В Москве в эти дни жара, плюс 30, и в больнице нет кондиционера.
Очень хочу пить, мне уже нечем плакать.
Неужели это моя жизнь? Это не моя жизнь, я случайно сюда попала».
Я продолжила писать этот текст вечером того же дня, это второй день после того, как я узнала, что беременность не развивается. Мне сделали наконец аборт, и я окончательно убедилась, что хочу поделиться своими соображениями и опытом.
Во-вторых, я сейчас напишу несколько абзацев, которые сама была бы счастлива прочитать накануне перед абортом. Что вообще такое происходит?
Аборт — это операция. Я не буду говорить про все типы абортов, я в них не разбираюсь. Вакуум-аспирация делается под общим наркозом. Я прочитала в интернете кучу историй про местный — может, это и актуально на меньшем сроке, у меня это даже не обсуждалось.
Раз это операция, к ней нужна подготовка. Не есть шесть часов и не пить четыре часа (даже воду) — это минимум. Я не пила и не ела больше 12 часов и все это время задавалась вопросом: для чего это издевательство? Гугл подсказал, что во время наркоза желудок должен быть пустым, иначе могут быть осложнения. Короче, это строго. Надо просто поверить в это и соблюсти.
Еще перед операцией берут анализы: много крови, мочу, делают УЗИ. Никто ничего не объясняет, если не спросить. На УЗИ я лежала безучастной тряпочкой, потому что старалась не реветь хотя бы там. Но под конец все же собралась и задала несколько вопросов про аномалии плодов.
Да, наверно это ужас-ужас, но мне легче, когда я понимаю, что происходит.
Мне отвечали не очень охотно, но уж как есть. Примерно в этот момент мои нерожденные дети стали для меня «плодами» и, кажется, я начала потихоньку их отпускать. Прорыдавшись, конечно.
Я попросила отдать мне заключение врача-узиста, оно нужно для лаборатории, которая будет делать генетический тест. Но вместо текста мне отдали последние снимки плодов. Они похожи на человечков, но вокруг головок отек, который, вероятно, и стал причиной замершей беременности. Я ревела над этими снимками час.
Потом снова долгое ожидание, когда у меня и правда уже закончились силы. Я легла на кровать, смотрела в пустой коридор и плакала. И тут пришла медсестра. Она принесла согласие на аборт — формальность перед операцией, надо расписаться, «где галочки». Спросила, почему я плачу. Я ответила что-то типа: «Вы же знаете, наверно, почему я здесь». И тут она меня обняла. И пожалела. И сказала, что все еще впереди. А я намазала ей слез и соплей на плечо и разревелась еще больше. Но бумагу подписала, конечно. Сказали ждать.
Потом анестезиолог. Почему-то сразу стала называть меня Анечкой, чем, конечно же, растопила мое сердечко, и я снова захлюпала носом. Анестезиолог задает кучу вопросов, чтобы подобрать правильный препарат и дозу. От него я наконец-то окончательно узнала, что наркоз будет общий, вводится внутривенно, никаких масок на лицо и аппаратов ИВЛ, как в кино. И тут же меня забрали в операционную, я только успела написать маме и мужу.
Это был мой первый наркоз, первая операция и вообще первое нахождение в больнице. Поэтому, когда я легла на стол в операционной, мне стало все вокруг интересно, и я на какое-то время забыла, зачем я здесь. Когда вспомнила и начала хлюпать носом, ко мне стали подходить медсестры, заглядывать то в лицо, то в… не в лицо, в общем, и говорить, что плакать не надо, потому что «мы тут никого не обижаем».
Надели манжетку для измерения давления, на указательный палец прицепили штуку для контроля кислорода в крови. Ноги закрепили то ли ремнями, то ли жгутами. В вену запихнули катетер, который потом мне полдня мешал.
Потом пришла врач — женщина, которая мне изначально не понравилась. Довольно грубо во мне поковырялась, задала несколько стандартных вопросов о дате последних месячных, сама ли забеременела, почему двойня, когда было последнее «живое» УЗИ… Мне стало опять безразлично, что со мной делают, я отвечала и смотрела в потолок, чтобы слезы закатывались обратно.
Вдруг выяснилось, что плоды крупнее, чем врач ожидала. И что, может быть, не надо делать вакуум. Я забеспокоилась и стала спрашивать, что они хотят делать вместо вакуума. Почему-то анестезиолог, а не врач, ответила, что альтернатива — медикаментозный аборт, вызвать выкидыш. Позвали профессора, какого-то местного гуру.
Пока ждали, я попросила отдать мне пробирки с «материалом для анализа», на меня смотрели, как на сумасшедшую и говорили, что у них нет пробирок для этого, и они не знают, что именно нужно лаборатории, с которой я договорилась. Я попросила сделать хоть как-то, потом разберусь сама, под мою ответственность. Хорошо, что пришла профессор, иначе этот разговор бы никогда не закончился — так мне показалось.
Профессор вообще меня за человека не посчитала, даже не поздоровалась, но быстро уселась на рабочее место, спросила: «Обработали?», и анестезиолог сказала: «Расслабляйся, закрывай глаза». Я успела спросить, что же все-таки будут делать, и в ответ услышала то самое слово, которое надо запретить — «выскабливание». И еще я успела сказать, что уже поплыла, а может, и не успела, потому что поплыла я быстро.
Потом я услышала: «Анечка, посыпайся» и начала быстро трезветь. Первым делом спросила, можно ли мне в палату дальше спать, потому что спать очень хотелось. Потом спросила, где мои очки, и мне их сразу принесли и помогли надеть. Посадили на каталку, прямо голой попой. Я снова спросила, где мои очки, но они были уже на мне. И меня с ветерком повез в палату молодой санитар. Я потом еще сутки думала, не показалось ли мне это «с ветерком», но уже после выписки увидела, как точно так же везут из операционной другую девочку.
Интересное по теме
«Валите, мамочка»: как общество и врачи относятся к женщинам, потерявшим ребенка
Через пару часов этот санитар ко мне заходил, проверить, жива ли я — может, впечатлился моей голой попой, а может, просто не успел еще зачерстветь на своей работе.
Пришла медсестра, помогла мне одеться, принесла пробирки с материалом для анализа. Убрала их в холодильник, положила мне лед на живот. Еще кто-то заходил, сказал, что встать можно через 20 минут. Принесли обед, я не знала, можно ли мне есть, и санитарка сама сбегала и уточнила. Так я узнала, что есть и пить можно через два часа и что в больнице не всем на меня наплевать. Пить очень хотелось, а я еще и охрипла, звонила мужу и говорила не своим голосом.
Вставать было очень страшно, я шла в туалет и думала, что сейчас увижу ужасное кровавое месиво. Но на деле оказалось не так плохо, крови почти не было.
Два часа прошли довольно быстро, за это время я успела медленно сползать на первый этаж, чтобы передать курьеру пробирки, сесть с размаху в кресло и понять, что это очень больно (но сидеть можно, не запрещают!), пару раз сходить в туалет и убедиться, что жидкости во мне не осталось, кроме крови. И еще я вспомнила, что медсестра мне говорила не нагибаться вперед — когда нагнулась, боль разогнула меня обратно. Но, к счастью, после этого больше не было больно вообще.
Потом был холодный суп и размякший соленый огурец, много воды, весь по очереди медперсонал (кроме лечащего врача) с вопросами о моем самочувствии, прогулка с мужем на улице, во время которой я чуть не потеряла сознание и отлеживалась на лавочке.
И я больше не плакала.
Возможно, я еще буду плакать, — даже когда буду перечитывать этот текст. Я писала его, потому что мне становилось от этого легче, а дописала, потому что очень хотела бы прочитать его сама еще до того, как все это произошло. Сразу, когда я узнала, что мои дети родятся не в этот раз. Возможно, этот текст поможет кому-то другому.
Через день после выписки я улетела в отпуск, на море, в жару. Два врача хором сказали мне, что ехать — надо, купаться в море — надо, что мне как никогда нужны положительные эмоции. Один из этих врачей — моя черствая и вечно занятая из больницы. Я не сержусь на нее — я думаю, что у нее просто очень много таких, как я.
Пока я лежала в больнице, я очень искренне и тепло говорила по телефону с мамой, с папой, с тетей, с подругами. Такой теплоты в разговорах с некоторыми из них я давно или вообще никогда не ощущала, и оказалось, что мне очень ее не хватало. Я в очередной раз убедилась, что на моего мужа можно положиться в абсолютно любой ситуации.
Три месяца беременности научили меня быть более гибкой, быстро менять планы или просто не строить их. Вот я с утра с положительным тестом на беременность (мы планировали, но не ожидали, что получится сразу), карьерными планами и билетами в отпуск говорю мужу, что планы меняются, и он меня обнимает и счастлив.
Вот я смотрю на очередной анализ ХГЧ и понимаю, что он растет не так, как должен, звоню врачу, бегу на УЗИ подтверждать замершую беременность в шесть недель, а вместо этого узнаю, что у меня двойня, и ХГЧ при этом на таком сроке не показателен. Вот я планирую переезд из нашей маленькой спальни в большую комнату, чтобы поставить там сразу две кроватки. Отменяю записи на вейкборд, замораживаю абонемент в бассейн, не еду в командировку, перестаю есть супы (меня от них тошнит) и пить привычный чай с молоком. Покупаю беременные джинсы. Придумываю, как на 12-й неделе фотографировать растущий живот. Иду на первый скрининг и узнаю, что он же и последний.
Я начинала было винить себя — сначала в том, что случилось, потом в том, что я почему-то думаю о хорошем впереди, а не горюю о своих нерожденных детях.
Осталось только одно, что меня никак не отпустит — я не знаю, как рассказать всем, кто знал о моей беременности, а особенно тем, кто вместе со мной ждал двойню, что в этот раз ничего не получилось. Я бы очень хотела еще до аборта прочитать колонку, которая бы заканчивалась примерно таким абзацем:
«Мы никому ничего не должны. Мы не обязаны закончить вуз, в который поступили. Мы не обязаны через три года занять должность директора компании, в которую пришли стажером. И беременность не обязательно заканчивается родами. Этого не нужно стыдиться, этого не надо бояться, и если замершая беременность случилась — нужно помнить, что это просто одна „такая ситуация“, а не вся жизнь».
Еще почитать по теме
«Врач спросил, хочу ли я попрощаться. Акушерка зажала рот рукой и отвернулась»: история одной перинатальной потери