Недавно под текстом Любови Абрамовой о перинатальной утрате произошла небольшая дискуссия, которая позволила мне понять две важные вещи. Во-первых, я не единственная, кто не испытывал сильных чувств и эмоций по поводу утраты. И во-вторых, вместе с тем мне бы хотелось узнать, услышать, что это нормально, что отсутствие этих чувств в данной ситуации не означает мою ущербность и неспособность испытывать этих чувств вообще. Добавлю, что я испытываю огромное сочувствие и уважение к женщинам, для которых этот опыт оказался травматичным по разным причинам.
В конце того обсуждения мы пришли к выводу, что хорошо бы появилась статья, валидирующая не только чувства скорби, гнева, опустошения, но и их отсутствие и — что еще важнее — отсутствие чувства вины и стыда за это. Такую статью я нашла в электронной версии журнала Parents за 2018 год и решила перевести ее с небольшими сокращениями для читателей НЭН. Если есть прецеденты, то должна быть и реакция!
Статья не носит научного характера — по сути, это изложение еще одного личного опыта. Но чем больше историй, тем больше подтверждений нормальности! К тому же, статья написана практикующей докторкой, целенаправленно рефлексирующей над этой задачей.
«Я не скорбела о потерянной беременности и поняла, что чувствовать себя в порядке — это нормально», — докторка медицины Эми Уолш рассказывает о своем опыте.
Мэрайя Кэри, Бейонсе, Пинк — эти женщины не так давно поделились своими историями о перинатальной утрате. Тем не менее, тема продолжает оставаться табуированной в общественном поле, несмотря на тот факт, что от десяти до 20 процентов женщин, знавших о своей беременности, потеряли ребенка.
По мере того, как знаменитости стали рассказывать о своем опыте, СМИ начали обращать внимание на личные истории потери беременности. Большинство из них закономерно фокусируются на чувствах беременной женщины: скорбь, горе, стыд, одиночество и постоянное чувство утраты.
Как врачесса скорой помощи и мама одного ребенка, я приветствую эти истории, потому что знаю, что они перекликаются с опытом многих женщин, у которых была перинатальная утрата. Вскоре после того, как я сама пережила потерю беременности, наступил День матери и последовал шквал историй, призванных напомнить, что День матери для многих семей — это нечто большее, чем просто праздник.
Эти истории посеяли во мне ноющее чувство вины: многие из этих женщин испытывали ощущение, как будто в их семьях чего-то недостает. Я же — нет. После нескольких недель размышлений я поняла, что чувствую себя виноватой из-за того, что недостаточно оплакиваю свою потерю.
Я поняла, что беременна, казалось, задолго (по крайней мере, за три-четыре дня) до того, как сделала тест. Я была счастлива! Уверена, мой муж Джо — тоже. Мои самые продуманные планы претворялись в жизнь: я мечтала, что, когда моему первому ребенку исполнится два года, мы попытаемся завести второго. И вот, спустя месяц, мы добились успеха. Через два дня после положительного теста на беременность я заметила небольшое кровотечение и сразу подумала, что будет выкидыш, но кровь остановилась, и беременность сохранилась.
Однажды на работе я решила сделать себе УЗИ во время перерыва, и в тот момент, когда я увидела сердцебиение, подумала: «Похоже, что мы все-таки в числе счастливчиков».
Примерно в восемь недель беременности кровотечения стали учащаться. Я сделала ультразвук на работе — все выглядело нормально, но, когда я пришла в клинику на свой первый прием четыре дня спустя, врачи не могли обнаружить сердцебиение… Помню, как меня разрывало изнутри, но я смогла собраться, взяла диск с записью снимков и поехала домой.
Дома я все рассказала Джо и своей дочери Рите (у нее уже была наготове футболка с надписью «Старшая сестра»). Несмотря на то, что ей было всего два года, Рита поняла, насколько мне было грустно. Наш обед был печальным. Мы втроем обнялись со слезами на глазах — и это последний раз, когда я плакала из-за своей потерянной беременности.
После того УЗИ прошло около недели, когда начались симптомы выкидыша. Мне повезло, что процесс оказался не таким болезненным, как я ожидала. Схватки были ненамного хуже, чем при менструации. Кровотечение, однако, было гораздо сильнее. Хотя я врач скорой помощи и часто работаю с пациентами с замершей беременностью, мне было трудно поверить, что в моем теле все еще остается так много крови (особенно в первые три часа).
В то время как мое тело реагировало в соответствии с ожиданиями, моя эмоциональное состояние оказалось для меня неожиданностью. В течение первых нескольких недель после выкидыша я продолжала ждать, когда же почувствую сильное горе, которое испытывали мои пациенты, о котором рассказывали мои друзья и о котором я читала в журналах и блогах. Этого не произошло… У меня были негативные эмоции, но сильное горе не входило в их число.
Когда я свыклась с мыслью об потере эмбриона, больше всего меня огорчала утрата нашего воображаемого будущего, в котором был здоровый малыш. Ребенок, который мог бы гоняться за Ритой по всему парку. Ребенок, который мог бы разделить эскимо со своим дедушкой. Ребенок, который мог бы отпраздновать выпускной. Но это было не то будущее, которое ожидало нас, даже если бы моя беременность сохранилась. И эта мысль помогла мне разобраться в том, что происходило в моей голове и в моем теле.
Я услышала интервью художницы Хлоей Парсонс (Wholly Chloe) о перинатальной утрате. Вывод, вынесенный из него, укрепил мое осознание. Человеческое тело — невероятно мудрое создание, оно может очень рано распознать, что беременность не приведет к рождению живого или здорового ребенка.
Честно говоря, самым трудным было рассказать о случившемся своей семье: я чувствовала себя глупо из-за того, что раньше вселила в них надежду. И сейчас, несколько месяцев спустя, я чувствую легкую зависть к женщинам на той же стадии беременности, которая могла быть и у меня.
Однако благодаря моему медицинскому образованию, рациональное левое полушарие включается в работу: у моего эмбриона, скорее всего, были либо генетические проблемы, либо проблемы с формированием жизненно важных органов, из-за которых он или она не могли выжить.
Мой опыт укрепил концепцию того, что не существует «правильного» способа пережить перинатальную потерю. Есть множество причин, по которым такая утрата может оказать большее эмоциональное воздействие, чем на меня: первая беременность, множественные выкидыши, бесплодие (или попытки забеременеть в течение длительного периода времени), потеря супруга или просто потому, что беременность — это время, когда женщина физически и эмоционально очень уязвима.
Много моих подруг, в том числе несколько врачесс, были удивлены тем, как сильно повлияла на них потеря беременности.
Наш жизненный опыт, душевное состояние и поддержка близких настолько сильно отличаются, что не может быть универсального способа проживания трудного опыта. Давайте посмотрим правде в глаза: перинатальная потеря — отстой. Но нет никакого «неправильного» отношения к своему выкидышу. Нет «неправильного» способа рассказать (или не рассказать!) о своем выкидыше.
Как обществу нам нужно «правильно» мыслить об одной вещи. Наше репродуктивное здоровье: менструации, выкидыши, беременность и послеродовое восстановление — слишком важно, чтобы испытывать вину или стыд.