В сентябре в России была объявлена частичная мобилизация, в результате которой повестки получили 222 тысячи мужчин. НЭН поговорил с тремя женщинами, чьи мужья попали в число мобилизованных.
Мне 28 лет. Мы с мужем вместе шесть лет, четыре из них — женаты. Он приехал в наш район в Вологодской области к родственникам, встретил меня и так здесь остался. Муж работает оператором телескопического погрузчика в компании, которая продает лес.
Когда мы узнали, что президент должен выступить с обращением, на котором может объявить о мобилизации, то, конечно, встревожились. Утром я внимательно смотрела эфир, муж тоже смотрел его на работе. Мы морально готовились к худшему, об отъезде не думали: у нас не было загранпаспортов и финансовой подушки, достаточной для переезда.
23 сентября, в пятницу, в 16:40 в нашу дверь постучали. Это были люди из военкомата. Женщину, которая там работает, я знала раньше. Она поздоровалась со мной и опустила глаза в пол.
Они ответили, что придут в воскресенье, когда муж будет дома, а во вторник он должен будет уехать. Потом мы узнали, что если бы повестка застала его дома в пятницу, то на сборы у него было бы всего несколько часов.
За выходные муж успел закончить свои дела, попрощаться с друзьями, с мамой, которая приехала из другого города, и побыть с сыном.
29 сентября ему исполнилось 30 лет. Мы планировали большой праздник с друзьями и родными, вместо этого — он там, а я с сыном, которому всего один год и пять месяцев, дома.
Интересное по теме
«Рекомендуем не расслабляться». В Москве завершилась мобилизация
Хоть и говорили, что мобилизованных всем обеспечат, но на сборы пришлось выложить приличную для нашей семьи сумму: рюкзак, спальник с ковриком, берцы, два комплекта термобелья, балаклавы, термоноски, перчатки и многое другое, не говоря о личных вещах, аптечке и еде на пару дней. С волонтерами я отправила мужу еще одну посылку — он просил облегченную зимнюю военную форму, тактические перчатки, портупеи.
Несмотря на то, что муж служил в противовоздушной обороне и его военно-учетная специальность непосредственно связана с ПВО, его распределили в противотанковое отделение, где он пройдет только месячное обучение.
Сейчас муж в военной части в Костроме. Каждый день с восьми до девяти часов вечера у них свободное время и он звонит мне. Им разрешены кнопочные телефоны.
Я еще не осознала, что он уехал. За последние шесть лет самое долгое наше расставание — это дни, которые я провела в роддоме.
Я смогла взять себя в руки, но это огромная трагедия для нашей семьи. Мой муж — любящий муж и заботливый, очень вовлеченный отец. С сыном у них большая любовь, каждый вечер сын ждет папу с работы у входной двери, и я не знаю, что ему говорить на его «папа де?».
Интересное по теме
Страх, боль и отчаяние: как война влияет на детей
Мы с мужем жили в разных городах и познакомились в интернете. Переписывались недолго, потом встретились и больше не смогли разлучиться. Он был женат, я была замужем, но наши браки уже трещали по швам.
За плечами у мужа — Вторая чеченская война, поэтому мы думали, что мобилизация может его затронуть. Когда все только началось в феврале, он говорил: «Может, мне самому пойти?», но я была против. Незадолго до мобилизации мы с 19-летним сыном переехали из Екатеринбурга в Краснодар, сняли здесь квартиру, я успела устроиться менеджером в магазин.
После 21 сентября моему мужу позвонили из военкомата. Оказалось, что повестка пришла ему в нашу бывшую квартиру в Екатеринбурге еще 9 сентября. Мы собрались и пошли вдвоем в военкомат. Я надеялась, что его не возьмут, потому что ему 44 года. Но как только они увидели в военном билете, что у него Вторая чеченская, его сразу отправили на сборы.
Неделю продержали в воинской части. Там не было туалета и душа, а покормили их только на третий день. Я ездила туда, чтобы отвезти все, что только могла. Потом мужа перевели в Буденновск, и, пробыв там еще неделю, он оказался в Украине. Он звонил мне и диктовал номер жетона, говорил, что больше со мной не сможет связаться. Сейчас он все-таки иногда выходит на связь.
Я оказалась в очень тяжелом состоянии, объехала все социальные службы в попытках найти хоть какого-то психолога, но мне ничем не помогли. Я уже три недели одна — никогда с ним так на долго не расставалась.
Интересное по теме
Цена жизни: возможно ли компенсировать потерю родителя деньгами?
Вариант уехать в другую страну мы даже не рассматривали, потому что он у меня патриот. Но я сейчас уже не знаю, что думать. Я начала винить себя и думать, что, может, не нужно было мне его туда отправлять. Но что я сделаю, мужчины есть мужчины, он защитник, и у него уже есть боевой опыт.
Мой муж работает на мясокомбинате, где большинство сотрудников не поддерживают происходящее. Когда его коллеги узнали, что на повестке написано, что он пошел служить «добровольно», то стали присылать мужу голосовые сообщения с обвинениями в том, что он отлынивает от работы, и с угрозами приехать и разобраться с ним. Они говорили: «Куда ты идешь, ты что дурак?», «никого из нас не призвали, а тебя призвали».
На работе мне сначала не поверили, что муж мобилизован. Мне пришлось доказывать это справкой из военкомата. Эта справка дает возможность получить кредитные каникулы в банке. Ему должны были на работе выплатить деньги, но деньги не выплачены — только прислали какие-то небольшие командировочные. Губернатор Краснодарского края пообещал выплатить по сто тысяч мобилизованным, но и этих денег я тоже не получила.
Сейчас я нахожусь в очень расстроенных чувствах, не могу ни работать, ни думать. Я убрала с видного места все его вещи и фотографии, потому что мне очень тяжело. Все мои родные далеко, я тут одна. Сын и собака — все, что у меня есть. Съемная квартира, машина мужа, стоящая во дворе, мимо которой я хожу каждый день. Жду, надеюсь, верю, молюсь.
Он сказал, кто вас защитит, если не я? Я сейчас ненавижу всех мужчин: почему мой муж там, а вы здесь, улыбаетесь и счастливые? Это, видимо, депрессия до такого доводит. В психологических службах поддержки мне посоветовали заняться любимым делом. Мое любимое дело — это вышивание крестиком, но как я им займусь, если у меня трясутся руки?
Мы с будущим мужем познакомились в Мариинске. Несколько лет назад переехали в Севастополь и поженились. Нашему сыну семь лет, он учится в первом классе.
Мой супруг прошел Вторую чеченскую войну. У него заключен контракт с Министерством обороны — 45 дней в году он проводит на учениях, а все остальное время занимается своей обычной жизнью, работает в компании интернет-провайдера.
Несмотря на то, что мой муж резервист, он долго не получал повестку, и мы думали, что его уже не призовут. Но 10 октября ему позвонили из военкомата и сказали, что ждут его там на следующий день в девять утра со всеми необходимыми для длительного проживания вещами. На сборы у нас было несколько часов. Находясь в полной фрустрации, я побежала собирать все необходимое. Я собрала ему аптечку с бинтами и жгутами, положила спальник и горелку. Сейчас он находится в воинской части в Севастополе.
Когда сын узнал, что папу забирают, он плакал. Он очень переживает за отца, начал рисовать страшные рисунки про войну. Я не знаю, как обсуждать происходящее с сыном. Я объяснила ему, что идет война, Россия воюет с Украиной. Стараюсь не использовать эпитетов и не объяснять, кто плохой, а кто хороший, не транслировать ему полярность. Я говорю ему, что есть военный конфликт, и это страшно. Он сам понимает, что это страшно и папа в опасности.
Мой муж — человек абсолютно военного склада, но он не хотел идти на эту войну добровольцем. Его звали пойти до объявления мобилизации, тогда он сказал, что один раз он уже был на войне и второй раз туда не пойдет. На Второй чеченской он получил пулевое ранение. Он вспоминал войну, говорил, что бывает, идешь, ногой чьи-то мозги отпинываешь, потому что пройти надо. Он вспоминал, что впервые попасть в эти условия было очень страшно: его трясло, он чувствовал панику и полную дезориентацию, пока его не стукнули по каске и не привели в чувства. Он говорил, что многие солдаты там блевали, что кого-то оттуда отправляли в психиатрическую больницу.
У моего мужа очень стабильная психика, он из тех людей, который от этого потрясения отходит. А потом размышляет так: раз ты военный, то у тебя нет выбора, ты должен идти туда снова. Хотя он прекрасно помнит, что это такое, знает, что это ужасно, и не рвется в бой.
Во Вторую чеченскую он был молодым пацаном: у него не было ни котенка, ни ребенка. А сейчас у него есть жена и ребенок, есть за кого переживать. Но когда случилась мобилизация, выбора у него не осталось.
С тех пор, как мужа забрали, прошло больше десяти дней, но я не успела адаптироваться к новой действительности. У меня периодически случаются панические атаки: в груди что-то схватывает, и тогда я останавливаюсь, пытаюсь дышать, успокаиваться. Как-то я шла по улице с ребенком, он мне что-то говорил, а я не слышала его, облокотилась на какие-то перила и начала реветь, но не в голос, а слезы сами катились. Состояние настолько тяжелое, что его уже трудно контролировать.
Еще мы оказались в сложной финансовой ситуации. Раньше львиная доля бюджета была на супруге, а сейчас мне придется оплачивать съемную квартиру и кормить нас с ребенком самостоятельно. При этом нам пришлось самим купить мужу обмундирование: берцы, рюкзак, часы, носки, теплый свитер — на все ушло около 40 тысяч рублей. Обещанных выплат — в Севастополе это около 200 тысяч рублей единовременно — нам пока не выдали. Нам объяснили, что денег не будет, пока часть не будет сформирована.
Я хотела, чтобы он уехал, но он сказал, что никуда не поедет, потому что это трусость. Я сказала, что не важно, как это называется, потому что главное, чтобы он был цел и жив. Но он ухмыльнулся и сказал, что никуда не поедет и будет защищать нас.
Я не ругалась с мужем по политическим вопросам. Для меня любовь, гармония в семье и уважение к человеку намного выше, чем споры о политических убеждениях. Я озвучила ему свою позицию, он отреагировал нейтрально, обойдя эту тему. Он никогда не озвучивал свою позицию. Я думаю, если бы я сочла нужным ему навязать свое отношение, то мы бы как минимум поругались, а нам сейчас и так тяжело. Если он принял такое решение, то я его уважаю, несмотря на то, что с ним не согласна.
Моя мама, и наши родственники поддерживают меня. Все в семье понимают, что происходит что-то ненормальное, но мы все стараемся не оценивать происходящее политически. Мы относимся к этому как к тяжелому периоду для нашей семьи, который нужно просто перетерпеть.