Чувство вины как двигатель материнства

Вообще все мое материнство построено на чувстве вины.

Я точно помню тот момент, когда оно появилось: через секунду после рождения сына, когда акушерка одним движением перерезала пуповину, не дав ей отпульсировать, и мой мальчик недополучил так необходимый ему стакан крови. А ведь мы договаривались с врачом! Ведь она соглашалась подождать пять необходимых минут…

В этот момент чувство вины зародилось, набухло и запульсировало внутри меня. И дальше именно оно управляло всеми моими поступками и всем моим материнством.

Система построена так, что как бы вы ни поступали, что бы вы ни делали для своего ребенка – вы все равно будете виноваты. Например, я довольно долго кормила своих детей грудью – и понятно, что наслушалась от своей мамы, ее подруг, врачей и просто прохожих массу всевозможных страшных предсказаний о том, как мои дети, лишенные необходимых витаминов и минералов («ну, понятно, молоко он пьет… но откуда он будет брать витамины, если ему уже четыре месяца, а он фруктов в глаза не видел?!» – это мама), как эти несчастные младенцы, ведущие полуголодное существование по прихоти их безумной матери, страдают и недополучают полезного питания и развития («она у вас, как обезьяна – чав-чав, а человек – не обезьяна, он должен уметь развлекаться и утешаться не только с помощью сосания!» – это уже именитый педиатр).

В общем, я искренне думала, что жизнь матерей, выбравших искусственное вскармливание, – легка, весела и приятна: врачи их на руках носят, родители души не чают – ведь ребенка в любой момент можно забрать и сколько угодно кормить из бутылочки! А подруги хвалят и ценят за современный выбор цивилизованной женщины. Но реальность оказалась гораздо печальней: некормивших (или мало кормивших) грудью матерей ровно те же люди и с тем же азартом стыдят и с той же страстью рассказывают им, как они, эгоистки, загубили ребенку весь иммунитет и тонкую духовную связь с мамой.

Ну, дальше понятно, что если водишь малыша на кружки и занятия – то ты сумасшедшая психопатка, делающая ребенка рабом своих амбиций и лишающая его детства. Если не водишь – то ленивая и равнодушная мать, лишающая сына или дочку шанса в жизни.

Каждый день ты делаешь кучу маленьких выборов – и ни в одном ты не можешь быть уверена на сто процентов. Ну, вот я, например, совсем неспортивная, но стремлюсь. И всегда думала, что если бы у меня была хоть капельку спортивная семья, если бы я привыкла к движению с детства, мне было бы, наверное, легче. Но меня родители не пускали ни в какие спортивные секции – они считали, что я ужасно неловкая и там непременно разобьюсь и сломаюсь. В принципе, думаю, они были недалеки от истины.

Но вот отец моего мужа – он до сих пор в свои почти восемьдесят – состоит из одних упругих мышц и может позировать скульпторам. Когда муж учился в школе, они каждое утро бегали с папой по десять километров, занимались йогой, поднимались в горы, бегали на лыжах, также муж ходил в секцию бокса и плавания. В четырнадцать лет, когда другие мальчики были смешными, тощими и неловкими – он был как сжатая пружина, как статуэтка юного греческого бога.

Впрочем, как только мужу удалось вырваться из папиных рук, он тут же одной рукой схватился за диван, а другой – за булку и на протяжении следующих двадцати лет практически их не выпускал. Так что я – без малейшего опыта в спорте – пытаюсь бегать, ходить в зал и испытываю к физической активности благоговейное почтение. Муж, который с раннего детства занимался спортом с лучшими специалистами и очень много – испытывает к нему глубочайшее отвращение. Черт его знает, как правильно, главная беда воспитания в том, что ты никогда не знаешь, как правильно. Какой результат ты получишь из того или иного своего родительского решения. И поэтому любое твое решение зачастую вызывает легкую долю вины: а вдруг именно сейчас ты ошибся? Поступил неверно? Испортил такого хорошего мальчика или девочку, которого тебе подарила судьба?

Жить с этим – конечно, ужасно неприятно. С другой стороны, я абсолютно убеждена, что сомнение – важнейшая часть родительского воспитания. Без него, без постоянного сомнения, рефлексии и анализа – очень сложно увидеть реального ребенка. Прислушаться к нему.

Люди, абсолютно и безусловно уверенные в том, что они – совершенные, идеальные, безгрешные родители – по моим наблюдениям, оказываются обычно страшнейшими и чудовищными монстрами, танками, проезжающими по жизням своих детей. Ведь они знают, как правильно! Ведь они точно знают, что хочет их ребенок и что ему нужно на самом деле, даже если он, глупышка, говорит, что не хочет и не нужно.

Когда ты безгрешен, ты никогда не ищешь проблемы в себе, она всегда – в ребенке. Это ребенок ленивый, капризный, избалованный и наглый. Это дурная компания научила его всем этим ужасным вещам. Или плохие гены – весь в отца. Или еще миллион причин, скрытых в неудачной природе самого ребенка. А это лишает родителя возможности выслушать ребенка (он же и так все о нем знает!), а во-вторых, наладить с ним отношения. Последние сводятся к тому, «как воздействовать на ребенка так, чтобы он начал соответствовать моим ожиданиям». А так, в одностороннем порядке, к сожалению, не работает.

И последнее: отсутствие сомнений и чувства вины приводит к тому, что человек никогда не извиняется и не признает ошибок. Боится отступиться, даже если видит, что совершенно не прав – ведь это подорвет его авторитет! Одно из самых пугающих событий моего детства произошло в мои семь лет, я была в первом классе. Проснулась ночью очень резко, от ужасного удара в голову – это мама ворвалась в мою комнату и запустила в меня моим несобранным портфелем. Я испугалась, заплакала, начала заикаться. Мама на мгновение смутилась, но тут же закричала, что она будет поступать так каждый раз, когда обнаружит несобранный с вечера портфель. Я, дрожащими руками и захлебываясь слезами, собрала этот чертов портфель. Но с тех пор боялась маму – чуточку больше. А любила – чуточку меньше. Потом, когда я выросла, мама объяснила, что не знала, что я сплю, ей показалось, что я притворяюсь. А когда я уже проснулась от удара – она сама очень испугалась, но ей не хватило духу остановиться, извиниться и признать, что она вела себя как неадекватный псих. Ей пришлось доиграть эту сцену до логического конца – только потому, что она не могла допустить того, чтобы я хоть на секунду засомневалась в правильности и продуманности ее действий.

Это, конечно, крайняя ситуация. Впрочем, мое чувство вины – как раз не дает мне доводить до такого в моей семье и в отношениях с моими детьми. Хотя темперамент у меня тоже – йу-ху! – не хуже, чем у моей мамы. Именно оно, чувство вины, заставляет бросать любую работу и читать сыну каждый вечер. (А чувство естественного эгоизма – заставляет выбирать те книжки, которые мне бы самой хотелось прочесть). Оно, это чувство, заставляет искать для сына и дочки многочисленные кружки и секции, а потом чертыхаться, но водить их туда. Потому что оно шепчет мне: «Тебе достались очень талантливые дети, и ты загубишь их, если не будешь помогать им развивать их способности».

Они, конечно, этим пользуются – не кружками, а моим чувством вины. Немножко. Впрочем, это не мешает им расти на редкость эмпатичными и честными детьми. Тоже умеющими рефлексировать, задавать вопросы и просить прощения. А это ли не цель и не счастье?