9 октября стартует неделя информирования о младенческой смертности, которая проходит в рамках месячника распространения сведений о СВДС и перинатальной утрате. В прошлом году мы сделали серию публикаций на эту непростую тему. Сейчас мы тоже хотим поддержать всех, кто столкнулся с потерей беременности или младенца, дать им слово и предоставить возможность выговориться. Сегодня мы публикуем историю нашей читательницы Елизаветы. Если вам есть, что рассказать, вы можете отправить свою историю на editor@n-e-n.ru.
Имена моих детей разные, но переводятся одинаково — «Дар Божий», случайно получилось. А еще — они оба радужные детки.
Как только мы с мужем поженились, то сразу стали планировать детей. Для нас было абсолютно естественным думать, что семья — равно дети. Мне так хотелось быть беременной! Это же так мило — животик, этакий особый статус.
Когда я забеременела в первый раз, это было как само собой разумеющееся: мы оба молоды, более-менее здоровы, я никогда не пила и не курила. В течение недели после того, как узнала, я рассказала эту новость почти всем друзьям и родным. Все радовались.
А потом я пошла на УЗИ, потому что «ХГЧ низковат» — и радость кончилась. На предполагаемом сроке восемь-девять недель не было сердцебиения, только маленькая «креветочка» на экране и ничего.
После того, как прошли первые слезы, меня больше всего поражала мысль, что я столько времени ходила с трупиком внутри и делилась радостью о будущей жизни, когда этой жизни уже не было.
Потом была операция, звонки родителям и друзьям о том, что не получилось, попытки утешить фразами «ну ладно, хоть срок маленький, ты не успела привыкнуть». Приехав домой после аборта, я увидела сестру — ее муж заболел чем-то заразным, а ей нельзя болеть — она беременна, срок на пару недель больше, чем был у меня. Она жила с нами еще две недели.
Тогда я думала, что мне тяжело.
Но хуже было потом, когда не могла забеременеть. Всего-то четыре месяца, а мне казалось, что полжизни. За это время я так отчаялась, что единственным моим желанием было не страдать. Ну не будет у нас детей, ну и пусть, лишь бы не страдать.
А потом наступила беременность, через восемь месяцев после потери предыдущей. В феврале родился мой первый сын.
Через полтора года мы решили крутануть рулетку еще раз. Я забеременела с первого цикла. Задержки не было, раньше времени пошли скудные месячные, и зачем-то я сделала тест — положительный. Дрожащими руками вызвала мужа с работы, а сама поехала в ближайшую клинику.
Советского вида тетенька посмотрела на УЗИ и спокойно сказала: «Замершая беременность малого срока». А я-то думала снаряд не падает дважды в одну воронку! Со мной не может такое случиться еще раз!
Если бы тогда у меня были деньги, я бы согласилась на медикаментозный аборт. Врач посоветовала подождать несколько дней, чтобы подтвердить диагноз. Через три дня замершая подтвердилась — от нее уже почти ничего не осталось, но мой врач настояла убрать остатки. Мне было все равно, я согласилась.
Через пару дней пришла на плановое УЗИ. И что же?
— Как будто я ничего не делала, — говорит врач. — Это плодное яйцо! Сдавай ХГЧ.
Следующий месяц я жила в состоянии постоянной готовности к потере. ХГЧ рос то в два раза быстрее нормы, то в два раза медленнее, плодное яйцо росло, но было кривым, желточный мешок казался врачу слишком большим.
И вот УЗИ в предполагаемые шесть недель в поисках сердцебиения. Есть! Врач ничего даже не говорила, а я лежала и плакала. А как же скачки ХГЧ? Неправильная форма? Как так?
— Не всегда так, как в учебнике. Ты видишь, что на экране? Видимо, была двойня, первый замер, а второй выкатился позже.
Беременность не была легкой: угроза выкидыша в девять недель, ИЦН и шов в 19 недель, два месяца почти безвылазно дома со старшим двухлеткой. В 40 недель и три дня я родила моего второго богатыря (4400, шутка ли!), живого и вроде бы здорового.
Оказывается, четверть всех беременностей не заканчивается родами. Это каждая четвертая! Нас много. Для меня было большой поддержкой узнать, что я не одна теряла детей и что у многих женщин потом рождались здоровые дети.