В тексте Эмили Мартин подробно разбирает, как стереотип о том, что деятельность мужчины более ценна для общества, нежели деятельность женщины, оказал влияние на выбор лексики, используемой в описании функционирования мужской и женской репродуктивной системы.
Мартин начинает с того, что в научной литературе, безусловно, и мужская и женская репродуктивная деятельность признается важной. Но если посмотреть внимательно, то заметны отличия. Цель женской репродуктивной системы часто ограничивается производством яйцеклеток и подготовкой их к возможному оплодотворению. На этом энтузиазм заканчивается. Если оплодотворения не произошло, то в следующем месяце у женщины опять будет менструация. Естественно, если смотреть на деятельность женской половой системы как на процесс, который должен закончится деторождением, то менструация будет восприниматься как ошибка. Как будто вся система совершила какой-то сбой и теперь должна экстренно освободиться от мусора.
В то же время деятельность мужской репродуктивной системы часто описывается довольно восторженно: «Здоровый мужчина может производить до нескольких миллионов сперматозоидов в день!». А в классическом тексте «Медицинская физиология» была такая цитата: «Если женщина производит в месяц максимум одну гамету, то мужчина — сотни миллионов». Интересно, почему же производство спермы видится как более значимый продукт?
Кто-то может сказать, что сперматогенез и оогенез — это соотносимые друг с другом процессы. Давайте сравним. Энтузиазма в описании оогенеза тоже не встретишь. Часто подчеркивается, что материал для производства яйцеклеток у женщины имеется с рождения, как будто яйцеклетки просто все время сидят, ждут и стареют. И только если свежесозданный сперматозоид их спасет, то они обретут свой шанс.
Очень интересно, почему сперматогенез, в отличие от оогонеза, не считается расточительством? Если мужчина вырабатывает по 100 миллионов сперматозоидов в день, на протяжении 60 лет, то примерно два триллиона сперматозоидов он произведет зря. В то время как женщина, у которой созревает одна яйцеклетка в месяц на протяжении сорока лет, производит всего лишь 500 яйцеклеток. А если у нее, например, родятся двое детей, то и того меньше.
Как получилось, что яйцеклетки и сперматозоиды описываются в литературе настолько по-разному? Яйцеклетка представлена как пассивный элемент. Она как будто ждет, что ее из заточения освободит самый быстрый атлетичный сперматозоид, иначе она погибнет. А то, что большинству сперматозоидов тоже предстоит погибнуть, — часто остается за скобками.
Единственное «слабое» изображение спермы, которое встречалось Мартин во время ее исследования, было не в научных текстах, а в фильме Вуди Аллена «Все, что вы хотели узнать о сексе, но боялись спросить». Там сперматозоидам было страшно с невероятной скоростью вылететь из члена наружу и попасть, например, в потолок, пока хозяин мастурбировал.
Еще в 1948 году Рут Хершбергер в книге «Ребро Адама» писала, что женская репродуктивная система описывается в научных текстах как зависимая от мужской, в то время как мужская репродуктивная система часто описывается как автономная.
Хотя это парадокс и на самом деле они работают взаимосвязано.
Биология и социология тоже постоянно влияют друг на друга. Идеи Мальтуса о народонаселении повлияли на возникновение «Эволюции видов» Дарвина. А потом идеи Дарвина снова вернулись в социологию и стали «социальным дарвинизмом».
Мы видим похожую аналогию и в истории с описанием гамет: героические сперматозоиды-мужчины спасают пассивных дам-яйцеклеток и от этого у них рождаются дети. Как будто если прописать такую идеологию на клеточном уровне, то будет проще принять ее за единственно верную.
Почему же нельзя наконец воспеть репродуктивную систему женщины как невероятно пластичную систему организма, которая готова отвечать на жизненные изменения (например, беременность или менопаузу) и менять свою способность к репродуктивности в разные периоды жизни?
(Задача феминизма — разбудить спящие метафоры или хотя бы указать на них пальцем).
Мерч
Рассылка
