«В момент, когда я приняла решение не пользоваться соской, началась война»: как одна мама отказалась от идеи приучения ребенка к пустышке и что из этого вышло

Случилось так, что беременность, роды, а также первые месяцы жизни моего ребенка прошли в Португалии. Здесь я столкнулась и с вопросом о том, хочу ли я давать соску.

«Соска — ужасный девайс, — сказала доктор Граса, основательница местной прогрессивной клиники для кормящих матерей, — она успокаивает родителей, а не детей, я своей дочке соской испортила прикус».

«Соска совершенно безопасна, — медленно и отчетливо проговорила безупречная как робот доктор Марианна из государственного Центра здоровья, — главное, перестать использовать ее после года».

«Не всем детям она нравится, — уклончиво ответила Мария, бесплатная консультантка по грудному вскармливанию из движения Vamos dar de mamar („Давайте кормить грудью“) с огромным крестом на шее, — Я учу вместо соски давать детям палец, посмотрите на мой палец, дети его любят, сколько их его пососало!»

Надо сказать, что в Португалии соски не редкость не только в устах младенца, но и во ртах подросших детей лет четырех.

Насмотревшись на это, я решила, что у меня и адептов соски непреодолимые эстетические разногласия. Я стала сторонницей идеи, что соска затыкает ребенку рот, в то время как нужно позволить ему выразить свои эмоции и разобраться, в чем их причина. Как выяснилось, в момент, когда я приняла решение не пользоваться соской, началась война.

В первой фаланге, конечно, на меня шли бабушки и дедушки. Моя мама, узнав, что ребенок просыпается по ночам, была порядком взволнованна, как будто регулярный плач новорожденного — не обычное дело, а симптом каких-то серьезных отклонений. «Ребенку срочно надо дать соску», — безапеляционно заявила она в мессенджере. Однако мамину атаку мне отбить удалость.

Родители со стороны отца так легко не сдавались. Их общение с нами всегда базировалось на каком-то фундаментальном вопросе бытия. Например, пока не был известен пол ребенка, при каждой встрече или созвоне они спрашивали — ну что, мальчик или девочка? Когда выяснилось, что у нас родится сын, вопрос сменился на «как вы его назовете?». Когда имя было выбрано, — на «нельзя ли выбрать другое имя?» На девятом месяце непрерывно спрашивали, когда же я, наконец, рожу. После чего я закалилась настолько, что вопрос «а не стоит ли все-таки дать ребенку соску?», отскакивал от меня как мячик от Рональдо.

Далее шла армия друзей и знакомых, практически каждый день вокруг меня кто-нибудь к слову говорил о «шуше» — так португальцы называют соску. Слово «шушуканье» приобрело для меня новый смысл — «шуша, шуша, шуша» — грохот орудий не утихал ни на минуту. То сестра партнера доверительно спросит, а в чем, собственно, проблема с шушей, то подруга друга партнера принесет в подарок чудесную эко-шушодержалку из деревянных шариков, напоминающую четки.

Что касается партнера, то поначалу он принял мой выбор, но быстро пал под обстрелами и каждый плач ребенка стал сопровождаться разборкой по поводу соски. Конфликт сгладила Мария, научившая нас давать вместо соски мизинец — этот фокус получался у отца ребенка лучше, чем у меня, что несколько восстанавливало баланс: как сказала доктор Граса, «отцам тяжелее отказываться от соски, у них нет груди». Доктор Марианна раз в месяц спрашивала нас голосом Сири, все ли в порядке, и хотя она была настолько идеальна, что тактично не возвращалась к теме соски, мне все время мерещилось: «шуша, шуша, шуша».

Тяжелая артиллерия явилась от куда совсем не ждали. Однажды к нам постучалась соседка снизу и сообщила, что очень озабочена громким плачем ребенка. Нет, она не наезжала, она спрашивала, не нужна ли помощь. Я сказала, да, конечно, нужна, заходите посидеть у кроватки, когда будет время, я буду пользоваться случаем и ходить в душ. Но соседка была очень занятой — она оказалась владелицей недвижимости, в том числе и бруталистской четырехэтажки времен Салазара, где мы снимали квартиру с, видимо, не очень хорошей шуша шумоизоляцией. В текущий момент соседка занималась куплей-продажей очередных квартир и совершенно не знала, когда зайдет в следующий раз. Но утром следующего дня я обнаружила на двери бумажный пакет с пришпиленной к нему распечаткой статьи о том, что ребенок, не получающий соски, может задохнуться во сне. В пакете лежали четыре (!) разных модели шуши.

К трем месяцам мой ребенок, как и многие другие дети, прекратил непрерывно плакать, и жизнь стала легче сама собой. Правда, вскоре сыну пришло время пробовать засовывать пальчики себе в рот и шушуканье стало сопровождаться запугиванием, что ребенок будет до старости сосать палец. «У нас в России в таких случаях говорят „до армии“», — кивала я в ответ.

Однажды, по возвращении в Россию, я гуляла с коляской по заснеженному лесу и вдруг остановилась у сосны. На сосне висела соска! В первый момент показалось, будто ее повесила доктор Марианна. Представила себе, как она пробирается по снегу в своем белом халате и вечных каблучках. В коляске, ни о чем не подозревая, тихо-тихо спал мой сын. Возможно, ему снилась шуша.