Бить ребенка и кричать на него — это насилие. А лечить ему зубы? А заставлять делать уроки?

Поговорили с соучредительницей и внутренней супервизоркой центра, психологиней, эмбодимент-специалисткой Александрой Малаховой о насилии в детско-родительских отношениях.

Александра Малахова

Соучредительница Центра «Не Терпи: психологи за отношения без насилия»

Александра Малахова

Соучредительница Центра «Не Терпи: психологи за отношения без насилия»

Насилие бывает не только физическим

Что такое насилие?

Насилие — это использование человека в своих интересах. Формы могут быть разные, как более очевидные — физическое и сексуализированное насилие, так и менее заметные на первый взгляд, например, эмоциональное использование.

Насилие в детско-родительских отношениях — не такое, как в партнерских?

Различие в грани, отделяющей насилие от заботы или воспитания. В детско-родительских отношениях она более тонкая.

Детско-родительские отношения построены на иерархии, в отличие от партнерских, где оба участника равны. Родитель априори считается более опытным, сознательным. И в силу своей роли — управляющего, заботящегося, передающего опыт — обладает большей властью. Есть риск, что родитель своей властью будет злоупотреблять. Ему важно заметить, где его забота переходит в насилие. Это может быть сложнее, чем в партнерских отношениях.

У ребенка роль заведомо зависимая, ведомая. И речь не только о материальных аспектах, но и об эмоциональных — ребенок знакомится с миром через родителей, обретает свой опыт через призму опыта мамы и папы.

До подросткового возраста ребенок не может дать родителю отпор. Во взрослых отношениях человек может сказать: «Ну что ты меня воспитываешь?» или «Я сам решу, когда мне надевать шапку». Ребенок этого не может.

Можно ли бить детей?

Читайте наш спецпроект о наказаниях

Грань между насилием и воспитанием — как ее увидеть и не переступить?

Важно обращать внимание вот на что. Когда я пользуюсь родительской властью, я ратую за интересы ребенка или реализую что-то другое?

Возьмем, например, лечение зубов. Ребенку это страшно и неприятно. Но это необходимо для его здоровья. Ребенок, особенно маленький, эту долгосрочную перспективу не видит, ему важнее страх, который он испытывает сейчас, и приходится его заставлять пойти к врачу. Это забота о нем с элементами принуждения. Еще важно, как я осуществляю эту заботу: тащу ребенка за руку и ору на него, чтобы он не орал, или пытаюсь его поддержать, чтобы он мог более комфортно прожить этот опыт.

Другое дело, если я, ругая ребенка, сбрасываю свое эмоциональное напряжение, которое накопила в отношениях с партнером или на работе. В этом случае я реализую свою эмоциональную потребность за счет ребенка, и это насилие. Я пользуюсь тем, что это безнаказанно — накричать на ребенка потому, что он более слабый и не может защититься.

Отсутствие насилия — это не значит, что ребенка надо оберегать от любых усилий

Некоторые родители стараются минимально ограничивать ребенка, опасаясь, что любые ограничения — это насилие, которое нанесет ребенку травму.

В психологии есть понятие фрустрации — это когда человек встречается с невозможностью удовлетворить свою потребность или не оправдываются его ожидания. На пути взросления мы все встречаемся с такими эпизодами, и далеко не все они травмируют. Задача родителя — научить ребенка уметь справляться с этими эмоциональными «обломами», проживать их.

Говорить о травме можно, если есть два условия — воздействие превышает способность человека «переварить» его, и у человека [при этом] нет поддержки. Второй момент важен: даже очень сильное эмоциональное воздействие на ребенка может не стать травмой, если рядом с ним есть устойчивый, желательно не вовлеченный в ситуацию взрослый, который на его языке объяснит ему, что происходит, контейнирует эмоции, поможет сориентироваться. Это может быть не обязательно родитель, но и другой родственник или значимый взрослый — учитель, например.

Интересное по теме

«Пока мы бьем детей ремнем по ж…, мы сами в ж…»: еще одна колонка о насилии как методе воспитания

Пример со стоматологический клиникой понятен. А если мама говорит: я ребенка вожу на десять кружков или я его в большом спорте держу, потому что я хочу, чтобы у него было хорошее будущее, и это ради его интересов?

Тут бывает по-разному. Некоторые дети супер-энергичные — им все интересно, они бы плюс к этим десяти кружкам еще на столько же ходили.

В случае с большим спортом тоже бывает, что это амбиции и потребности ребенка. И если в какой-то период у ребенка мотивация падает, родители ее могут поддерживать. Но если ребенок не хочет идти на эти тренировки, если его буллят или тренер слишком жесток, а родители это игнорируют и все равно его туда тащат, потому что хотят, чтобы он был звездой или не рос «тряпкой», — тут перевешивают интересы родителей.

Важно увидеть два полюса: либо я заставляю ребенка, несмотря ни на что, — либо все пускаю на самотек: ну не хочет — значит, не хочет. Среди продвинутых родителей я все чаще замечаю крен ко второму полюсу — чтобы ребенку вообще не приходилось прикладывать в жизни никаких усилий. Но это тоже не на благо.

Отсутствие насилия — это не значит, что ребенка надо оберегать от любых усилий. Опыт, когда ему было страшно или сложно что-то делать, но он смог, укрепляет ребенка. Ощущение «я могу» очень важно для личности, для развития и роста.

Родителям хорошо бы учить ребенка навыкам преодоления трудностей — так же, как они учат его держать ложку. Это можно делать на своем примере или на разборе его примеров.

Легко ли эту грань почувствовать?

Нужно развивать в себе навык наблюдения за ребенком и за собой. Например, моя история. Сын каждое утро не хочет идти в школу, потому что ему сложно из уютного места переходить в какое-то другое, непонятное. Но я знаю, что ему там клево, мы подобрали специальную школу, а когда мы его забираем, он не хочет уходить. Уговаривая его утром, я опираюсь на это, где-то более строгим голосом продавливаю — потому что я знаю, что ему там классно. Важно наблюдать. Почему ребенок не хочет в школу? Ему там страшно? Почему?

То есть важны навыки наблюдения и эмоциональный интеллект.

Да. А еще необходимо, чтобы было достаточно времени. Вернемся к примеру про десять кружков. Здесь есть риск, что у ребенка будет очень жесткое расписание, и родителю просто некогда будет разговоры разговаривать — а почему тебе не хочется, а что случилось. Когда родителю надо, чтобы ребенок быстро собрался, ему проще гавкнуть — от испуга ребенок быстро соберется.

Такой краткосрочный эффект поддерживает насильственные формы воспитания. Но надо же и на долгосрочную перспективу смотреть: как это влияет на отношения? Хочу ли я, чтобы ребенок меня боялся, или я хочу по-другому? Нравится ли мне все время доходить до белого каления?

Интересное по теме

«У меня нет сил по сто раз все проговаривать»

Родителям важно понимать: голос, которым они обращаются к ребенку, потом станет его внутренним голосом

Давай поговорим про долгосрочные эффекты. Какие они могут быть?

Есть те, которые родитель увидит в отношениях с ребенком, и те, с которыми ребенок столкнется во взрослой жизни.

Для начала — это потеря доверия между ребенком и родителем. Ребенок несколько раз пришел к вам со своей болью, а вы ему сказали «сам виноват»? Скоро он перестанет приходить и постарается сделать так, чтобы вы минимально знали о том, что у него происходит.

Еще один эффект — ребенок не будет воспринимать родителя как авторитет. Теория привязанности говорит, что у родителя две важные функции — это забота, эмоциональная поддержка и направление, авторитет. Если в отношениях нет эмоционального контакта, ребенок не понимает, почему он должен следовать за родителем. Получается парадокс: если вы хотите, чтобы ребенок слушался, надо не орать на него и не пугать его, а укреплять качественную, теплую и доверительную эмоциональную связь.

Из-за насилия в отношениях у детей могут развиваться поведенческие проблемы — вранье, воровство. У ребенка могут развиться психосоматические проявления — энурез, постоянная головная боль, проблемы с ЖКТ без медицинских причин и другие.

Если говорить про последствия для личности ребенка, то это заниженная самооценка, неуверенность в себе, самокритика. Родителям важно понимать: голос, которым они обращаются к ребенку, те слова, которые ему говорим, потом станут его внутренним голосом, такими же словами он будет называть себя. Все эти «дура», «шляпа», «неудачник», «козел», «неумеха» он потом будет сам себе говорить.

Дети, выросшие в семьях с насилием, часто не очень умеют доверять себе, слышать свои потребности, ориентироваться на них, озвучивать и отстаивать.

А какие последствия для его отношений во взрослом возрасте?

Сложности в построении доверительных отношений, романтических и дружеских. Из отношений с родителями человек усваивает, каких отношений он достоин и какое отношение к нему возможно. От качества отношений зависит, например, будет ли он смиренно терпеть крики начальника и позволять эксплуатировать себя на работе. То, как к ребенку относятся родители и другие близкие взрослые, он воспринимает как должное, это для него становится нормой.

Высок риск, что он построит абьюзивные отношения.

В семье человек тренируется говорит «нет». Хотите ли вы, чтобы ваш ребенок мог сказать «нет», если ему предлагают наркотики? Большинство родителей хотят, но забывают, что говорить «нет» ребенок учится в семье. Если родитель не готов с уважением относиться к «нет» ребенка, к его границам — постучать в дверь детской, прежде чем зайти, и дождаться ответа — ребенок не будет чувствовать свои границы, не будет уметь говорить «нет». В семье нужно создавать условия, чтобы ребенок мог тренировать эти навыки.

Если в семье был жестокий абьюз, на ребенке отыгрывали свое неблагополучие и несчастье, во взрослом возрасте человек может пристраститься к алкоголю и другим психоактивным веществам.

Интересное по теме

Что такое безопасная и небезопасная привязанность? Отрывок из книги «В поиске материнской любви»

Стоп-слово — «пельмешек»

Есть мамы и папы, которые в целом придерживаются гуманного, осознанного воспитания, но иногда срываются. И родители себя винят: «Ну все, я на него один раз наорала — он станет алкоголиком или попадет в отношения с насильником». Можем ли мы их успокоить?

Да, хочется родителей поддержать. Все мы люди и совершаем ошибки. Кроме того, важно помнить, что каждый родитель несет на себе огромную ответственность, особенно сейчас, в такие непростые, нестабильные времена. С таким гигантским грузом, необходимостью ориентироваться в резко меняющихся реалиях, принимать быстрые и серьезные решения это естественно, что мы порой срываемся.

Важно, чтобы родители понимали, что срывы — это не норма. Если родитель понимает, что из-за накапливающегося напряжения срывов у него становится больше, я бы предложила ему притормозить и спросить себя: «Что происходит? Какое проявление ребенка выводит меня из себя и почему?» Можно попробовать разобраться самому или сходить к психологу, чтобы понять — что же мое такое задето, раз я так реагирую.

Стоит ли с ребенком обсуждать случившееся?

Да, это важно — адаптируясь к возрасту ребенка, обсудить произошедшее, когда все немного остынут. Мама может сказать, что она понимает, что это не норма, что она была не права и подумает, что можно сделать, чтобы такого не повторялось.

Если вы заметили свой паттерн — например, что вы на взводе, когда возвращаетесь усталая с работы, и срывы чаще всего происходят в эти моменты, с ребенком можно договориться: «Давай договоримся, что после возвращения с работы я буду 20 минут отдыхать в своей комнате, а потом выйду и смогу с тобой в спокойном состоянии играть?» Можно предлагать разные варианты. Такая схема работает с детьми от пяти-шести лет.

Со школьниками и более старшими детьми можно применять технику «стоп-слово»: вы выбираете какое-то слово — чем неожиданнее оно будет, тем лучше, «пельмешек», например — и когда кто-то из вас чувствует, что начинает закипать, он произносит это слово. Это сигнал для всех, что сейчас вы на пять минут расходитесь, каждый вдыхает-выдыхает, пьет водичку, умывается и после этого все возвращаются к обсуждению в уже более спокойном состоянии.

Если родители постоянно срываются, хотят от этого отказаться, но не понимают, как — что им делать?

Если самостоятельно не получается справиться, логично обратиться за помощью. Центр «Не Терпи» помогает родителям, которые хотят отказаться от насилия. Можно пойти к семейному психологу, который посмотрит на взаимодействие в семье. Чаще всего там складывается сценарий, в котором за каждым участником закрепляется своя роль, — этот сценарий можно увидеть и переиграть.

Можно пойти на индивидуальную консультацию к психологу, чтобы понять, как работают мои механизмы, как случаются мои срывы, и найти альтернативу.

Кому-то может хватить освоения практик саморегуляции — заметить, что закипаешь, остановиться, отрегулировать свое состояние. А кому-то потребуется более длительная работа. Например, если в родной семье у родителя постоянно ссорились и были приняты манипулятивные способы взаимодействия, если ребенок научился гиперконтролю или был вынужден взять на себя роль взрослого, просто так отказаться от привычного не получится. На перестройку внутренних механизмов и процессов, поиск альтернативы потребуется время.

Интересное по теме

«Наше общество еще слишком сильно верит в шлепки как в метод воспитания»: колонка о насилии, бесправии детей и безнаказанности взрослых

Родители должны разговаривать друг с другом

Сейчас выходит много книг на тему воспитания. Может, достаточно будет почитать их?

Это правда здорово, что публикуют много книг о воспитании, в том числе ненасильственном. Но, увы, мы не всегда можем применить почерпнутые оттуда идеи на практике, даже если на рациональном уровне мы с ними согласны.

Мы же на детей орем не из рационального состояния — мы в этот момент захвачены эмоциями. Чтобы разобраться со своими эмоциональным состоянием и механизмами, нужен сторонний специалист, который подсветит какие-то моменты, какие-то — опровергнет. Психолог может сказать, что не у всех было так, как у вас, что это неестественно, что может быть по-другому. Для клиента иногда это бывает открытием.

Бывает, что один родитель осознанный и старается не срываться, а второй из разряда «нас били, мы выросли нормальными», который считает, что это правильно. Как первому родителю быть в такой ситуации?

Я не видела вживую таких примеров, где один родитель осознанный, а второй — отъявленный абьюзер. Не знаю, возможно ли такое сочетание.

Чаще встречаются другие, не такие контрастные сочетания. Абьюзивные механизмы есть у каждого из нас — но агрессивную реакцию провоцирует разная степень стресса и нагрузки.

Что делать, если вы в этом вопросе с партнером расходитесь? Важно доносить до него, что это не норма. Предложить ему оценить, как такое поведение влияет на отношения с ребенком и на атмосферу в семье, чего он лишается из-за этого, к каким последствиям это может привести.

Если партнеру важна семья и отношения, такая беседа может замотивировать его на изменения. А если он говорит: «Мне все равно, меня и так все устраивает», — стоит задуматься, хотите ли вы с этим человеком оставаться, та ли это семья, которую вы хотите.

Бывает, что партнер винит другого за вспышки гнева и срывы. Есть в этом толк?

Действительно бывает, что один партнер начинает винить другого — «Как ты так можешь?!». Эта стратегия неэффективна. Обычно человек и так уже чувствует вину. Если его еще сверху обвиняют, он замыкается и не готов принимать ни помощь, ни поддержку, ни уж тем более поучения или претензии. Если вы видите проблему, я бы предлагала поговорить с партнером: «Давай посмотрим, что происходит и как это откликается на всех. Я так не хочу. А ты так хочешь?» Скорее всего, нет.

Раны, полученные в отношениях, могут вылечиться только в отношениях

Иногда на улице видишь, как взрослый орет на ребенка или бьет его. Что делать в такой ситуации?

О том, как вы будете реагировать в такой ситуации, хорошо подумать заранее. Когда наблюдатель видит насильственные действия, он из-за ощущения беспомощности впадает в свою стрессовую реакцию — «бей», «беги» или «замри». Кто-то замирает, кто-то отворачивается, кто-то может броситься на этого взрослого.

Если вы решите вмешаться в происходящее, важно выбрать форму. Обращаться с морализаторских позиций («Да что же вы делаете?! Да как так можно?!») не стоит, это не сработает. Можно задать вопрос «Вам чем-то помочь? Вы сейчас вроде раздражены». Действовать через нападение тоже не стоит — так мы рискуем, что напряжение и чувство вины родитель потом опять отыграет на ребенке.

Если ребенка бьют, можно сказать «пожалуйста, остановитесь», потому что чаще всего взрослый в этот момент в аффективном состоянии и хорошо бы его вернуть во вменяемое. Реагировать и останавливать важно аккуратно.

Если же заранее не продумал реакцию, а ситуация случилась и я ловлю себя на двойственном стрессовом отклике — не могу не отреагировать, но и не знаю, как — хорошо, сначала надо себя привести в спокойное, устойчивое состояние. Понять, что я хочу донести до этого взрослого, настроиться. Участники этого события и так в раздрае, в неустойчивости и нестабильности. Если я туда со своей реакцией приду, я еще больше неустойчивости привнесу, а там, наоборот, нужно больше устойчивости.

Если ребенок вырос в семье с насилием, насколько последствия поправимы?

Зависит от степени и длительности воздействия. Это было полное игнорирование ребенка, отвержение и унижения — либо эпизодические случаи, когда кто-то из родителей обижался и переставал разговаривать?

Полностью стереть эффект, как ластиком, не удастся. Потребуется длительная работа с психологом, чтение книжек, осознавание и переосмысление, группы поддержки.

Раны, полученные в отношениях, могут вылечиться только в отношениях. Важно прожить опыт внимания, принятия и уважения — в отношениях с психологом или с романтическим партнером. Тогда то, что раньше было нестерпимой болью, может стать грустью и сожалением. Да, грусть останется, но качество проживания жизни, принятия себя, надежной привязанности с собой станет другим.

Доверие к себе можно восстановить, хоть длительность пути у разных людей будет разная.

Есть семьи, в которых нет вообще никакого насилия?

Учитывая, что мы живем на постсоветском пространстве с такой сложной историей, думаю, что нет. Мы все растем в культуре насилия. Звучит прискорбно, но, кажется, у нас нет шанса вообще нигде не соприкоснуться с насилием. У нас многие образовательные и медицинские институты, рабочие коллективы построены на культуре насилия. Задача каждого из нас — замечать это, осознавать, исцелять себя, искать альтернативы.

Не надо впадать в идеализацию. Невозможно быть сверхчеловеком без погрешностей. У каждого из нас свои раны и дефициты — это неотъемлемая часть человеческой природы. Вопрос — как мы с этим обходимся, действуем ли на автомате или осознаем это про себя и принимаем меры.

Понравился материал?

Поддержите редакцию