«Агрессия воспринималась мною как любовь, ведь другого я не видела»: что происходит с детьми, которых бьют дома

Мы поговорили с психологом о последствиях насилия в детстве и пообщались с участницами одной из групп взаимоподдержки МеждуНами проекта ТыНеОдна, которые смогли справиться с такими последствиями, уже став взрослыми. Проект ТыНеОдна ежедневно проводит бесплатные психологические и юридические консультации, а каждую неделю проводит группы взаимоподдержки МеждуНами.

«Работать надо не с ребенком, а с родителями»

Психолог Лариса Никитина рассказала о своем опыте работы с детьми и уже взрослыми, которых били в детстве.

«Обычно родители не приходят ко мне с пониманием того, что все их проблемы связаны с тем, что они бьют своего ребенка. Давайте представим банальную ситуацию: школьник стал плохо учиться, потерял интерес ко всему.

Его ведут к психологу, где выясняется, что работать надо не с ребенком, а с родителями, которые физически наказывают его за любую провинность: за испачканную мебель, невыученные уроки, порванную одежду. Тут бесконечно можно перечислять.

К сожалению, многие родители просто не умеют воспитывать иначе, ведь сами прошли через подобное в детстве. Некоторые не знают, как общаться с детьми и не имеют банального понимания их потребностей, поэтому используют насилие, чтобы побыстрее решить возникающие сложности.

Очень часто корнем проблемы становится инфантильность родителей, которые просто не смогли объяснить ребенку правила поведения.

Вот для примера одна из распространенных историй: родитель дает ребенку мобильный телефон и не объясняет, сколько времени можно находиться в социальных сетях или играть. Любая провинность ребенка становится поводом, чтобы отнять телефон. При этом сами родители не выпускают телефон из рук, вызывая у ребенка непонимание своим двуличием».

С какими проблемами могут столкнуться дети, которые пострадали от насилия в семье? Вот что говорят специалисты.

• Отсутствие опоры

Любое физическое воздействие на ребенка приводит его к потере опоры. Взрослея, он не обретает уверенности в себе и в людях, которые его окружают. Не может найти свое место в мире, постоянно мечется и чего-то ищет.

«В детстве мама наказывала мою клиентку за малейшую провинность. Она била ее различными шнурами и веревками, толщина которых зависела от тяжести провинностей: чем тоньше, тем больнее. Терапия в таких случаях длительна, порой тянется через всю жизнь. Общение с мамой с годами наладилось. Но девочке уже за 30, а базовое доверие к миру нарушено. Ей с этим еще жить и работать», — делится психолог Лариса Никитина.

• Проблемы с семьей

Многие пострадавшие от насилия не заводят своих детей из-за боязни повторить свою историю, поэтому отказываются от идеи обретения семьи.

Мать Милены единственным верным способом воспитания считала порку и голод. Она применяла эту методику в основном только к Милене, аргументируя это тем, что девочка старшая, поэтому отвечает за брата и сестру. Насилие казалось малышке нормой, ведь другого обращения она просто не знала. Женщина вспоминает, что орудие всегда тщательно и осознанно выбиралось: армейский ремень, шланг, провода. Маме это нравилось. Семья жила в коммуналке и детям было запрещено плакать во время порки, за любой звук они получали «добавку».

Милена долго работала над собой и боролась с навязанными нормами насилия, страхом пустого холодильника. До 30 лет она боялась сидеть спиной к открытым дверям, ведь порой побои в детстве случались неожиданно и без причины. Сейчас она ведет борьбу с навязчивой идеей уборки в доме, потому что раньше часто получала за малейший беспорядок. Завести своего ребенка смогла только после 30 лет из-за страха повторить поведение мамы.

«Я научилась терпеть и молчала, чтобы не показывать маме свою боль, ведь она ее радовала. Но больший дискомфорт все равно приносили голодовки. Впервые без еды я осталась в пять лет на сутки. Моя мать любила книги про тюрьмы и концлагеря, наверно, все методы она брала из них. Я много раз хотела сбежать из дома, но понимала, что меня вернут и будет только хуже. Сейчас я не общаюсь с ней, просто не хочу».

Девочка никому не рассказывала о происходящем, ведь так или иначе наказывали всех и ей казалось, что ничего плохого дома не происходит. А мать старалась бить по тем местам, которые скрывает одежда.

В пятом классе на уроке физкультуры одна из одноклассниц заметила следы от побоев с кровоподтеками и рассказала про них своей маме, которая пыталась помочь Милене.

«Потом та девочка сказала, что мою маму могут лишить родительских прав, а в школе меня попросили снова все рассказать. Я испугалась за мать, и после этого стала осторожнее. Пропускала физкультуру, переодевалась в уголке, чтобы не привлекать внимания. Позже мы переехали и обратиться за помощью было невозможно даже к бабушке, в новом классе меня стали буллить. А я продолжала переживать все молча, как умела давно».

• Отсутствие личных границ

Любое физическое воздействие нарушает личные границы ребенка, в итоге он просто не умеет защищать себя. Это может привести к проблемам в школе, институте, сложностям в рабочих и личных отношениях.

Мама начала бить Марию сразу после развода с ее отцом. Он бил маму, та переключилась на дочь. Мария также пострадала от буллинга в школе. Став взрослой, оказалась в отношениях, в которых к ней применяли эмоциональное насилие.

«Я по классике попала в абьюзивные отношения, которые продлились четыре года. Он не бил меня, но считал нормой игнорирование. А я думала, что заслужила такое наказание своим поведением. Потом я много читала по этой теме, работала с психологами. Только после этого я возродилась как феникс из пепла. В детстве защитить меня было некому. А сейчас родственники даже не верят, что такое вообще могло тогда происходить. Общаться с мамой нет желания. Но приходится из-за ее онкологии».

• Агрессия

Ребенок, столкнувшись с насилием, часто не понимает, что из проблемных ситуаций можно выходить иначе, не умеет решать вопросы словами. А еще после избиений детям необходимо давать выход эмоциям, родителям они ответить не могут, поэтому ищут кого-то слабее себя: других детей, домашних животных. Велика вероятность, что ребенок перенесет агрессию и во взрослую жизнь, где будет бить своих детей, супруга или супругу, родителей. Тут градации разные: от шлепков до необратимых событий.

Екатерина прошла долгий путь исцеления от последствий насилия в детстве у психологов и психотерапевтов. В самом начале разговора она просит обязательно донести в тексте мысль о том, что, по ее мнению, нельзя просто перечеркнуть травмы, нанесенные в детстве.

Она считает, что с ними можно научиться жить, но забыть невозможно. А в конце разговора девушка повторяет, как мантру: «Я хочу сейчас сказать девочкам, да и мальчикам, в похожих ситуациях одно: вы ни в чем не виноваты».

Малышку били с трех лет. По крайней мере она помнит побои с этого возраста. Все дополнялось пассивной агрессией: ее игнорировали, а еще заставляли есть, когда она не хотела, отсюда — расстройство пищевого поведения.

«Надо понимать, что мои родители просто не умели иначе, они родились в военные годы и сами не видели ничего хорошего. Но легче от этого не становится. Мамы уже нет, я не могу сказать ей о своих чувствах. А вот отец считает до сих пор, что в насилии виновата я. Моя главная беда в том, что я с раннего детства глубоко чувствовала и знала, что так быть не должно, и не понимала, что я делаю в этой семье».

Во всех проблемах родители Екатерины обвиняли ее. Риторика была такая: «ты виновата в том, что потерялась», а не «мы переживали из-за того, что ты потерялась». Порой доходило до абсурда: мама обвиняла девочку в рождении брата. Она объясняла это своим опасением того, что Катя из-за своего поведения могла не дожить даже до школы.

«Насилие в семье оставило на мне огромный след. Я долго верила в то, что я „не такая“ и все проблемы в жизни только по моей вине происходят. Меня не научили выходить из конфликтных ситуаций, с детского сада я не умела коммуницировать, часто общалась на языке силы, поэтому девчонки меня обходили стороной, а с мальчишками я дралась.

Все это продолжилось в институте, где я не знала, как спокойно отстаивать свои права. В рабочих отношениях аналогично. Я меняла работы, но конфликты повторялись. Я вообще не понимала своих чувств и ценности: могла сорваться и уехать в другую страну к знакомому по переписке. Были в моей жизни и алкоголь с бесконтрольными сексуальными связями, больные отношения. Иногда удивляюсь, как я не догадалась совершить самоубийство. Наверное, здравый смысл спасает меня всю жизнь. Только в 30 лет по случайности я попала в терапию, стала разбираться в себе, со своей тревогой и депрессией».

• Психологические диагнозы

Дети, растущие в постоянном страхе, не могут концентрироваться на действительности. Состояние стресса становится для них нормальным жизненным фоном. Отсюда вытекает много проблем с психикой, среди которых неврозы, панические атаки, депрессия, разные зависимости, склонность к суициду.

Юлии 28 лет, за ее плечами депрессия, тревожные расстройства, абьюзивные отношения и проблемы с алкоголем. Она много работала с психологом и психиатром. Вспоминая о своем детстве, она говорит о последствиях пережитого насилия.

«Я была забитым и пугливым ребенком, выросшим под гнетом тирании родителей. Поэтому неудивительно, что у меня до сих пор есть проблемы с коммуникацией. Это мешает в работе, отношениях и многих других сферах.

Постоянное ощущение «недолюбленности» привело к тому, что у меня еще в 18 лет начались проблемы с алкоголем. Я пыталась «запить» это ощущение. В какой-то момент в моей жизни были только алкоголь и работа. Как мне удавалось это совместить и как меня не уволили за частое похмелье по утрам, до сих пор загадка. На покупку алкоголя уходили последние деньги, часто я залезала в долги.

Сейчас, в 28, я алкоголичка в завязке. И справиться с этим мне помогла моя психологиня, а не семья. Мне до сих пор сложно пробовать себя в чем-то новом (ведь другие дети, по версии моей мамы, всегда были лучше и умнее меня. А я ни на что не способна). Я каким-то чудом вылезла из череды абьюзивных отношений с насилием, шантажом, преследованием, унижением и многим другим. Агрессия воспринималась мною как любовь, ведь другого я не видела».

Юлия говорит, что из-за пережитого насилия у нее развились боязни темноты и замкнутого пространства.

«Нельзя сказать, что в детстве я голодала или постоянно ходила в огромных синяках. Нет. Но насилия было много. И физического, и психологического. Когда я была совсем маленькой, иногда мама запирала меня в тесном душном туалете, выключив свет. Это было так страшно. Ты теряешься во времени и не понимаешь, что происходит. Благодаря этим „практикам“ у меня до сих пор есть боязнь темноты (я сплю с ночником) и клаустрофобия».

Юлия говорит, что в десять она уже понимала весь ужас происходящего, а в семнадцать, когда ее одноклассники готовились к поступлению в университет и мечтали о новом городе и новом статусе, она просто хотела скорее сбежать подальше от родителей.

По ее мнению, из-за того, что она так и не наладила отношения с родителями, она потеряла чувство дома: «Уже много лет я чувствую себя чужой. Везде. И это больно».

Вы не обязаны прощать родителей

Неважно — шлепок, толчок, удар или избиение телефонным проводом — все это не способы воспитания и не возможность показать, что ребенок в чем-то поступает неправильно. Любое физическое насилие унижает и пугает. Для родителей этот текст — призыв оценить свое поведение и психологическое состояние. Для пострадавших — толчок ступить на дорогу к исцелению.

Любые травмы разрушают психику и организм человека, не давая ему быть счастливым. Вы не обязаны прощать родителей, но должны попытаться принять их поступки и понять, что вы ничего не могли изменить тогда, но сейчас только вы вершите свою судьбу. Лучшим решением станет терапия, она поможет вам построить комфортную и безопасную жизнь.