Верила в демонов вместе с ним и была тайным агентом

TW: в тексте описываются эпизоды насилия и издевательств одного ребенка над другим. Прежде чем читать, оцените свои силы.

Наша читательница Вероника (имя изменено) прочитала истории мам, которые столкнулись с шизофренией детей, и решила рассказать свою — она росла с братом, страдавшим от этого заболевания.

Вероника отмечает, что написала свой рассказ по воспоминаниям. Но даже если какие-то факты не очень точны, она нарисовала яркую картину того, какой невероятно сложный и травмирующий опыт — расти рядом с сиблингом, страдающим серьезным психическим заболеванием. А также как важно, чтобы родители не закрывали глаза на проблемы в семье.

Я — сестра ребенка с шизофренией. Брат старше меня на полтора года. Сейчас мне 35, наше детство пришлось на 90-е, родители постоянно были на заработках, а мы много времени проводили с бабушкой. В сад мы не ходили.

Брат часто видел что-то несуществующее. Это сейчас я понимаю, что у него были галлюцинации, а тогда я или воспринимала это как игру, или просто верила тому, что он говорит: тому, что в еде яд, что монстры и демоны прячутся в темноте, стоит только выключить свет, что мы в опасности. Родители оставляли свет включенным, пока мы не уснем, но выключали после. У брата из-за этого случались истерики, если он просыпался. Он видел кого-то то у икон на стене, то у своей кровати. К сожалению, воображение сыграло со мной злую шутку и я к нему присоединялась: тоже «видела», «слышала» и т. п. Мне кажется, что из-за этого родители долго не обращались за помощью: раз истерики устраиваем и я, и брат, они могли предполагать, что мы придумываем. Нас ругали за эти «сцены», но тревоги у родителей они не вызывали. Много лет мы жили все вместе в однокомнатной квартире.

Брат мог быть агрессивен. Иногда говорил, что во мне черви, или демоны, или какое-то существо, и принимался меня «спасать». Он меня стриг, бил, прижигал, царапал. Раздевал и мочился на меня. Я не жаловалась — я ему верила.

Когда родители заставали нас в процессе какого-нибудь странного занятия, они ругали брата, в крайних случаях шлепали по попе. Но когда зрелище было для них шокирующим, они почему-то никак не реагировали. Однажды мама зашла в комнату, когда я была раздета до трусов, а брат писал мне на них. Она тогда не ругалась, просто спокойно меня помыла, переодела и сказала нам, что так играть нельзя. Мне тогда было около четырех лет. Думаю, она просто не знала, как реагировать.

Бабушка всегда мне говорила, что надо искать компромиссы. Не знаю, замечала она что-то или нет, но она была очень мягким человеком и, возможно, ее воздействия я просто не ощущала.

Однажды брат лезвием, украденным из дедова набора, снял с моей руки кусок кожи. Было очень больно, я кричала. Взрослые не могли оставить это без внимания, но я сказала, что сделала это сама. И все успокоились на том, что я сделала это случайно.

Странно, конечно. Рана была серьезная, шрам у меня до сих пор. Как можно поверить в то, что это произошло случайно, я не понимаю. Вероятно, родители просто не могли поверить, что их дети могут такое сделать намеренно.

Кажется, тогда я беспокоила родителей больше, чем брат. Я постоянно рисовала трупы и демонов, на мне появлялись ссадины и синяки, которые я не могла объяснить. Родители тревожились, ругали меня. Такие мои рисунки они связывали с телевизором.

Взрослея и понимая, что не вижу того, что видит брат, я начала думать, что он особенный, волшебный, избранный. Он думал так же.

Интересное по теме

«Вирус шизофрении», генетика или дурное обращение? Загадка шести детей семьи Гэлвинов

Школа

В 1996 году мы переехали, у каждого из нас появилась своя комната.

Брат неадекватно себя вел везде. Мама вспоминает, что с ним невозможно было ходить в магазин, он там мог сильно не слушаться, убегать, прятаться и скандалить. До школы мы со сверстниками практически не контактировали (я — до последнего года перед школой, один год я ходила в сад). Мы занимались шахматами раз в неделю. Там брат иногда тоже вел себя странно. Не хотел заниматься, если проигрывал — лез в драку, иногда все занятие сидел под партой. Наша преподавательница говорила родителям, что у него просто такой характер.

В школе на брата сразу стали поступать жалобы. Когда ему было лет десять, поведение стало совсем плохим. Его выгнали из школы, отец договорился через знакомых о приеме в другую. Потом в еще одну и еще. Отец считал, что виноваты учителя. Всего брат сменил четыре школы и кое-как закончил девять классов.

Интересное по теме

Соляные столпы нравственности: почему общество отказывает учителям в праве на личную жизнь

Мама, тем не менее, после первой школы начала водить брата по врачам. Среди них был детский психиатр. Отец до последнего считал, что с сыном все нормально. В итоге брату прописали успокоительные, врачи говорили маме, что он «перерастет».

Дальше началось половое созревание и полный ад. Брат бегал голый — по дому, по улице. Родители пытались его остановить. В то время брат уже был достаточно большим, чтобы не позволить себя остановить физически.

Он дрался со всеми. Родители просто не могли ничего сделать. Помню, как-то мама заслонила собой входную дверь, чтобы он не вышел, — так брат выволок ее в коридор и силой отнял ключи. Отец в это время много ездил в длительные командировки. Но когда он приезжал и нарывался на поведение брата, то доставалось и ему. Мой отец плохо развит физически, он интеллигент.

Брат начал дышать клеем и бензином, пить алкоголь и употреблять все что придется. Он говорил, что так «расширяет сознание», чтобы развивать свои магические способности. Я ему верила и ничего не рассказывала родителям. Мне он тоже иногда давал наркотики для «расширения сознания».

Он постоянно мастурбировал. Мог прийти в мою комнату ночью, стоять посреди комнаты с жуткой улыбкой, с открытым ртом и мастурбировать. В эти моменты он ни на что не реагировал. Потом он говорил, чтобы я не обращала внимания и что все мальчики так делают. Меня он при этом не трогал, так что меня устраивало.

Интересное по теме

«Тогда многие врачи еще не осознавали, какой вред детскому мозгу может причинить невнимание и пренебрежение»: отрывок из книги «Мальчик, которого растили как собаку»

«Секта»

В 2002 году брат собрал вокруг себя тусовку наркоманов-эзотериков, которые верили в его «особенность». Говорил, что у него разделена душа: половина от Христа, а половина от пророка Мухаммеда. Я, по его словам, была воплощением княгини Ольги.

Нас было человек 15 — пацаны с района и три девчонки. Брата все называли богом и сходились в том, что он знает и умеет что-то такое, чего не знают и не умеют другие. Мы собирались у брата в комнате, каждый миллиметр ее стен был увешан вещами, несущими особый смысл. Даже потолок мы исписали и увешали. Там был алтарь, на котором стояли нарисованные карандашом портреты — брата и мой. Старый телевизор всегда был включен и показывал «белый шум». А вот вместо молитв и ритуалов у нас были наркотики.

С одной из девушек у брата завязались отношения, которые продлились довольно долго даже после того, как «секта» распалась. Она родила от него ребенка. С этой женщиной и их дочерью наша семья теперь общается, а брат с ними связь не поддерживает.

О судьбе остальных «сектантов» я знаю очень мало. Один покончил с собой, другой сидит за распространение тяжелых наркотиков. Третий — наш сосед, он пьет, но вроде ничего такого ужасного не творит. А еще один уехал в Индию за просвещением, через пару лет его депортировали, он пытался проповедовать тут, потом пропал.

Интересное по теме

«Множественная личность» — диагноз или обман? История Билли Миллигана

Полиция и диагноз

В 17 лет — это был 2004 год — брат наконец попал в полицию за распространение легких наркотиков. Потом было психиатрическое освидетельствование, после которого мы наконец услышали диагноз — «параноидная шизофрения с комплексом мессии». Год он был на принудительном лечении. Мы долго не принимали его диагноз, наша маленькая «секта» в него верила.

Но состояние брата ухудшалось, галлюцинации становились все более явными, психозы — сильными и опасными. Он стал нападать на людей. Мать своего ребенка он избивал. Она верила, что это для ее блага — он ее так «чистит». Брат бредил. Бред — это очень любопытная вещь: ты вроде понимаешь отдельные слова и фразы, но смысла и логики в этом нет. Казалось, что это звучит непостижимая вселенская мудрость.

На лечение он забивал. Таблетки пил избирательно, при этом употреблял остальное.

Я прикрывала. Честно, я не знаю, как родители могли не замечать наше состояние. Как-то мама стала колотить в комнату, потому что оттуда доносились странные завывания. Я вышла, сказала, что все хорошо. Она попросила сходить в магазин, и я сходила. Возвращаюсь, смотрю в зеркало — у меня зрачки такие широкие, что радужки почти нет. Как этого можно было не заметить, я понятия не имею.

Интересное по теме

Когда употребление превращается в зависимость

Но мама говорит, что они даже предположить не могли такое.

Родители думали, что тот раз с полицией был единственным эпизодом, связанным с наркотиками. Мне тоже верили. Все, что они делали, — пытались воздействовать на брата физически (не пустить на улицу) и уговаривали. Позже стали искать для него платных врачей, но он просто не ходил в большинстве случаев. Отношения между родителями были плохие, они были поглощены ссорами и в результате развелись (правда, спустя некоторое время они поженились снова).

В какой-то момент наша «секта» распалась, брат уехал жить к жене с дочерью. Но однажды он ее очень сильно избил, и они расстались. Тогда брат переехал к бабушке.

Закончилось все вот чем: в 2015 году брат в очередном приступе напал на бабушку и нанес ей много повреждений. Бабушка не стала писать заявление в полицию. Хотя я пыталась уговорить, даже обращалась в фонд «Насилию.нет»* с вопросом, можно ли мне вместо нее этим заняться. Но оказалось, что нельзя. Поэтому никаких юридических последствий не было.

Чуть меньше чем через год после нападения у бабушки случился сердечный приступ и она переехала к родителям, так как самой ей было уже сложно себя обслуживать. Умерла она в 2018 году, ей было 89 лет.

Судьба Вероники

Все это время я успешно была двойным агентом. Я не так часто участвовала во встречах «секты». Клеем я с ними никогда не дышала, брат говорил, что мне это не нужно. Он сам решал, когда я должна была быть с ними, когда нет. Поэтому употребляла я не часто и, видимо, это меня спасало. Я всегда неплохо училась, школу закончила экстерном в 15 лет, поступила в институт, затем — в аспирантуру.

После того как брат избил бабушку и лег на лечение, у меня началась апатия. Когда мы в очередной раз с мамой приехали на разговор к психиатру, врач порекомендовать обследовать меня. У меня диагностировали генерализованное тревожное расстройство, посттравматическое стрессовое расстройство и обсессивно-компульсивное расстройство. Сейчас я лечу уже третий депрессивный эпизод.

В 28 лет, в 2017 году, после первого длительного лечения, я вышла замуж. В 29 родила. Муж у меня хороший. Так что технически у меня все хорошо и благополучно.

Я очень люблю свою дочь, но думаю, что, наверное, зря родила. Я постоянно боюсь за нее, вижу в ней признаки поведения брата и таскаю по врачам. Они говорят, что все хорошо. Но ведь и нашей маме так говорили.

В качества средства от тревоги я использую учебу: сейчас прохожу три дополнительных образования и бесконечное количество повышений квалификации (бесплатно по предложению института). Но я практически все время на препаратах. То транквилизаторы, то антидепрессанты, то нейролептики. В общем, борюсь за свою стабильность.

Мы с мамой много обсуждаем произошедшее. Обвинять друг друга можно бесконечно, моих родителей есть кому обвинять — все же лучше знают, как надо было поступить. Я на родителей не злюсь: им неоткуда было взять дополнительную информацию, а специалисты не видели проблемы. Меня они тоже никогда не обвиняли в том, что я ничего не рассказывала. Когда все вскрылось, они сделали все, чтобы в моей жизни было минимум последствий: оплатили мне первую терапию, поддерживали меня, нашли врача — маститого доктора медицинских наук.

Брат вышел из больницы, послушно пьет таблетки и ведет себя тихо. Надеюсь, больше срывов не будет, но понимаю, что это маловероятно. Он живет отдельно в квартире бабушки. Он инвалид второй группы по диагнозу, получает пенсию. Родители тоже подкидывают. Обслуживать себя ему тяжело. Мама считает болезнь брата карой за ее грехи и помогает ему с бытом.

Когда ребенок взрослеет рядом с шизофреником, эта обстановка становится его нормальностью. Это влияет на здорового ребенка, бьет по нему. Мой психиатр говорит, что рядом с шизофреником невозможно вырасти без серьезных психических травм. Я бы очень хотела, чтобы он ошибался.

*Минюст внес фонд Насилию.нет в список иноагентов.