«Я у тебя такая дурочка». Что делать, если свекровь пытается занять место невестки

Истории о том, как женщины вмешиваются в семейную жизнь своих взрослых сыновей, — не редкость. Наша читательница Василина (имя изменено) рассказала свою историю: более десяти лет свекровь вмешивается в ее брак, постоянно требует от сына внимания, помощи и поддержки и даже пытается занять место его жены. Как Василина научилась избавляться от назойливого внимания свекрови и к каким выводам пришла спустя столько времени — читайте в ее письме.

Когда я впервые встретила свою будущую свекровь, то подумала, что мне повезло: такой деликатный и интеллигентный человек ни за что не станет вмешиваться в личную жизнь своего сына.

Это потом я узнаю, что настоящее везение заключается в том, что мы живем в 50 километрах от нее. А пока что я наблюдала кроткую женщину с мягкой улыбкой, посвятившую свою жизнь семье и прошедшую через очень болезненный развод.

Это потом я узнаю, что ее сын тщательно оберегает от нее свою личную жизнь, практически ничего о себе не рассказывая, что даже ее встреча со мной произошла случайно. А пока что я наблюдаю, как он заботится о маме и обеспокоенно следит за ее здоровьем, и думаю, как же мне повезло — ведь он точно так же будет относиться и ко мне, если мы поженимся.

Но обо всем по порядку.

Так вышло, что я «один девочка в семье», выражаясь словами классика: у меня даже кузенов нет. Своего троюродного брата я видела пару раз в жизни. Другое дело мой муж — счет его троюродных родственников идет на сотни. У него большая семья, и он очень этим гордится. Родной брат у него тоже есть.

Мама его тоже из большой семьи с кучей разветвлений. Она знает всех своих родственников поименно и может о них говорить часами. Она воспитана в довольно жестком патриархальном духе с толстым слоем советской лакировки. Мужчина — главный, но женщина тоже человек, мужа надо слушаться, семья — это главное в жизни женщины, дети — это счастье. В целом, все это стало понятно с первых же минут знакомства.

Сначала мама мужа никак не обнаруживала назойливого присутствия в его жизни. Они часто созванивались, мы ездили к ней в гости каждую неделю — она живет в пригороде. Все это совершенно не напрягало.

Но однажды мы поехали в совместную поездку за границу. И тут все изменилось. Внезапно адекватный и тактичный человек превратился в капризную девочку, которой ничего не нравилось. Мы ходили и искали, где подают суп, потому что «маме нужен суп». Перемывали посуду в снятой квартире, потому что «мама боится, что плохо помыто». Поездка была на три дня, но домой мне захотелось к концу первого.

А потом появились детали. Например, как она замечает кокетливо: «Я у своих сыновей как младшая сестричка». «Я у тебя такая дурочка», — говорит шестидесятилетняя женщина своему взрослому сыну. Хвастается, что сын ее «ругает». Пишет ему сообщения с непременными сердечками. Как-то я взяла своего мужа за руку особенным, знакомым только нам двоим жестом. Она наблюдала это, сидя напротив — и через несколько минут я увидела, как она копирует мой жест и точно так же берет его за руку.

Он ездил к ней решать любые ее проблемы — к слову, спутник жизни у нее есть. Сын вел с ней долгие беседы по телефону, будучи в курсе всех ее жизненных неурядиц, диагнозов, событий разной степени важности, меню, распорядка дня и размышлений на разные темы. И это был не просто житейский треп о том, что в магазине подорожало масло, а разговор наставника с учеником. Как-то он приезжал к ней принимать доставку мебели.

Когда я спросила, почему мама сама не может принять доставку, он ответил, что мама может «что-нибудь перепутать» и ей нужна помощь. Мама не может пойти к врачу одна, ее нужно сопроводить и зайти в кабинет вместе, чтобы задать вопросы врачу. Мама не может поехать выбирать кухню одна, ее нужно сопроводить, чтобы никто ничего не перепутал и не обманул ее. Мама не может сама выбрать путевки, принять мастера по установке счетчиков, решить, нужно ли ей ехать в больницу, принимать ли лекарство и если принимать, то какое…

Когда мама звонила ему, я по интонации ее голоса, доносящегося из телефонной трубки, могла определить, будет ли это разговор о том, как прошел день, или это будет очередная просьба о помощи. В такие моменты ее голос приобретал интонации обиженного ребенка.

Когда у нас наступил кризис отношений и мы расстались на время, первое, о чем он меня попросил, — ничего не рассказывать маме, чтобы не травмировать ее. Потом поехал «утешать маму», потому что для нее наше расставание стало «вторым разводом».

Когда мы запланировали свадьбу и выяснилось, что отец моего мужа хочет прийти туда со своей нынешней женой, мама моего мужа наотрез отказалась приходить. В тот момент мне хотелось громко крикнуть: «Вообще-то это наша свадьба!».

Как-то мама мужа приехала к нам в гости: она сидит с ним на диване и рассматривает старые фото, которые привезла с собой. Я уже на последних сроках беременности, сижу за ноутбуком и работаю, даже не слышу, о чем они разговаривают. Внезапно она поворачивается ко мне с милой улыбкой и говорит: «Тебе скучно? Не обижайся, пожалуйста, у нас тут семейные дела».

У меня вторая беременность, старшей дочери почти три года, и я очень хочу погулять с мужем в парке. Дочь мы тоже возьмем, она любит бегать и играть сама с собой. Однако мужу звонит мама, узнает о наших планах и хочет тут же присоединиться. Я объясняю мужу, что хочу погулять только с ним и ребенком. «Хорошо, — говорит он. — Тогда я скажу маме об этом и попрошу ее погулять с внучкой». Мама гуляет с внучкой минут 15 впереди нас на аллее, потом подходит к мужу, берет его под ручку и так мы гуляем оставшиеся полтора часа: мама и муж идут впереди, обсуждая мамины дела, я с ребенком, животом и коляской иду позади и стараюсь не лопнуть от злости.

«Он ничего мне о себе не рассказывает, я ничего о вас не знаю», — жалуется она мне как-то. Вопрос о том, что же ей нужно о нас знать, застревает у меня в горле, ведь мы обе в курсе, что она созванивается с сыном дважды в день и подробно расспрашивает его о том, как этот день прошел.

Когда мы собираемся на семейные встречи, она затрагивает в основном темы, на которые можно говорить исключительно со своими детьми: воспоминания о былых годах, об их детстве, общих знакомых, «а помнишь, как мы…». Такой прием как бы исключает тебя из круга собеседников и одновременно лишает возможности возмутиться этому, ведь это общие семейные воспоминания, это святое. Неважно, что все это вспоминается в одном и том же порядке регулярно при каждой встрече.

За все эти годы у меня накопилось множество вопросов, на которые я не знаю ответа. Например, почему мама всегда жертва обстоятельств, почему к ней относятся как к пятилетнему малышу, хотя она вполне умеет сама решать свои проблемы — более того, она практически всегда принимает решение сама, но стократно обсуждает его с сыновьями.

Почему мамины интересы в приоритете, почему нужно подстраиваться под ее планы в ущерб своим — она на пенсии и без особых хобби. Почему мама обижается на сына как подросток: она может гордо молчать целыми днями, не поясняя, в чем причина обиды, и в эти дни речи о прогулках со внуками не идет.

Но самое важное то, что она декларирует себя как всегда готового помогать человека, у которого семья стоит на первом месте. Но по факту на первом месте у нее стоят собственные интересы. «Я хочу погулять с внучкой, очень соскучилась, в любое время, как скажешь» — «Отлично, давайте в 15:00» — «В 15:00 у меня планы, нужно срочно варить суп» — «Тогда давайте в 14:00» — «Ой, нет, не могу, давай я тебе попозже перезвоню».

Почему я не могу задать эти вопросы мужу? Могу. Только ответа он мне не даст, поскольку любой вопрос такого плана, как бы я его ни сформулировала, он считает нападением на маму и начинает яростно ее защищать. А я умею формулировать, сложно не научиться за одиннадцать лет. Он до сих пор связан со своей мамой так, что не может воспринимать никакую критику в ее адрес. Все, что я могу, — очертить свои собственные границы в общении с ней и дать ей понять, что она не является второй женой или старшим ребенком моего мужа.

Поэтому я перестала подстраиваться под планы своей свекрови, я не прошу ее о помощи (впрочем, я никогда не просила ее о помощи), я выражаю недовольство, если она срывает договоренность, а не лепечу обычное «ничего страшного» в ответ. Я даю ей понять, что ее присутствие неуместно, памятуя о той самой прогулке в парке, а не мямлю «ну конечно, приходите».

И что самое главное — я уже не боюсь ее обидеть. Если мне не хочется с ней разговаривать, я не разговариваю. Я напрямую говорю ей о том, что мне не нравится: например, обсуждение наших методов воспитания или здоровья наших детей «за глаза» с другими родственниками.

И это работает.

Отношения моего мужа с мамой меняются в лучшую сторону, когда мы далеко. Не в пятидесяти километрах, а желательно в другом часовом поясе. Он отвечает ей по телефону, что не может решать за нее и что она уже взрослая, чтобы решить какие-то проблемы самостоятельно.

В целом это история про родителя, так и не прошедшего сепарацию со своим ребенком. Это также история про родителя, который не прошел сепарацию со своими родителями. Это и довольно невеселая история про парентификацию: мой муж по сути занял место мужа ушедшего или даже отца, словом, покровителя — взял на себя ответственность за инфантильную маму.

Нет, в этом нет ничего умилительного, нет, это не просто «хороший сын», и не просто «близкие отношения». Мой муж вырос в человека с манией контроля, его мама страдает повышенной тревожностью и тоже контролирует почти каждый его шаг, а я в который раз понимаю, как важно вовремя отпустить своих детей, не врастать в них с кожей, не цепляться за их детство, не считать их чем-то, что принадлежит тебе по умолчанию. Не путать любовь и контроль. От любви у человека вырастают крылья, а от контроля — гири на ногах. Мне часто хочется сказать ей: «Отпустите его, дайте ему вздохнуть». Вероятно, когда-нибудь я так и сделаю.