«По вечерам мы разговаривали о материнстве и потерях, потому что больше ничего общего не было»

Наша читательница, преподаватель литературы Анна Корелина столкнулась с перинатальной утратой. В больнице она общалась с другими женщинами — и каждая проживала горе по-своему. Анна поделилась своим опытом с НЭН.

Я всегда знала, что 15-20 процентов диагностированных беременностей заканчиваются потерей на ранних сроках, но теперь я все время пытаюсь применить эту статистику к жизни: «Если я встретила за день десять женщин, которые когда-то были замужем, две из них, наверное, потеряли детей».

Занимаюсь арифметикой на педсовете в школе, на заседании кафедры в университете, в кругу подружек, на службе в храме, на родительском собрании у младшей сестры. Одна потеря всегда есть — моя. Остается найти еще одну. И так как людей, как магнитом, тянет к пережившим похожее — я всегда нахожу тех, кого ищу. Человек может надежнее стоять на ногах, когда понимает, что не один.

Знаю, что для многих женщин, переживших выкидыш или замершую беременность, опыт нахождения в государственной больнице стал очень травматичным, и сочувствую. У меня были нормальные врачи и ценный бонус — палата, в которую все ложились с угрозой выкидыша. По вечерам мы разговаривали о материнстве и потерях, потому что больше ничего общего не было. Истории таких разных, красивых, мудрых и мужественных женщин стали одной из моих опор. Делюсь их историями с вами (все имена и детали изменены).

Галя — жена военного. Они с мужем каждый день часами разговаривают по телефону, и им никогда не надоедает: он сыплет пошлыми анекдотами, а она искренне хохочет, она начинает фразу и не успевает договорить — он заканчивает за нее. Абсолютное единомыслие.

— Меня привезли оперировать во вторник, сделали УЗИ, на котором я узнала, что беременна и что у меня внематочная. Нужно делать аборт, вырезать трубу. Я и подумать не успела. Наверное, зря резали. В интернете вот пишут, что рожают, ничего.

— Нет, вы что, труба просто разрывается — вы могли погибнуть.

— УЗИ делали, а я слышала его сердце. Вся уревелась. Так долго ждали мы его… Врачи говорили бесплодная, а я не поверила: все равно рожу! Муж удивляется мне, ха! Говорит: «Борец ты, Галя. Сказала, что родишь от меня, и не уступаешь ведь ни в какую».

— А я на вас смотрю, вы всегда такая улыбчивая! Прямо удивляюсь!

— Дак сколько можно горевать…

Лена с Галей согласна — надо идти дальше, учиться как-то жить:

— Если все плакать, опускаться в это все, только помереть остается. У меня в первую беременность был выкидыш на 17-й неделе — ох, как я тогда наревелааась. Второго родила кесаревым на 26-й неделе. Он уже даже после кювета весь помещался мне в ладошку, был целиком фиолетовый. У меня фото остались — смотрите!

Лена показывает всем крошечного инопланетянина. Памперс больше него самого. Пяточка размером с фалангу большого пальца взрослого человека. А потом снова показывает его — 11-летнего лохматого хулигана, маменькиного сыночка.

— Поставили кучу диагнозов, ууу. А сейчас сложно с ним, конечно, но по здоровью тьфу-тьфу-тьфу, только у невролога наблюдаемся… Потом был выкидыш снова. Потом муж у меня умер, я сошлась с нынешним. Я думала, уж не смогу больше беременеть. А нет вот… Из меня в этот раз столько крови вылилось, столько крови — я уж думала конец. А нет ведь вот, просто гематома оказалась!

Интересное по теме

Как поддержать подругу, которая пережила выкидыш

Лена — санитарка в оперативной урологии. Смотреть, как режут мужиков, и отмывать их кровь — вот ее работа. Когда я патетично изрекаю: «Господи, вся жизнь женщины — сплошная борьба!» — она ухмыляется и смотрит на меня как на дурочку. Лена спокойно, будто о данности, рассказывает о смерти мужа. Но когда говорит о сыне и потерянных беременностях, не может не плакать.

Тема судьбы — рока и провидения — в этом отделении звучит лейтмотивом.

Света улавливает мажорные ноты в Ленином монологе и подхватывает:

— Ну вот никогда не знаешь, как лучше на самом деле. Я после неудачных попыток забеременеть сделала ЭКО в 29 лет: подсадили двух малышей, но не прижились. Я стала готовиться к новому, а чтобы не беспокоиться зря, погрузилась в работу. Но вдруг сами зачали сына. Большой родился — до 42-й недели носила. Сейчас я думаю: может, я с двумя и не справилась бы. Ни эмоционально, ни физически… Видимо, так надо было. А сейчас для меня такая тренировка смирения. Я предприниматель, руководитель, привыкла все контролировать: хочется узнать точно, прикрепился эмбрион или нет, развивается беременность или замерла. Но приходится ждать, как жизнь распорядится, доверять судьбе.

Лена размазала по вискам слезы и посмеивается:

— Но-о. Хорошо, что я операцию успела до беременности сделать. У меня ж имплант в спине-то. Все спина болела. Ходила к неврологу — ну, говорит, хондроз, работа у вас тяжелая. Для УЗИ, говорит, оснований нет. Ну я пошла платно сделала — грыжа там. А праздники новогодние. Еле отходила неделю. Прихожу к нашим хирургам, сделали МРТ — грыжа эта лопнула, растеклась. Стали нейрохирурги операцию делать. А вот, думаю, не сделали бы, я бы сейчас, в беременность, инвалидом стала. Вон как все хорошо разложилось само!

Ивана лежит, отвернувшись к стене. Ей, как всем, показывают фото недоношенного младенца, но она смотрит сквозь экран, безучастно угукает. Иване 35. Это ее первая беременность. Ивана окончила юрфак с красным дипломом и успешна в профессии, счастлива замужем. Ивана постоянно гуглит в айфоне причины замершей беременности, клиники, контакты врачей, но все равно ничего не понимает. Ивана планировала ребенка, как планировала каждый шаг своей жизни, но все равно оказалась здесь.

— Вам так больно, потому что процесс выкидыша уже начался — это норма… Нет, мы не можем его ускорить искусственно… Вы уже получили обезболивающее. Вам нужно перестать кричать и плакать, иначе нам придется поставить вам более сильное средство, но у него есть побочное действие: вас будет рвать, будет кружиться голова. Вам это не нужно… Сейчас ночь, постарайтесь отдохнуть и поспать — я дам вам успокоительное.

Ивана замолчала и теперь вообще ни с кем не разговаривает, поэтому ей хуже всех.

Но Ивана в выходные тайком сбежит из отделения гулять по городу с безупречно красивым, подтянутым мужем. Он будет обнимать ее, носить на руках и кормить с ложечки. В воскресенье вечером Ивана вернется в палату, спокойная и сильная, как раньше.

Лену выпишут с абсолютно здоровой девочкой под сердцем. У нее заберет тяжелые пакеты соскучившийся и уже жутко ревнующий к сестре сын. На следующий день она выйдет на смену.

Со Светой мы вместе гуляли и ходили в больничный храм молиться за ее ребенка. Света узнает, что кровотечение означало успешную имплантацию эмбриона, и поедет наконец читать сыну сказку на ночь вживую, а не по видеосвязи. У нас со Светой общий скилл — находить полезные связи повсюду, поэтому в феврале я отыщу в списке контактов «Светлана Нужная, основатель центра дошкольного образования, специалист по недвижимости» и спрошу, какой финал у ее истории.

Галя уйдет в запой.

Я забуду, даже как переходить дорогу, и несколько раз из-за этого окажусь в секунде до аварии, потеряю все документы, буду месяц садиться не на те автобусы, но выйду работать со студентами, потому что надо куда-то себя деть. Один второкурсник напишет мне в форме обратной связи: «Я не вижу искры в ваших глазах, неподдельного интереса к дисциплине. Вы должны любить литературу как собственного ребенка!» Слезы подступят к горлу, но я смогу искренне посмеяться, потому что невозможно не любоваться юношеским максимализмом и потому что 19-летние вдохновенные мальчики не обязаны думать, хочу ли я хоть что-то любить «как собственного ребенка». К счастью, если верить статистике, где-то рядом всегда есть те, кто о таком думает.