«Давать сдачи — это порочная практика, которая лишь усугубляет проблемы, а не решает их»: колонка о том, как взрослые поддерживают насилие в детских коллективах

Мы тут часто пишем о насилии и традиции обучать детей давать сдачи. И предлагаем не обучать детей самой этой концепции, и рассказываем о буллинге, и советуем, как решать эту проблему, не прибегая к ответному насилию.

И каждый раз наши читатели в соцсетях (ну, значительная их часть) в комментариях пишут: «Да-а-а. Воспитателям и учителям до детских ссор дела нет. Пока ребенок не даст сдачи как следует, от него не отстанут. Поэтому я своего ребенка учу давать сдачи».

Многие рассказывают о том, как они сами наподдали обидчикам — и их оставили в покое. А нашу редакцию регулярно обвиняют в том, что мы живем в мире радужных пони и просто не сталкивались с суровой реальностью.

Не знаю, что там у других, а я росла в сельской местности, и достаточно сильно отличалась от сверстников, поэтому с травлей, а также с концепцией сдачи, я познакомилась довольно рано. Пару раз драки даже помогли — и от меня отстали.

Пару раз родителей пытались вызвать к директору, потому что я, с точки зрения педколлектива, перегнула палку. Но несмотря на то, что мне лично это помогло (аж два раза!), я все равно считаю: давать сдачи — это порочная практика, которая лишь усугубляет проблемы, а не решает их.

Слепая ярость

Как все это началось? Для начала, я обзавелась очками в конце третьего класса (репутацией заучки я обзавелась гораздо раньше, но одна только репутация без очков еще не делала меня изгоем).

Я очень болезненно реагировала поначалу на все намеки насчет моей «четырехглазости» и «слепошарости» — у меня слезки всегда наготове, уж поверьте. Конечно, дразнить меня было отдельным видом удовольствия, потому что я не умела грубить в ответ и часто плакала. Так и повелось. Меня дразнят — я реву.

Кроме того, мне весьма и весьма часто доставались насмешки, пинки, подножки, дерганье за волосы и обзывательства от одного из моих одноклассников. И я не могла понять: что я ему сделала? За что он так со мной?

Пока однажды, уже в 14 лет, он не сказал мне, что я должна носить свободную одежду, а не водолазки, потому что — цитирую: «У тебя сиськи некрасивые». После этого стало понятнее, но не легче, потому что эти «знаки внимания» так и не превратились во что-то осмысленное вплоть до выпуска.

Он пытался меня лапать, расстегивал мой лифчик через одежду, делал какие-то пошлые намеки, шлепал по попе, пытался задрать юбку — короче, терроризировал.

Конечно, я говорила о том, что происходит, родителям. Родители мне сочувствовали, советовали начать с себя («будь проще и народ к тебе потянется»), папа даже пару раз угрожал этому особо назойливому однокласснику выдернуть ему руки и засунуть их в задницу (угрожать ребенку — тоже очень так себе идея). Затем пришел черед совета «дай им всем сдачи».

Поймите правильно, в 90-е и начало 2000-х, на которые пришлось мое детство, было популярно мнение, что родители должны по минимуму вмешиваться в школьные конфликты, иначе ребенок не научится справляться с проблемами сам.

Кроме того, мои родители были занятыми людьми, и не могли бы повсюду водить меня за ручку. Учителям до наших детских ссор, по большей части, дела не было. Так что мама и папа просто порекомендовали как следует давать сдачи — и тогда от меня все отстанут.

И где-то с середины пятого класса в моей жизни начался новый этап — драки. Не всегда один на один, часто с превосходящим меня по силам противником, нередко заканчивавшиеся травмами у всех участников конфликта. Я кусалась, царапалась, била руками и ногами, а особенно часто применяла в бою портфель — потому что он весил тонну, не меньше.

Как бы то ни было, ровно два раза драка действительно помогла утихомирить задир. В конце пятого класса я в неравном бою наставила синяков двум семиклассникам, они пожаловались на меня своей классной руководительнице, классная руководительница посмеялась над ситуацией: два парня огребли от маленькой девчонки!

И пояснила им, что она не на их стороне, и никто не будет на их стороне, потому что дразнить других людей — плохо.

А от пятиклассницы получить в нос еще и позорно. И почему-то это их убедило больше ко мне не лезть.

Второй раз был, кажется в восьмом или девятом классе и я надавала пощечин своей однокласснице — состоятельной и довольно популярной. И опять из-за комментариев про «слепошарость». Комментарии после этого как отрезало, но я не уверена, что это произошло из-за моих жалких «лещей».

Почему я считаю, что это не имело смысла?

Для начала, потому что я дралась постоянно. Не реже одного раза в месяц в течение примерно трех лет, это точно (перед выпуском у всех были другие заботы, так что даже буллинг поутих). А помогло мне это ровно два раза. Хотя, казалось бы: отпор даю, луплю сильно, ни себя ни противника не жалею — ну отвалите уже! Но нет.

То, что я лезла в драку, только раззадоривало моих обидчиков. Это была такая лотерея: обзови Аню и посмотри, что будет — заревет или будет драться. Ревела я чаще.

Да, я давала эту самую сдачу направо и налево, когда чаша терпения переполнялась. Но пока у меня окончательно не срывало крышечку, я чувствовала себя невообразимо беззащитной, беспомощной, одинокой, маленькой и слабой. Не ощущала я этого только в ту секунду, когда пыталась постучать головой противника по батарее.

Когда я получала толчки, подножки и обзывательства, я иногда жаловалась родителям. И первое, что я слышала от них было: «Почему ты не дала сдачи?» Ну то есть я огребла в школе, а потом дома мне за это же и выговаривали. Учителям жаловаться было бесполезно. Драться было больно. А иногда и стыдно, потому что совесть не позволяла мне бить человека, который всего лишь дразнится.

Кроме того, учителя, вооруженные аргументом «тыждевочка», настаивали на том, что я не должна давать физический отпор, потому что это как-то не очень женственно. Родители настаивали, что давать сдачи я должна всем, кроме младшего брата, а книги, которые я читала, убеждали меня в том, что драться вообще нехорошо. Никак.

Знаете чего в этой истории не хватало на самом деле? Единой консолидированной позиции взрослых по вопросу травли и готовности защищать любого ребенка, который ей подвергается. А вовсе не моей агрессии загнанной в угол крысы.

Чему вся эта история научила моих обидчиков? Ничему, потому что тумаки не сделали их ни эмпатичнее, ни умнее, ни даже осторожнее.

Они научились принимать физические особенности других людей и не акцентировать на них внимание? Нет. Может быть, тот мой назойливый одноклассник научился по-человечески выражать свой сексуальный интерес к девушкам? Тоже нет. Кто-то из популярных девочек понял, что они будут королевами, даже если не будут загонять других в самый низ социальной иерархии? Не-а.

А те, кто молча поддерживал травлю, чему научились они? Не встревать?

Извините, но вся эта история со сдачей — один большой обман. Все это придумано только для того, чтобы занятые взрослые могли не беспокоиться и не отвлекаться на решение детских проблем.

И все, чему в результате своего «боевого прошлого» научилась я — это тому, что меня никто не спасет. У меня до сих пор трудности с тем, чтобы попросить помощи, потому что где-то в глубине души я верю, что все слишком заняты, а мои проблемы — слишком мелки и незначительны. Даже если меня, черт возьми, бьют.

Так что я намерена обучить своего ребенка рассказывать об агрессивном поведении взрослым, которые и должны с ним разбираться. Потому что наше дело не подготовить детей к суровой жизни в суровых условиях, а защитить их и научить решать конфликты цивилизованно.