Помню, в детстве я любила книгу Ирины Пивоваровой «Рассказы Люси Синицыной». В одном из рассказов главная героиня — школьница Люся — оказывается в гостях у своей учительницы и узнает, что учительница ест на обед то же, что и обычные люди: «Вера Евстигнеевна вместе с нами ела суп. Оказывается, учительницы тоже любят суп. И котлеты едят самые обыкновенные. С самой обыкновенной жареной картошкой. Завтра всем в классе об этом расскажу. Мне, наверно, никто не поверит».
Этот эпизод — еще давно, в детстве — мне запомнился и отозвался. Учителя тогда и правда считались какими-то скорее символическими фигурами, чем людьми. Случайная встреча с учительницей в очереди за колбасой или на рынке возле палатки с туфлями случалась раз в жизни у особо везучих одноклассников, эти истории бережно хранили и передавали из уст в уста.
У учителей почти не было человеческих эмоций, интересов и жизни за пределами уроков — казалось, они так и растут в школьных классах вместе с бегониями и «щучьим хвостом», а когда в школе выключают свет, просто падают лицом на стопку тетрадей и засыпают до следующего утра.
Тот факт, что у учителей могут быть дети, мужья, коты, страхи, желания или джинсы как будто игнорировался всем дружным сообществом младшеклассников — мы как будто бы догадывались, что они могут быть, но никогда всерьез в это не верили.
Понятное дело, что со временем ощущение того, что учитель — это какой-то мифологический персонаж, держащий на своих плечах (с поролоновыми подплечниками!) весь школьный мир и целую систему образования, начало улетучиваться. В старших классах нам доводилось бывать дома у классной руководительницы, видеть учительские слезы и нервные срывы, слушать рассказы из жизни учителей и знакомиться с их детьми, которые учились с нами в одной школе. Но все равно было сложно поверить до конца, что учителя — это настоящие живые люди, а не актеры, которые слишком хорошо вжились в роли «грубоватого физрука», «строгой русички» и «нервного химика».
В одиннадцатом классе вести литературу к нам пришли практиканты из пединститута. На таких школьники обычно реагируют как тигры на мясо: никакого уважения и пощады молодым и трепетным практикантам обычно не полагается, их перебивают, игнорируют и не боятся.
Они еще не успели забронзоветь и превратиться в монументальных «настоящих» учителей — они просто люди, а значит, и власти над учениками у них нет. Ну это традиционно так.
Но эти практиканты — парень и девушка — оказались немного другими. То ли потому что их было двое, то ли потому, что они не пытались нам отчаянно понравиться, им удалось захватить внимание нашего класса и даже вызвать симпатию и какие-то зачатки уважения. Они шутили, честно и прямо отвечали на вопросы, которые мы задавали им после уроков, не благоговели перед Толстым, не пытались завинчивать гайки и просто беседовали с нами о литературе так, чтобы всем участникам процесса было интересно.
Когда их педагогическая практика закончилась, мы с моей подругой (внимание, сейчас будет скандально и немного незаконно) пригласили практикантов в бар — пообщаться и выпить по пиву. Они легко согласились, мы договорились о времени и встретились в баре. Выпили по кружке пива, они рассказали нам об учебе в местном «педе», о планах на будущее, мы пожаловались на ужасы грядущего ЕГЭ и сложности абитуриентского самоопределения, зафрендили друг друга в соцсетях, пожелали удачи и разошлись.
Для меня это был тот самый момент с «котлетой и жареной картошкой» — я увидела, как люди, которые неделю назад сидели за столом перед классным журналом (и ставили в него оценки! Не карандашом!), оказались настоящими, живыми, человеческими — в полумраке бара и с чесночными гренками. Но они, конечно, тогда еще не были полноценными учителями — с учителями я такую ситуацию представить не могу до сих пор.
К чему я это все рассказываю? К тому, что уже много лет подряд то тут, то там всплывают истории, которые я для себя мысленно объединяю в одну категорию: «учитель — не человек».
Терракотовая армия педагогической системы настолько привыкла к своему бронебойному статусу, что любые попытки оживить, расшевелить и очеловечить образ учителя тут же жестко пресекаются — как администрациями школ, так и силой общественного порицания.
Я говорю о многочисленных случаях гонений учителей, которые посмели выложить в социальные сети фотографии в купальниках или с отдыха в «недетских» заведениях вроде баров или кальянных. Или прошлогодней истории петербургской учительницы, которая уволилась из школы после того, как администрация осудила ее за ТикТоки о работе и видео, на котором они с мужем танцуют в банных халатах (вот это, конечно, аморальщина!).
Мне кажется, я понимаю, откуда это идет. В советские времена учителя должны были не только образовывать детей, но и воспитывать их, служить моральным ориентиром и быть примером для подражания. Что, с одной стороны, хорошо, если мы рассматриваем это как институт наставничества, а с другой стороны — плохо, если мы в итоге получаем обезличенных «воинов света», которые в процессе утратили все личные особенности и право на любые проявления себя. Вот только в советское время не было соцсетей, что, бесспорно, помогало в создании максимально недоступного образа учителя.
Мир изменился, причем изменилось все: дети, то, как их воспитывают и растят, изменился подход к информации.
Изменились и сами учителя, особенно те, что приходят в школы из педагогических вузов: кажется, многие из них не хотят «бронзоветь» и врастать в учительский стол, они пытаются создавать что-то новое и менять систему — пусть даже в условиях отдельно взятого класса. Или они не запариваются над своей революционной миссией, а просто хотят поехать с мужем в отпуск, поваляться на пляже в бикини и поделиться фотографией Вконтакте — это что, так страшно?
В этом году в школы вернулась воспитательная работа — учителей обяжут прививать детям традиционные моральные ценности и правила поведения. Косвенно это значит, что учителям еще больше закрутят гайки — какие уж тут татуировки, купальники и ТикТоки — гаранту духовно-нравственного воспитания такое не положено, он должен стоять на постаменте и излучать хорошее-доброе-вечное.
Интересное по теме
Можно ли пропустить «Разговоры о важном»? Да! Рассказываем, как это сделать
И во всем этом мне видится огромный парадокс. Образовательная система и общество расчеловечивают учителей, а затем требуют, чтобы дети и — тем более! — подростки их уважали — искренне, добровольно и сознательно.
Но как можно уважать человека, который по сути превратился в набор атрибутов и функций (а еще шаблонных фразочек, которые, кажется, не меняются десятилетиями)?
Я не призываю всех учителей идти и пить с учениками пиво — это, в конце концов, противозаконно (и я до сих пор с содроганием думаю о том, что могло бы ждать наших замечательных практикантов, если бы об этом стало известно). Но мне очень хочется, чтобы учителям вернули человеческое лицо и простые человеческие права.
Чтобы администрации школ защищали не педофилов со стажем, а молодых специалистов, которые осмелились выйти за грани привычного педагогического протокола и попробовали поискать новый подход к ученикам, которые теперь не готовы уважать кого-то просто потому, что «так надо».
Чтобы родители вставали горой не за тех учителей, которые орут на детей, «потому что с ними по-другому нельзя», а за тех, которые любят свою работу и стараются найти подход к ученикам, которые еще не выгорели дотла и готовы экспериментировать.
Чтобы наше общество в конце концов договорилось о том, что учитель — это человек, у которого могут быть свои интересы, взгляды на жизнь, особенности внешности, личные соцсети и отвязные вечеринки, и все это совершенно, абсолютно, никак не делает его плохим педагогом. Это вообще не связано.
К сожалению, я не знаю, как всего этого достичь, пока вся наша система образования заточена на уравнение, стандартизацию, обезличивание и сакрализацию образовательного процесса. Потому пока могу предложить действовать только на личном уровне — пожалуйста, не кидайте камни в учителей, которые приходят на уроки в джинсах или не поют дифирамбы Пушкину — возможно, они единственные, на чьи уроки ваш ребенок ходит с удовольствием.
Оставайтесь людьми и ничего не бойтесь!
Оригинал этого текста был опубликован на Chips Journal 21 марта 2021 года.