Нет значит нет: почему берлинский хор мальчиков отказался принимать девочку в свои ряды

Официально причиной отказа стало то, что голос девочки не соответствовал уровню хора и не смог бы органичным образом влиться в уже существующий голосовой ансамбль. Мама девочки подала на институцию в суд, посчитав, что хор подверг ее дочь дискриминации по половому признаку.

Верховный административный суд Берлина постановил, что в отказе хора не было ничего предосудительного. Кроме того суд напомнил, что по федеральному законодательству Берлина культурные институции имеют право сохранять многовековую традицию исполнения сакральной музыки, и хор мальчиков не обязан брать в свои ряды девочек, если девочки не подходят ансамблю по голосу.

Суд не препятствует таким решениям — как пишет газета Frankfurter Allgemeine, «а у девочек в Берлине остается много других возможностей для развития своих музыкальных способностей».

Случай привлек внимание центральной немецкой прессы, а мы попросили прокомментировать этот кейс Лялю Кандаурову — скрипачку, ведущую просветительских лекций об истории музыки и авторку книги «Полчаса музыки. Как понять и полюбить классику».

 Несмотря на то, что ситуация по короткому описанию производит анекдотическое впечатление, на самом деле эта история сложная, деликатная и очень показательная. Мы имеем дело с соприкосновением двух совершенно внеположных друг другу территорий, а именно — жизни реальной, общественной, в отношении которой я безусловно стою «на стороне света», поскольку являюсь читательницей блога Насти Красильниковой и подписчицей НЭН, и вообще идентифицирую себя с прогрессивной феминистской повесткой — и территории искусства.

Дело в том, что соприкосновение нашей реальности с реальностью искусства, которое строит с жизнью довольно сложные отношения, может быть очень болезненным. Примеров много: из последних — дискуссия об обязательной репрезентации композиторов-представителей расовых и национальных меньшинств в программах оперных театров и филармоний: насколько мы должны сегодня в обязательном порядке делать художественную реальность прямым продолжением той физической реальности, в которой мы живем? Как мы реагируем на эту обязательность? А искусство? Или искусство — это и есть мы? Все это сложные вопросы, на которые нет коротких ответов.

Я бы предпочла внимательный взгляд на эту проблему. Тут нужно объяснить, во-первых, что Berliner Knabenchor (который не принял девочку в свои ряды) — это довольно старая институция, он был основан в 1465 году.

То есть это — институция, которая опирается на непрерывность определенных творческих принципов на протяжении полутысячелетия.

Мы можем говорить, что эти творческие принципы устарели и что пора заменить их на новые, и мы можем быть правы в этом, но сделать это будет все равно очень трудно.

Но это полбеды. Как я понимаю, официальная причина, по которой девочке было отказано, заключается в том, что ее голос тембрально, то есть в смысле своей звуковой окраски, не подходит под те требования, которые предъявляются к звучанию голосов артистов хора.

Мы понимаем, что биологический пол, не говоря уже о гендере, — это не бинарное М/Ж. Это довольно сложное, колеблющееся понятие, поэтому мы не можем сказать, что существует некое незыблемое и безусловное «звучание мальчика» или «звучание девочки».

Мы сегодня смотрим на пол как на сложную шкалу, где есть много градаций, много «остановок».

Так вот человек, который отвечает любой из этих градаций с точки зрения своей анатомии, может подходить Berliner Knabenchor по тому, как звучит его голос, а может не подходить.

Бог знает, какие именно требования они предъявляют — это могут быть требования академического свойства, касающиеся певческой выучки, а могут — звуковые, касающиеся исключительно природной окраски голоса. Но как бы ни было, насколько я понимаю, эта конкретная девочка по звучанию голоса коллективу, к сожалению, не подошла. Что в данном случае уравнивает возмущение, испытываемое ее мамой (насколько мне удалось понять, юристкой, инициировавшей судебное разбирательство), к возмущению, например, родителя мальчика или родителя ребенка иного пола или гендера, которого не взяли в этот хор.

Можем ли мы предположить, что какие-то из детей, уже поющих в коллективе, не совсем анатомически типичны или принадлежат иному, кроме мужского, гендеру, при этом их голоса устроили приемную комиссию при отборе? Вполне возможно.

Можем ли мы допустить существование такой девочки, голос которой подойдет творческим принципам этого коллектива в силу, в свою очередь, ее индивидуальных особенностей (я имею в первую очередь анатомические особенности и обмен веществ; голос напрямую от этого зависит)? Это тоже возможно, и в этом случае такую девочку необходимо принять в хор. То есть ситуация более сложная, чем может показаться на первый взгляд. При том, что в кратком пересказе нам очень хочется возмутиться; и мне тоже!

Традиция хора мальчиков имеет гигантскую историю: она связана с церковно-певческим искусством и строгим запретом, который на протяжении столетий касался пения женщин во время литургии.

«Женщины в ваших церквах да молчат, ибо не позволено им говорить», — сказал апостол Павел в Послании к Коринфянам.

Апостол Павел был известным сексистом, и весь этот текст сегодня читается хрестоматийно сексистским (вы можете к нему обратиться, чтобы убедиться в этом).

Но поскольку пение в верхнем регистре было необходимо церкви, а женщины петь не имели права, то пели либо маленькие мальчики, либо мужчины-фальцетисты, а позже — кастраты (в эпоху барокко переместившиеся из церкви в оперные театры: в XVIII веке из феномена их пения выросла совершенно грандиозная оперная традиция).

Однако берлинский хор аргументировал отказ девочке не обычаем приема в коллектив ребенка с определенной формой гениталий, но существованием некоего профессионального стандарта, а значит речь идет об очень важной вещи: творческой свободе — о том, что они вольны принимать решение о приеме в хор в пользу кандидата (-ки), чей голос отвечает тем характеристикам, которые для них важны, которые являются принципом их существования. И такой взгляд, мне кажется, освобождает нас от однобокого видения этой истории.

P. S.

Как изданию, которое открыто выступает за гендерное равенство, нам бы очень хотелось увидеть на нашем веку изменение гомогенных структур, существование которых до сих пор определяется древними религиозными или социальными нормами. Поэтому мы будем очень рады, когда какую-нибудь девочку все-таки возьмут в хор мальчиков, и обязательно расскажем об этом нашим читателям.

Мы признаем, что в случае с берлинским хором причина отказа была сформулирована аккуратно — но иногда за такими формальными корректными отказами все равно скрывается желание просто оставить все как есть.

/

/