На днях по Сети расползлось видео, где жительница одного из жилых комплексов Петербурга пытается выгнать с детской площадки группу детей с расстройствами аутистического спектра. Они, по ее словам, напугали ее внучку, и вообще — должны для таких детей быть отдельные места.
По сути, эта женщина — голос значительного количества людей, тех самых, кто искренне считает, что мир состоит из здорового, гетеросексуального, нейротипичного, с полным набором конечностей большинства.
А все, кто не вписывается в эту концепцию, должны не отсвечивать, чтобы не портить остальным настроение.
Мне и моей семье повезло, я вошла в то самое статистическое большинство, но почему тогда мне так стыдно после просмотра этого видео?
Потому что хоть я и моя семья вместе с этой женщиной на видео очень похожи (здоровые, успешные, среднестатистические посетители детских площадок), но все же мы сильно отличаемся. Одни делят мир на наших и ваших, хороших и плохих, тех, кому позволено и тех, кто не имеет права, вторые учатся понимать, что мир разный, но каждому в нем есть место.
Почему мы боимся инвалидности
Согласно опросу центра НАФИ, каждый четвертый россиянин (25 процентов) старается избегать общения с людьми с инвалидностью, — видимо, чтобы «не расстраиваться».
Да, часто люди с особенностями вызывают у обычного человека страх, ведь все необычное, непонятное пугает, вызывает отторжение. И кстати, это совершенно нормальные чувства, которые не нужно подавлять в себе.
Эволюция оставила где-то глубоко внутри нас маленькую закладочку с надписью: «Сторонись неизвестного, чтобы выжить, чтобы ни дай боже не заразиться несчастьем». Только вот времена охоты на мамонтов и тотальной безграмотности давно позади, но мы продолжаем отворачиваться от непохожих.
Я лично тоже боюсь, но не самого человека с особенностями, а абсолютного непонимания, как с ним общаться.
В моем детстве людей с инвалидностью как бы не было. «Как бы», потому что они, как и везде, были, но часто воспитывались в домах-интернатах, учились в специальных заведениях, потом где-то работали среди других людей с инвалидностью, но чаще получали пенсию и старели, глядя на мир через окно своей комнаты. Про людей с ментальной инвалидностью вообще мало кто знал, их в основном прятали от глаз подальше.
Серьезно, в девяностые я видела людей с инвалидностью только в контексте афганцев без ног, которые просили милостыню у вокзала.
Это все как раз то, чего хотела та женщина с видео — чтобы «не такие» люди были где угодно, но только не в здоровом и счастливом обществе (а насколько счастливо и здорово общество, где людоедство — это вполне одобряемая позиция?).
Сейчас, когда я сама мама и вроде как должна своим примером учить дочь отношению к этому миру, я теряюсь при виде людей с особенностями.
Я не знаю, как себя вести, можно ли смотреть, и от этого становится еще и стыдно. Вроде взрослый человек, а что делать, не знаю. Я отвожу глаза и стараюсь провалиться под землю. Дочь считывает мое поведение и в будущем будет вести себя так же. Круг замкнулся.
То есть мы намеренно игнорируем большую часть общества просто потому, что у нас нет жизненного опыта, который бы помог с ним взаимодействовать.
А чтобы было, если бы в нашем детстве были не только здоровые, крепкие, готовые к труду и обороне люди?
Возможно, мы с кем-нибудь бы подружились, а может быть и нет, но в любом случае нам всем пришлось бы пересекаться с разными людьми, и спустя 20 лет появление людей с особенностями в поле зрения не вдавливало бы нас в лавочку.
Инклюзия — это не только про пандусы и места в общественном транспорте, это, вообще-то, про общение.
И менять нужно не только дорожки в парке, но в первую очередь отношение у себя в голове. Мы должны делать людей с особенностями видимыми, создавать условия для инклюзии, развивать инфраструктуру и доступную среду, говорить с детьми о том, что люди бывают разными, но права у них должны быть одинаковыми.
Вот почему мне так стыдно за ту женщину на детской площадке — я, как и она, испытываю дискомфорт при виде детей с особенностями, но в отличие от нее, понимаю, что нахождение разных детей на площадке всем сделает только лучше.
Да, придется учиться взаимодействовать, да, это потребует усилий, но только так мы сможем разорвать круг страха, стыда и игнорирования. И если что-то случится с нашей — здоровой, гетеросексуальной, нейротипичной, с полным набором конечностей — семьей, мы будем знать, что на площадке никто не будет отводить глаза и уж тем более со скандалом не отправит с глаз долой «в третий корпус».