«Татьяна, вы выпали с седьмого этажа, позвоните маме»: как пережить падение из окна и растить детей после ампутации ноги

«После ампутации мне было тяжело только первый день»

Как-то раз после работы я пошла на вечеринку, которую устраивала моя подруга у себя дома. Я достаточно много выпила. Проснулась я, когда врач, снимая мне кислородную маску, сказал: «Татьяна, вы выпали с седьмого этажа, позвоните маме». Я набрала маме, а потом сразу начальнице.

Историю падения я восстанавливала по чужим рассказам. Друзья сказали, что не заметили, как я пропала, и подумали, что просто ушла по-английски, не попрощавшись. На самом деле я упала на бетонный подъездный козырек. Видимо, я позвала на помощь или закричала от боли, и мой голос услышал мужчина, который жил на втором этаже. Он вызвал «Скорую». Спасатели вынесли меня через его квартиру и отвезли в реанимацию.

Когда мне дали мою больничную карточку, я не поверила, что у меня было столько переломов.

У меня был сломан крестец и ноги, пятка и кость до колена были раздроблены. Я сломала ребро, у меня было много внутренних повреждений.

Первое время была уверена, что врачи смогут меня «починить». Друзья собрали мне деньги на операцию. Врачи сказали, что я могу попробовать сохранить ногу, но придется очень долго лежать в больнице, при этом нога все равно останется обездвиженной. Поэтому то, что самое правильное решение — это ампутация, стало для меня полной неожиданностью и шоком.

Но я доверяла врачам, понимала, что я как можно скорее нужна своим детям, и согласилась на операцию.

Мне удалили ногу ниже колена. После ампутации мне было тяжело только первый день. Со мной была мама, но я ее сразу отправила домой, потому что она очень переживала. Я поговорила с психологом и сразу начала гуглить информацию о людях, потерявших части тела и примерять это к себе. Я начала искать сообщество инвалидов (людей с инвалидностью — примечание НЭН), где можно было бы задать всякие вопросы, например, «есть ли секс у инвалидов».

У меня такое отложенное переживание. Я поняла, что в тот момент мне нужно было отвлечься. Меня очень поддерживали друзья и соцсети. Мне постоянно несли цветы. Это стало идеей для моих татуировок — я буду забивать свои ноги татуировками — цветы обозначают каждого моего друга.

«Система сделана не для людей, а для чего-то еще»: как живут и в чем нуждаются родители с инвалидностью

«Больше всего меня волновало, как это воспримет дочь»

Три месяца, которые я провела в больнице, я почти не виделась со своими детьми. Все это время они были у отца, с которым мы не живем вместе. Он не решился рассказать Марте и Феде, что произошло.

Все это время меня больше всего волновало, как моя девятилетняя дочь воспримет то, что у ее мамы теперь нет ноги. За реакцию сына — Феде 11 лет — я не переживала. У него легкая степень аутизма, и он обычно менее эмоционально реагирует.

После операции я собралась с силами и написала в чат со своими детьми: «Ребята, у меня теперь будет новая киборг-нога, я стану киборг-человеком. Он будет гораздо лучше, чем если бы у него оставалась нога».

Я честно рассказала детям при каких обстоятельствах потеряла ногу. Объяснила, что они должны осознать, что алкоголь — это опасно.

Они очень спокойно это восприняли. Когда дети пришли в больницу, они смотрели на меня с любопытством. Я даже сняла на видео их первую реакцию на мою перебинтованную ногу: они спрашивают, можно ли ее потрогать.

Дочка с любовью и трепетом относится к моей ноге: обнимает ее, называет «моя ножечка». На ногах у меня осталось много шрамов. Я предлагала детям что-то нарисовать на них. В какой-то момент Марта в одном из моих шрамов увидела улыбку и подрисовала к ней глаза. Тогда я поняла, что эта травма для меня пройдена.

Мы стараемся смеяться над всем этим. Я хочу научить своих детей тому, что поняла сама: смех — это очень сильная защита от страха.

Случившееся никак не повлияло на мои отношения с детьми. Они не стали ко мне более гуманны и не стали меньше хотеть от меня как от мамы. Но пока я перемещаюсь на коляске, Марта стала моей сиделкой, сын помогает мне передвигаться. Сейчас дочь стала гораздо больше помогать мне по дому.

Я пообещала ей, что, когда встану на ноги, у нее будет неделя, когда я ничего не буду у нее просить и все буду для нее делать. Я хочу, чтобы дети знали правду, видели меня разной, но выбирающей жизнь.

Все-таки я люблю эту жизнь. Почему я вышла из окна, никто не знает, даже я сама. Это тайна, покрытая мраком.

«Я решила, что нужна детям, и сама разорвала эти отношения»

Незадолго до падения из окна я рассталась с молодым человеком. Но после случившегося он начал очень активно проявлять себя в моей жизни и помогать мне. Это выглядело как восстановленные отношения. Пока мы не поговорили и не поняли, что по-разному смотрим на жизнь и он не видит нашего совместного будущего. Такие отношения были очень нестабильны и сильно раскачивали меня. Тогда я решила, что нужна детям, и сама разорвала эти отношения.

Это был трудный этап. Из-за стресса у меня начали выпадать волосы. Парикмахер мне сказал, что, возможно, они уже не вырастут снова.

Помню, как я лежала в ванной и думала: какая я лысеющая, безногая, одинокая женщина! Мне было очень плохо.

Прошло пару месяцев и сейчас мне смешно это вспоминать. Я не облысела и уже не такая одинокая — я влюбилась и у меня появился молодой человек. Мы познакомились, когда я лежала в больнице. Он увидел в Фейсбуке*, что люди спасают какую-то девушку, потерявшую ногу, и стал мне писать. Сначала я не обращала на это внимание, а потом обратила, и теперь мы очень аккуратно сближаемся.

«Проходя реабилитацию, я фотографировала других пациентов»

Друзья помогли собрать мне деньги на протез, который стал стоить в два раза дороже после февральских событий. С протезом я смогу ходить не хромая.

Я поставила себе цель: в августе прокатиться на велосипеде.

Сейчас я прохожу реабилитацию — три раза в неделю занимаюсь с физиотерапевтом и реабилитологом. Приходится пить обезболивающие таблетки. Восстановление после таких травм занимает месяцы, и, наверное, не прекратится никогда, потому что тело навсегда изменилось. У меня уже получается ходить в пробном протезе, хотя врачи говорят, что я слишком рано начала это делать и нужно еще полежать и дать мышцам восстановиться.

Несмотря на перспективу встать на ноги, я уже не смогу как прежде зарабатывать на жизнь только фотографией. Эта профессия требует постоянного движения. Я буду больше заниматься продвижением сайтов и делать их на Тильде.

Но фотографировать я не брошу. Я хочу заниматься некоммерческими проектами. Проходя реабилитацию, я уже снимала других пациентов в больнице. Это помололо мне восстановиться и вернуться к работе.

«Это был вызов — на всю Россию заявить, что я напилась и упала из окна»

Я поделилась своей историей в ТикТоке. Утром я проснулась и увидела тысячи комментариев и сообщений. Видео, на котором мои дети узнают, что теперь у меня нет ноги, собрало 17 миллионов просмотров.

Это был вызов — на всю Россию заявить, что я напилась и упала из окна. Люди писали мне, что я и сама виновата в этом, обвиняли в безответственности. Это столкновение с подписчиками меня очень захватило. Первый день мне было очень тяжело читать эти комментарии. Но я поняла, что нужно обратить поток хейта в шутку. Я выбрала самые ужасные сообщения и опубликовала их отдельно.

В то же время меня пользователи соцсети меня поддерживали. Многие присылали свои истории. Писали люди, которые сами вышли из окон. Как правило, они испытывали сильное чувство вины и стыда за случившееся, потому что теперь за ними пришлось ухаживать их родным. Но были и люди, которые потеряли части тела не по своей вине.

Мне написал мальчик, которому в прошлом году казанский стрелок прострелил ноги. У него есть все основания злиться на судьбу и людей, которые это допустили.

Я понимаю, что в моем случае все иначе. Я устала, была измотана, перепила. Это все моя ответственность и никто в этом не виноват. Я не «грызу» себя за это. Я до сих пор удивляюсь, как быстро ко мне пришло это принятие.

Я боюсь депрессии и всеми силами стараюсь предотвратить глубокое погружение в нее. У меня было депрессивное состояние, настроение часто менялось. Я решила, что сейчас я буду заниматься собой. У меня есть насыщенная внутренняя жизнь, психиатр, психотерапевт, арт-терапия.

Падение мне помогло очень многое пересмотреть в своей жизни, изменить какие-то установки, отношения с мамой, получить много любви от окружающих. Сейчас все хорошо.

Случившееся 24 февраля задело меня гораздо сильнее. Почти все мои друзья уехали. Что может быть хуже? Ядерную войну я не переживу. Как я побегу в бомбоубежище? Это я шучу. Надо больше смеяться. Это сложно, но это единственное, что помогает.

* — В материале упомянуты организации Meta Platforms Inc., деятельность которой признана экстремистской и запрещена в РФ.

/

/