«Муж в могиле, сын в тюрьме, помолитесь обо мне»: зарисовка о материнстве Анны Ахматовой

О ее материнстве принято отзываться не очень лестно: когда в 1912 году родился сын, его сразу же отдали на воспитание бабушке, он жил в доме Ахматовой и ее нового мужа Николая Пунина на сундуке в неотапливаемом коридоре, да и во взрослом возрасте отношения между матерью и ее сыном не стали близкими. Ахматова оставила в стихах сильнейший образ матери из тюремных очередей, а письма к ней от Гумилева из-за решетки пропитаны безумной обидой. Рассказываем об этом трагическом непонимании.

В 2006 году в Санкт-Петербурге появился памятник Анне Ахматовой. Как она и завещала в своем стихотворении, памятник поставили напротив тюрьмы «Кресты», в которую она носила передачи сыну в конце 1930-х: «А если когда-нибудь в этой стране / Воздвигнуть задумают памятник мне, // Согласье на это даю торжество, / Но только с условьем — не ставить его // Ни около моря, где я родилась: / Последняя с морем разорвана связь, // Ни в царском саду у заветного пня, / Где тень безутешная ищет меня, // А здесь, где стояла я триста часов / И где для меня не открыли засов».

Если вы давно не перечитывали ахматовский «Реквием», найдите несколько минут, чтобы это сделать. Такой болезненной интонации матери, теряющей своего ребенка в кровавом терроре, больше в русской литературе нет.

«Ты сын и ужас мой», «как тебе, сынок, в тюрьму // ночи белые глядели, // как они опять глядят // ястребиным жарким оком, // о твоем кресте высоком // и о смерти говорят», «Муж в могиле, сын в тюрьме, // помолитесь обо мне» — вот лишь несколько кричащих цитат из этой поэмы.

Льва Гумилева из-за доносов сажали по политическим причинам четыре раза. Каждый раз Ахматова не знала, увидит ли его когда-нибудь живым, не знала, навредит ли ему своим визитом, не знала, будет ли сама вскоре арестована. Она не раз боролась за отмену приговора сыну и даже писала письма с просьбой об освобождении Сталину.

А самому Гумилеву в тюрьму если и писала, то часто довольно поверхностно, потому что не могла подвергать ни его, ни себя дополнительному риску (сегодня мы знаем, что в 1949 году на Ахматову было заведено отдельное уголовное дело, которое едва не привело к ее аресту).

Оказавшийся за решеткой, Лев Гумилев думал, что мать ничего не предпринимала для его освобождения, и с каждым годом еще больше закреплял это свое убеждение.

Стихотворение «Реквием» впоследствии он называл «памятником самолюбования» его матери, а еще, по воспоминаниям современников, часто повторял: «Реквием пишут в память умерших, но я-то остался жив».

Этого он Ахматовой тоже простить не смог: «Зачем же служить панихиду по человеку, которому можно позвонить по телефону», — написал он в своем «Автонекрологе».

В 2011 году в журнале «Знамя» были опубликованы ранее неизвестные письма Льва Гумилева из тюрьмы. Они пронизаны упреками и прямыми обвинениями, поэтому их Анне Ахматовой не передали — чтобы не расшатывать ее и без того слабое здоровье. Непонимание между сыном и матерью только возрастало:

9 июня 1955 г.

Мамочка<,>

я получил пять твоих открыток, наполненных разнообразными сведениями, но не содержащими ответа на мой вопрос: приедешь ли ты на свидание, попрощаться. Из отсутствия ответа я сделал вывод, что ты не приедешь.

Думаешь ли ты о том, какую сумятицу ты вносишь мне в душу, и без того измятую и еле живую. Что это за игра в прятки? Ведь лучше написать прямо: «не хлопочу за тебя и не буду, сиди<,> пока не сдохнешь»<,> или «хлопочу, но не выходит»<,> или «хлопочу и надеюсь на успех, делаю то-то»<,> или то<,> что есть. А ты<,> о чем угодно, кроме единственно интересного для всякого заключенного<,> — перспективы на волю. Неужели ты нарочно?

Это маме.

Мама, ты либо не читаешь моих писем, либо уж не знаю что?! Ты упорно даешь лен<инградский> адрес, хотя ты в Москве, что тайна только для меня; да и я знаю. А когда Ирка письмом подтерлась, ты обвиняешь меня, что я не пишу. Ну куда же, черт возьми, писать! И так, ты усложняешь жизнь и без того трудную, хоть и не для тебя.

Милая мамочка<,>

Давно от тебя не было писем и я не имел<,> на что ответить. Терпение мое лопнуло, и я решил написать сам. Как твое здоровье и будет ли операция? Моя помогла мне, но это тяжелее<,> чем мне описывали. Теперь я поправляюсь, но очень бы не хотел, чтобы тебя резали. Лучше бы вылечиться так, а наши врачи говорят, что это возможно.

<…>

О себе мне писать совсем нечего. У меня наступил творческий упадок и голова пустая, но почему-то тяжелая. Казалось бы<,> следовало наоборот. А быт <—> такая докука, что о нем и говорить неохота.

Пиши, мамочка, про себя, а не про тополь под окном. Ты мне гораздо интереснее тополя.

Целую тебя<.>

L<eon>

После выхода на свободу Лев Гумилев и Анна Ахматова так и не смогли сблизиться снова (хотя сын какое-то время помогал ей с поэтическими переводами). В 1961 году они окончательно разорвали отношения. Все свое имущество Анна Ахматова завещала дочери мужа, Ирине Пуниной.

P. S. Мы привели несколько отрывков из этих писем не с целью осудить ни ожесточенного сына, ни холодную мать. Это трагические свидетельства времени политических репрессий — времени, которое не щадит ни матерей, ни детей, и которое ни в коем случае не должно повторяться снова.

Оригинал этого текста был опубликован в Chips Journal 23 июня 2021 года.