Я мама, и у меня есть мечта. Колонка-манифест по мотивам великой речи Мартина Лютера Кинга

«У меня есть мечта» — самая известная речь Мартина Лютера Кинга о будущем, где люди с разным цветом кожи имели бы одинаковые права. Вот уже 58 лет эти слова цитируют и признают лучшей речью двадцатого века.
Коллаж Настасьи Железняк

Я не отношусь к какому бы то ни было меньшинству, но периодически, так или иначе, сталкиваюсь с принижением, обесцениванием и тыканьем пальцем. А все потому, что я мама.

Я мама, и у меня есть мечта…

Я мечтаю однажды оказаться в мире, где мамам есть место не только дома или на детской площадке. Где проезд на общественном транспорте с коляской не похож на полосу препятствий, а появление мамы с ребенком в общественном месте не сопровождается чьим-то закатыванием глаз.


Я мечтаю проснуться в мире, где никто не оценивает тело женщин после родов. Где фраза «пришла в форму» — архаизм, что-то устаревшее и смешное.


Я верю, что наступит день, и никто не спросит молодую маму, сама она рожала или нет. Потому что способ родовспоможения не отменяет боли, страха и усилий женщины.

Ей не будет стыдно за то, как, где и сколько она кормит своего ребенка. Ее не будут укорять недостаточным (или, наоборот, слишком большим) количеством детей. Она никогда не услышит уничижительное «нужно было лучше стараться».

В этом новом мире декрет — не конец жизни для женщины, не конец ее карьеры и тем более не конец ее внешней и внутренней валидности.


Но пока наш мир другой. Он восхваляет материнство как явление, но унижает матерей.


Здесь мама обязана светиться от счастья несмотря на отсутствие сна, боль и перманентную усталость. Она не имеет права на ошибку, на хоть какие-то чувства, кроме безграничной любви к ребенку. Здесь мама — это функция, бесплатное приложение по обслуживанию маленького (а иногда и большого впридачу) человека.

Наш мир жесток к матерям.


Здесь одинокая мама с ребенком — разведенка с прицепом, в то время как ушедший из семьи отец — завидный холостяк.


В нашем мире женщина всегда виновата. Они или «недо» или «слишком».

Здесь трудно устроиться на работу, потому что ты мама (или когда-нибудь ей можешь стать). Ты в детородном возрасте, а значит проигрываешь. Здесь родившая женщина — боль работодателя, в то время как мужчина, у которого родился ребенок заслуживает премии.

В нашем мире путь женщины по карьерной лестнице чаще идет вниз.

Но я верю, что когда-нибудь все изменится. Оно уже меняется! С каждым годом голос матерей становится все громче. Они привыкли молчать, но молчать больше не могут. Этот голос заглушают миллионы других, в безудержном хоре восклицающих «ты должна!». Этот хор все еще поет, что декрет — это отпуск, а дети плачут от невоспитанности, что женщина от природы знает, как успокоить младенца и по этой же природе способна без последствий не спать годами. Этот хор обесценивает материнский труд, материнские чувства и материнские амбиции.

Но мы его заглушим правдой. Мы его заглушим криками боли. Мы его заглушим любовью. Потому что материнство амбивалентно. Оно и черное, и розовое, и счастливое, и невыносимое. Оно пахнет детским шампунем и грязными подгузниками. Материнство бывает разным, и об этом нужно кричать.

Я мама — и у меня есть мечта! Я мечтаю, чтобы моя дочь никогда не думала о своей жизни в контексте тикающих часиков. Пусть она будет свободна в выборе! И если она когда-нибудь решится встать на путь материнства, в нем будет больше понимания, принятия и выбора. Ну и пеленальных столиков в общественных местах.

Ликбез Живые пособия: как «тренировочные младенцы» помогали американкам готовиться к материнству
Идея обучать женщин родительству как науке зародилась в начале прошлого века и в тот момент абсолютно никого не смущала. Этические споры начались позже.