«Не более 1000 убийств ежегодно»: почему Ирина Волынец против закона о домашнем насилии

Детская омбудсменка Татарстана Ирина Волынец в интервью изданию «116.ru» заявила, что считает закон о домашнем насилии вредным и даже опасным. Волынец утверждает: «Данный законопроект, в случае его принятия, существенно подорвет фундамент института семьи, как это произошло в европейских странах, где аналог такого законопроекта уже принят. По сути, может уничтожить брак как таковой, потому что просто молодые люди не захотят связывать себя узами брака».

Кроме того, омбудсменка уверена, что домашнее насилие — результат того, что женщины «доводят», и ей кажется, что преступлений такого рода происходит мало.

И добавила, что вместе со своими соратниками, защитниками традиционных семейных духовных ценностей» сделает все, чтобы этот закон никогда не был принят в России.

Интересное по теме

«Культурный код России — это рожать в поле и пахать дальше». Что обсуждали на ПМЭФ

Это самое жестокое и лицемерное заявление, которое только можно себе представить по поводу закона, способного защитить людей от насилия в семьях. И мне чертовски не нравится, что чиновники, делающие такие заявления, прикрываются «традиционными ценностями» и «институтом брака». Потому что никакие ценности и никакие институты не могут быть дороже жизни людей.

Начну, пожалуй, с институтов. Допустим, у нас существует институт репутации (он не существует, но почему бы не пофантазировать?). Допустим, люди, потерявшие свою репутацию публично, подвергаются нападениям или оказываются убитыми разъяренными согражданами. Допустим, некая партия разрабатывает закон, защищающий людей, потерявших репутацию, от нападений и самосуда. Повредит ли это самому институту репутации? Нет. Потому что насильники — отдельно, хорошее реноме — отдельно. Институт семьи тоже держится вовсе не на насилии, по крайней мере в наши дни.

И если в брак не захотят вступать молодые люди, которые опасаются, что их можно довести словами до драки или смертоубийства, может, это и к лучшему? Что плохого в том, чтобы отвадить от женитьбы тех, кто явно к этому не готов? Вот хороший пример: у большинства рабочих коллективов есть какие-то представления о допустимом поведении среди коллег, а иногда — целые уставы. Обычно там прописаны простейшие нормы: корректное поведение, отказ от харассмента, взаимопомощь и какие-то относящиеся к идеологии организации штуки, типа запрета на расистские шуточки. И что-то я нигде не слышала воплей: «Из-за ваших правил люди не захотят работать вообще!» Нормы есть везде: хочешь работать — не щупай коллег за попы, хочешь в брак — хотя бы не дерись, не уверен в своей способности сдержаться — свали с горы. Институт брака никуда не денется сам по себе — в конце концов выживать семьей проще, чем поодиночке — но было бы здорово, чтобы в этот институт не лезли потенциальные агрессоры.

Что касается «традиционных ценностей». Если отбросить всякие экивоки и попытки подсластить пилюлю, под ними обычно подразумевают ценности патриархальные. Мужчины везде главенствуют, несут в семью деньги и принимают решения, а женщины хранят очаг и рожают — что-то такое, если смотреть на официальную риторику.

Интересное по теме

Традиционные семейные ценности: устаревший стереотип или единственно верный жизненный уклад?

Нам регулярно говорят, что женщины слишком эмоциональны, и поэтому им нельзя доверять какую-либо сложную работу. Мужчин называют «сильным полом». И вот что удивительно: если они такие сильные, такие невозмутимые, такие рациональные, то почему нам регулярно говорят об их великих страданиях от эмоционального насилия и неспособности сдержаться?

Вообще правильная стратегия, когда кто-то доводит тебя до отчаяния, — расстаться с этим человеком. И, кстати, что вообще считается «доведением»? Жена орет, ругается унизительными словами, отказывает в свежем борще, просит бросить бухать и найти работу, сама пьет, изменяет, отбирает последнее или что? В любом случае, обратиться к физическому насилию — это не выход. Крайне сложно вообразить, что сильный и сдержанный мужчина, которому досталась абьюзивная вторая половина, стоит и думает: «Ну, я люблю ее, но надо дать ей леща, чтобы нормально себя вела, а потом снова будем жить в мире и согласии». Если ты чувствуешь, что от злости можешь ударить, не живи, блин, с другим человеком под одной крышей!

Я выросла в 90-е, в деревне. Случаев семейно-бытового насилия в моем окружении было предостаточно. И все они проходили ровно по двум сценариям. Первый: муж пил — жена его этим попрекала — муж дрался. Второй: муж был патологический ревнивец и дрался. Оба сценария никак не вписываются в концепт благостной «традиционной семьи», который нам активно продвигают с трибун. Мне даже в детстве было непонятно, зачем пытаться сохранять такие браки. Позже я узнала, что насилие скрывается и за более благополучными фасадами — не обязательно быть маргиналами, чтобы столкнуться с агрессией. Однако богатство — тоже не повод терпеть то, что в крайних проявлениях может закончиться госпитализацией или смертью.

И, кстати о смерти. Ирина Волынец, заботящаяся о традиционных ценностях, также ратует за повышение рождаемости. А потом она говорит, что 1000 смертей в год от домашнего насилия — это совсем не много. Учитывая, что две трети погибших от домашнего насилия составляют женщины, становится непонятно, в какую сторону омбудсменка воюет. Даже если подходить к вопросу с практичностью и изрядной долей цинизма, рожают-то женщины. И многие из убитых находятся как раз в детородном возрасте. Если бы они получили от закона защиту, то могли бы жить и дальше улучшать демографию, но нет — сохранение штампов в паспортах чиновникам, похоже, дороже, чем люди, существующие и будущие.

Интересное по теме

«Муж избил меня и лег спать». История Ирины, которая потеряла дом, пострадав от домашнего насилия

Для сравнения — материнская смертность считается большой проблемой, о которой говорят и с которой борются. По этой причине в 2022 году умерли 170 женщин. Что-то никто не призывает снизить стандарты гигиены и исключить некоторые обследования, потому что 170 умерших — это немного! Правильно, в общем-то, что не призывают, даже одна умершая родами мать — это на единицу больше, чем нужно. Это трагедия. Чтобы предотвратить эту трагедию медики проводят обследования, наблюдают рожениц, собирают анализы и моют руки. Но почему-то почти тысяча убитых женщин в год не вызывает никакой тревоги у озабоченных демографией чиновников. Помер Максим — и хрен с ним. Боже упаси принять закон, защищающий людей от побоев и преследований — мужчины же тогда в ЗАГС не пойдут!

Институт брака не должен держаться на насилии и возможности насилия. Даже если в благополучной со всех сторон семье случился единичный инцидент агрессии в пылу ссоры, даже если участники опомнились и помирились, — это не повод оставлять ситуацию без последствий. Безнаказанность развращает очень быстро и надежно.

Да, многих людей удерживает от насилия мораль и нравственность, но многих способны остановить только прямые запреты. Когда говорят, что все это уже прописано в уголовном и административном кодексе — не верьте. Есть множество «серых зон», в которые агрессоры прячутся, как в норы: недоказуемость «легких» побоев, отсутствие наказания за преследование, возможность примирения сторон. Многие пострадавшие даже заявления не пишут, потому что для них законы в нынешнем состоянии совершенно бесполезны — и это нужно исправлять.

Бороться нужно не за штампы в паспортах, а за то, чтобы семья была для людей желанным, удобным, а главное безопасным прибежищем. Союзом любящих и уважающих друг друга личностей, в которой нет начальников и подчиненных. Территорией понимания и поддержки.

Законы против домашнего насилия на самом деле не разрушают, а укрепляют институт семьи, потому что помогают спасти женщин и детей. Если эти нормы на подлете «отсеивают» тех, кто к браку не готов по причине несдержанности — тем лучше. В количественном отношении браков может стать меньше, но в качественном отношении это позволит постепенно приблизиться к идеалу семьи, который нам так сладко описывают чиновники — дружной, коммуницирующей, любящей и уважающей всех своих членов. Предпочитаю это, а не «убояться мужа своего», аминь.