«Ощущение моего бесправия в роли ребенка сводило меня с ума. Еще тогда я пообещала себе, что, став взрослой, я постараюсь изменить отношение к детству»: интервью Натальи Ремиш о проблемах современного воспитания

Многие родители знают вас как человека, который активно занимается темой развития эмоционального интеллекта, вопросами инклюзии, травли и прочими важными вещами. Но изначально тема родительства и детства не была основным направлением вашей работы. Расскажите, как вы пришли в родительские проекты, что вас вдохновило этим заниматься?

У меня с детства была острая реакция на любую несправедливость, а также на шаблонное мышление. Я многое хотела поставить под сомнение, отчего часто попадала в конфликтные ситуации с взрослыми, пытавшимися загнать меня в рамки их нормы.

Ощущение моего бесправия в роли ребенка сводило меня с ума. Еще тогда я пообещала себе, что, став взрослой, я постараюсь изменить отношение к детству. Особенно остро этот вопрос встал, когда я стала жить в семье мужа с его двумя дочерьми-подростками. Я видела, что они сталкиваются с теми же проблемами, что и я в детстве. Как дома, так и в школе.

Тогда я вспомнила о решении, принятом в детстве.

Я пришла к Лоле (ей было 11) с первым вопросом: у тебя есть какое-то детское воспоминание, которое вызывает у тебя чувство несправедливости? Она рассказала о бабушке в магазине, и так я написала стихотворение «Бабушка». Больше никаких наводящих вопросов задавать не пришлось. Мне нужно было просто слушать: ее, мам в сообществах, детей своих друзей, племянников, подруг. Две стороны одной темы: дети и родители. Все сложности этого мира возникли в один момент. Казалось, что тем, которые можно осветить, хватит на пять томов и сотни мультиков. Было достаточно задать вопрос на какую-то одну тему в Блоге или в мамском паблике, как я получала материал для пяти историй.

Вы выбрали своей специализацией не самые простые темы, касающиеся родительства. Почему вы решили заниматься именно этими проблемами, говорить о физических наказаниях, агрессии, буллинге и так далее?

На самом деле, я говорю о проблемах разной сложности. Я всегда рассказываю о разнице между восприятием родителя и ребенка на примере мишки и смерти бабушки. Родители часто пишут мне: «У меня умер папа, а ребенок даже слезинки не проронил. Он же так любил дедушку».

Взрослые люди не понимают, что ребенок может еще не воспринимать концепцию смерти. До него не дошел весь трагизм произошедшего. В то же время он может рыдать три дня подряд из-за потерянного мишки, потому что мишка был с ним каждый день, он «шел с ним спать», а теперь его нет, и эта потеря ощущается сильнее, чем потеря дедушки.

Несмотря на то, что я хочу говорить в своих проектах и о такого уровня проблемах, как потерянный мишка, сейчас мы, действительно, делаем акцент именно на острых социальных проблемах. Это в том числе связано с тем, что все мультики «Про Миру и Гошу» создаются на деньги от краудфандинга, и мне будет сложно собрать средства на мультик о потерянном мишке. Потому что для родительского сообщества это НЕ проблема.

Дело в том, что сам проект — не о буллинге, детях с особенностями развития, старости или других социальных проблемах. Он о том, что мир ребенка полон эмоционально сложных ситуаций, и именно родителю важно быть рядом с ним в эти моменты, помочь разобраться в жизненных ценностях, осознать свои эмоции, принять верные решения, провести черту между добром и злом.

Для меня сложность заключается в том, что родители считают достойными внимания только значимые для них самих темы, — те, которые угрожают здоровью ребенка, безопасности, учебе. Однако для ребенка важными темами являются и другие вопросы: что делать, если лучший друг больше с тобой не хочет играть, если у подруги платье красивее твоего, если мама вечером укладывает младшую сестру, а не тебя. На эти темы пока никто деньги давать не готов, но мне очень важно сделать проекты и о них тоже. Чтобы показать родителям, что эмоциональный мир ребенка огромен, а ребенку — дать поддержку в таких ситуациях.

Например, во второй серии проекта «Побег» мы передаем сообщение как детям, так и взрослым. «Взрослый у ребенка помощь не попросит», — говорит главный герой проекта. И это фраза, которую повторяют представители поисковых организаций. Дети часто уходят с чужими взрослыми, которые обращаются к ним за помощью. Дети привыкли, что в помощи отказать нельзя. Именно поэтому в мультике эта фраза присутствует. В то же время мы доносим до родителей, что, если ребенок пропал, не нужно ждать 24 часа, как принято считать. Важно сразу же звонить в полицию, потому что первые часы после пропажи самые критичные.

Вы делаете серию мультфильмов «Про Миру и Гошу», которые призваны показать детям — и взрослым, — как экологично реагировать на разнообразные жизненные ситуации. Какой отклик от зрителей вы получаете? Есть ли среди них люди, которые считают, что вы слишком драматизируете? Что вы можете им ответить?

Скорее есть несогласные с той точкой зрения, которая изложена в мультике. Точку зрения аудитории мы узнаем из комментариев под мультиками. Например, под мультиком о дружбе вне зависимости от национальности были комментарии людей, радикально настроенных по поводу мигрантов. Они писали резкие агрессивные комментарии. Неделю назад YouTube отключил возможность комментировать под контентом для детей, и теперь нам сложнее собирать обратную связь.

Есть также другая часть людей, которые не согласны с принципами эмоционального воспитания, им не близка эмпатия, они не готовы строить доверительные отношения с детьми. Это люди, совсем не знакомые с психологией, и тем более с детской психологией. Они руководствуются принципами: «нас били, и ничего», «а потом они вам на голову сядут» и «достали вы со своей толерантностью». Они растят детей со словами «просто дай сдачи», «нечего рыдать из-за ерунды» и т.д. Им сложно принять наш проект, потому что он пропагандирует совсем другой подход к общению с детьми.

Мы говорим о значимости эмоциональной безопасности, когда чувства ребенка принимают и дают на них право, не осуждая. Многие родители считают это попустительством и безнаказанностью. Я же всегда повторяю: принять эмоции ребенка — не значит позволить ему бить соседского кота. Это не взаимосвязано.

Считаете ли вы, что даже современные родители все еще чувствуют себя неуверенно, когда им нужно поговорить с детьми о чем-то непростом, о каких-то травматичных событиях, о табуированных темах? Как научиться говорить с ребенком о том, о чем с тобой самим никто в детстве не разговаривал?

Это огромная проблема для большинства из нас. И причина кроется в простом, — мы не знаем, почему мы придерживаемся той или иной позиции. Большинство из нас воспитывали в условиях, в которых мы не имели право задать вопрос «почему?». А если задавали, то слышали в ответ: «Потому что так надо», «потому что я так сказала». У нас не сформировано критическое мышление по множеству вопросов. Мы просто принесли родительские установки во взрослую жизнь и до сих пор не знаем, почему так, а не иначе. И когда ребенок задает родителю этот же вопрос, родитель просто не знает, что ответить. И многим из нас эта ситуация дается сложно, потому что перед ребенком мы привыкли быть всезнающим. Это состояние вызывает раздражение, и ситуация повторяется. Мы опять не говорим с ребенком о том, что беспокоило нас же в детстве.

Для некоторых родителей есть темы-табу, на которые говорить стыдно или страшно: секс, деньги, смерть и другие.

Что с этим можно сделать? Проще всего взять паузу: «Дорогой, я сейчас не могу на эту тему поговорить, но я обещаю вернуться к тебе вечером». И бегом в интернет. Или просто порефлексировать самостоятельно. Почему нельзя бить собаку? Почему мы не можем купить машину? Почему он должен любить бабушку? Важно постараться отойти от штампов и, заглянув внутрь себя, найти истинную причину. При этом помните, что не нужно стыдить ребенка, обвинять или осуждать за такие вопросы. Важно ответить самим себе на них честно. Мы не можем купить машину, потому что у нас нет на нее бюджета. Мы решили потратить эти деньги на ремонт. А не потому что «вырастешь, заработаешь и купишь себе, что хочешь», — это пассивная агрессия, и уж точно не отвечает на вопрос ребенка.

По вашим ощущениям, с какими именно темами у родителей сейчас самые большие сложности в обсуждениях с детьми? Что тяжелее всего идет и почему?

Все, что касается денег и вообще материальных ценностей, дается родителям очень сложно. «А у Васи новый телефон», — страшный триггер для родителя. Поломанные игрушки: «Ты не ценишь наш труд». «А можно мне это?» — заработай и покупай. «Я хочу на море» — в Африке дети голодают, а ты живешь на всем готовом. Все эти ответы говорят о больных точках нашего общества, — материальные блага и их отсутствие сильно давит на самооценку.

Что нужно сделать, чтобы в социуме наконец произошел перелом и стигма с обсуждения спорных, неоднозначных и трудных тем с детьми была снята? Какие процессы должны произойти и как нам их запустить? Должна ли система — государство и его институты — участвовать в этом?

Для начала мы должны принять, что все люди разные, позиции у всех разные, взгляды на жизнь тоже разные. Осознание этого дает возможность проще смотреть на альтернативное мнение. Для этого важно развивать в людях (в частности, в детях) критическое мышление и делать это на уровне школы.

Однажды я помогала племяннице писать сочинение. Я же писатель, конечно, я напишу классно. Она получила 3! Потому что в этом сочинении не было штампованных фраз, которые должны быть в каждой работе. Племянница искренне пыталась меня предупредить, но я отмахнулась со словами: «Не может быть! Так невозможно написать свое мнение о произведении». Оказалось, именно так быть и должно. Как выработать в такой системе критическое мышление? Мне непонятно.

Как вам удается сохранять себя, погружаясь в работу с таким большим количеством действительно сложных, зачастую болезненных для общества вопросов?

Я месяц назад родила ребенка. В палате были две акушерки, которые в ту ночь приняли еще троих детей. После моих родов их смена заканчивалась, и я спросила: «Как вы это делаете? Откуда вы берете силы наблюдать, как женщины мучаются от боли? И так по несколько раз за ночь!». Они ответили: «Мы знаем, что мы можем помочь». И я тоже знаю, что я помогаю родителям и детям находить общий язык.

Как вы думаете, почему тема физических наказаний в семье в нашей стране все еще остается дискуссионной? Когда же мы уже все согласимся с тем, что бить, шлепать и унижать ребенка — это не норма?

У нас в стране очень высокая терпимость к агрессии. Это значит, что психологическое насилие, а также шлепки, не считаются насилием вовсе. Они являются нормой воспитания. Обвинительные фразы, сарказм, осуждение — часть ежедневной коммуникации большинства семей. Пока они являются нормой общения между людьми, отношение к ребенку будет оставаться таким же, — как к получеловеку.