Гений и нимфетка: почему отношения между учителем и ученицей аморальны и должны быть запрещены

Колонка Кати Статкус.

На днях на всех платформах был опубликован спин-офф подкаста «дочь разбойника» Насти Красильниковой под названием «Ученицы». Это расследование о домогательствах учениц и учеников со стороны кураторов и преподавателей Летней экологической школы. Эксплуатация детей длилась годами — и никому не было до этого дела. Подкаст уже обсуждают в соцсетях, медиа и профессиональных сообществах. А мы предлагаем почитать по этому поводу колонку Кати Статкус о том, почему романтические отношения между учителями и учениками обоих полов недопустимы.

Кажется, в сегодняшней России постоянно предлагают что-то запретить и ликвидировать — от рэпа до благотворительных проектов. Совершенно не хочется становиться частью этого запретительного движения, но мне не терпится, чтобы одну вещь в нашей стране действительно сделали недопустимой. Я хочу, чтобы учителям и преподавателям нельзя было больше пользоваться своей властью и встречаться / заводить романтические отношения / лезть в трусы ученикам, ученицам, студентам и студенткам.

Кто-то скажет: ну зачем же такие запреты? Есть ведь у нас так называемый возраст согласия! А я скажу, что возраст-то этот есть, но не многие знают, когда именно он наступает.


И с самим пресловутым «согласием» все не так-то просто. Дети, жертвы сексуализированного насилия, часто молчат как раз потому, что у них никто никогда не спрашивал никакого согласия — они вообще могли не догадываться, что именно происходит, когда попали под обаяние классного, уважаемого всеми учителя, который просто почему-то взял и стал трогать их за соски.


Громких историй, в которых такие вещи происходили системно — именно системно, а не как одиночный приступ внезапной, всеозаряющей любви преподавателя к ученице — море. Вы наверняка помните дело учителя истории Бориса Меерсона из 57 школы (кстати, кто-нибудь знает, чем оно закончилось? Кажется, Меерсон просто уехал из страны и растворился таким образом для следствия).

Не так давно мы говорили об обладателе Хрустальной совы и учителе географии Михаиле Скипском, а также других уважаемых знатоках, сделавших домогательства своим хобби. Об одной из новых кошмарных историй мы узнавали почти в прямом эфире — речь идет о деле Виктора Елизарова, именитого преподавателя Московской центральной художественной школы. Выяснилось, что он, при полном бездействии коллег, годами взращивал себе жертв — манипулируя, запугивая и издеваясь над ученицами.

Кстати, угадаете, что сам этот Виктор Евгеньевич говорил о возрасте согласия? Он как-то сказал своим ученикам, этот возраст согласия принят для «средних» детей, а вот одаренным детям (с которыми он как раз и имел дело) можно его немножко и подвинуть вниз.

Настя Красильникова в подкасте «Ученицы» расследует целый клубок сексуализированных преступлений против детей, которые совершали преподаватели Летней экологической школы — лагеря, в котором собирались дети, увлеченные наукой.

Кто-то наверняка сейчас подумает: «Ну не знаю, в моей школе ничего такого точно не было». Вот и в моей, как мне кажется, не было. Нам с вами повезло, мы в статистике олицетворяем ту самую «ошибку выжившего». А может быть, мы просто чего-то не знаем. А может быть, в наших школах действительно было чуткое руководство, которое быстро пресекало такие истории и отстраняло от должности безнравственных коллег, если такие и были.

Но я совершенно легко могу себе представить, как сама могла бы попасть под обаяние какого-то превозносимого всеми учителя-гения, как в случае с Елизаровым — если бы он меня выделил и приблизил к себе, а потом, например, отругал за плохой рисунок, а после этого сказал, что рисунок, конечно, можно исправить, да и вообще моя живопись станет лучше, если я немножко посижу у него на коленках, мне же от этого ничего не будет…


Мне кажется, что в подростковом возрасте — особенно в раннем, особенно если никто толком не говорил с тобой о правиле трусиков и сексуализированном насилии и ты живешь в обществе, в котором в изнасиловании всегда априори виновата жертва — ты можешь попасть в любую историю, расхлебывать которую придется годами в терапии.


Быть подростком — это ведь и есть русская рулетка.

Поэтому я предлагаю запретить романтические отношения учителей и учеников — хотя бы на уровне кодексов образовательных институций. Я никому не пожелаю оказаться в российской тюрьме, но мне хочется, чтобы таким личностям был бы гарантирован запрет на дальнейшее преподавание и всяческое взаимодействие с детьми.

Я понимаю, что в России отношения сильного и слабого, гениального учителя и его послушной ученицы — романтизированы донельзя. Некоторые читатели даже в «Лолите» видят историю великой любви (ну или обвиняют в развитии чувств педофила «нимфетку», соблазнившую целомудренного старца).

Так вот хотелось бы сказать, что романтические отношения учителя и ученика — это отношения, в которых невозможно равенство, они построены на иерархии власти, потому что учитель в нашей системе всегда главнее и больше ученика. Это абьюз. И именно поэтому во многих университетах мира сейчас запрещают романтическую связь студентов с преподавателям — хотя, казалось бы, речь идет даже не о детях, а уже о совершеннолетних людях. Первым был Йель, за ним Гарвард и Стэнфорд, а потом и Колумбийский университет. Почему в этих учебных заведениях запрещают не только сексисткие шутки и открытые домогательства, но и отношения преподавателей со студентами, построенные якобы на принципе согласия?


Потому что даже совершеннолетние девушки и юноши могут согласиться на такие отношения из-за страха — страха получить плохую оценку, плохую рекомендацию и так далее.


Я думаю, что отношения преподавателей и студентов во многом до сих пор воспринимаются как что-то нормальное и обыденное благодаря поп-культуре. Этот стереотип есть в кино и литературе — хотя, например, в «Пианистке» (романе Эльфриды Елинек, экранизированном Михаэлем Ханеке с Изабель Юппер в главной роли) как раз и показана их абьюзивность. А вот в куда менее обличительном тоне выступает «Иррациональный человек» Вуди Аллена (ну тут и про самого режиссера уже многое понятно) и «Кальмар и кит» Ноа Баумбаха.

И тут кто-то может сказать: но разве не должен учитель вдохновлять, влюблять самим собой в предмет, разве не естественно, что вокруг хорошего учителя всегда будут восторженные и влюбленные поклонницы? Есть общественный договор о том, что отношения «учитель-ученик» должны вызвать у ученика желание узнать что-то новое, сильнее погрузиться в предмет. Задача преподавателя — оживить этот интерес к материи. Поэтому нужно подчеркнуть: учитель, позволяющий желанию ученика сосредоточиться на нем как на объекте, потерпел неудачу в своей роли учителя. И к черту всю его одухотворенность, гениальность и небесный дар.

Анализируя отношения преподавателей и студентов в вузах в газете The New York Times, профессорка философии Амия Шринивасан цитирует писательницу Регину Барреку. Обращаясь к профессоркам, та как-то сказала: «Когда для каждой из нас наступил момент, в котором мы поняли, что хотим стать преподавателями, а не спать с преподавателями?».

Барекка считает, что студентки склонны интерпретировать чувства, которые вызывает у них их преподаватель, как влечение к учителю, в силу своей социализации. Между тем студенты-мужчины склонны интерпретировать свои чувства по отношению к профессорам-мужчинам как желание просто быть похожими на них, выбрать этот же карьерный путь (в случае, если речь идет о гетеросексуалах).

«Но ведь есть девочки, которым действительно так нравятся их преподаватели, что они начинают к ним клеиться?» — я уже слышу это возражение от тех, кто прочтет этот текст. Наверняка в некоторых случаях инициатива создания тех самых романтических отношений действительно идет от учениц и студенток. Да, такое вполне возможно — как раз в силу вышеописанной социализации. Как говорит одна из эксперток в подкасте «Ученицы», ребенку очень просто и естественно влюбиться в преподавателя, а вот преподавателю отвечать на этот порыв — не только непрофессионально, но и недопустимо с этической и моральной точек зрения.

Поэтому учителя должны проходить в педвузах не только дидактику, но и тренинг, на котором их бы учили реагировать на эмоции и чувства, которые их персона будет вызывать у учеников. И я верю, что когда-нибудь этот тренинг обязательно станет частью повсеместной профподготовки учителей.

Но пока это еще прожекты, нам остается верить жертвам домогательств учителей и писать о том, что такое поведение взрослых по отношению к их подопечным недопустимо.


Ни гениальность, ни божий дар, ни что либо еще не могут оправдать сексуализированного насилия над детьми и молодыми взрослыми.


Пожалуйста, будьте начеку — пока отношения учителей с ученицами не отбросят свой романтический флер и не будут официально забанены в каждой школе и в каждом университете, среди учителей наших детей, к сожалению, неизбежно будут появляться новые Елизаровы, Саймоны и Ястребовы.

И в завершение мне бы хотелось сказать еще одну вещь. Кому-то наверняка покажется, что в этой статье смешаны мухи с котлетами: мол, отношения школьных учителей с ученицами и учениками — это одно, а отношения профессоров со студентками и студентами в вузах — это совсем другое. Я думаю, что это, как говорится, звенья одной цепи. И пока нормализованными будут отношения преподавателей со студентами и студентками вузов, горестная тень этого феномена, то есть отношения учителей с учениками в школах, тоже будут существовать.