Молодые родители часто жалуются на то, что родственники и окружающие чуть ли не сразу после рождения первого ребенка, начинают донимать их вопросом: «А когда же за вторым?».
И вот, когда намечается тот самый «второй» или «вторая», общественные ожидания уже начинают распространяться и на старшего ребенка: теперь он просто обязан стать взрослым, заранее полюбить младшенького и быть ему лучшим другом на всю жизнь.
Наша читательница Маша Бессонова написала колонку о том, какие ожидания у нее самой есть в преддверии появления младшего ребенка в семье.
Начать хочу с того, что в моей семье было несколько примеров не самых воодушевляющих братско-сестринских отношений. Семь сестер моего дедушки так и не смогли ему простить, что он, деревенский парень, женился на городской.
С некоторыми из его сестер я в познакомилась только на его похоронах. И даже на поминках, одна из них демонстративно встала и сказала, что Колька, конечно, был хороший человек, но женился неправильно. Она говорила это и улыбалась, прищуриваясь, точно так же, как делал мой дедушка. Я тогда подумала, что гены, конечно, в каком-то смысле сильнее психологии.
Другая моя бабушка всю жизнь была очень близка со своим младшим братом — детьми они пережили эвакуацию вдали от родителей, раннюю гибель отца на фронте. Во взрослом возрасте постоянно встречались, дружили семьями. А потом в конце жизни ужасно поссорились, потому что не смогли разделить наследство — квартиру их умершей матери.
У меня у самой есть старший брат, я на четыре года младше. По характеру и интересам мы самые непохожие друг на друга люди во вселенной. По внешности — мы почти близнецы. Когда в прошлом году все меняли пол в каком-то специальном приложении, я даже не стала этого делать: очевидно, что с короткой стрижкой и широкими плечами я буду выглядеть просто как Миша.
Мы не очень много общаемся сейчас, редко видимся, живем в разных городах. В детстве мы тоже довольно часто размежевывались: у каждого из нас была своя комната, и у брата на двери висело громкое предупреждение: «Посторонним вход запрещен». Адресат у этого сообщения, понятное дело, был один — я.
Было, конечно, и много светлого — мы вместе строили шалаши, играли в шумовой оркестр на кастрюлях, он защищал меня от обидчиков в школе, и вот еще просто апофеоз нашей сплоченности: мне было лет девять, ему тринадцать, меня на даче укусил клещ, и мы с братом вдвоем на электричке поехали в Москву, чтобы этого клеща вынули в травмпункте.
В силу каких-то причин мы так и не стали с братом близкими друзьями (характер ли, или то, что родители по незнанию, к сожалению, часто сравнивали наши успехи, а успехи были разными — я никогда не выигрывала всероссийских школьных Олимпиад ни по одному предмету, а он выигрывал, а еще да, родители часто говорили нам, что мы должны любить друг друга, но любовь не поддается долженствованию).
Но все равно — то ощущение, что в детстве в семье у меня был опыт восприятия того самого Другого, мне кажется, многому меня научил: особенно, принятию и терпению. А еще я знаю, что брат — первый человек, которому я могу позвонить, если что-то случится и мне будет нужна какая-то серьезная помощь. И это, конечно, очень дорогого стоит, иметь такого человека.
Почему я рассказываю все это? Моему сыну сейчас четыре с половиной года, через месяц у него должна родиться сестра. Некоторые из его бабушек и дедушек уже начинают его прессовать — что он должен стать самостоятельней, оберегать сестру, очень ее любить, и я пытаюсь как могу пресекать на корню эту дидактику.
У меня нет иллюзии по поводу того, что мои дети обязательно станут лучшими друзьями и будут все время держаться друг за друга.
Я могу легко себе представить, как они постоянно ссорятся — кто первым нажмет кнопку лифта, кто съест последнюю конфетку, кто сядет в самолете у окошка. Мы с мужем стараемся реалистично рассказывать сыну, что с дочкой нельзя будет сразу же строить ракеты из деталей Лего, что она будет много лежать и орать, но потом обязательно вырастет, и с ней когда-нибудь можно будет поиграть не только в гляделки, но и в прятки, а потом и в Монополию.
Я очень не хочу навешивать на моего ребенка какие-то обязанности «старшего брата» и очень постараюсь не забыть, когда дочка родится, что сын в первую очередь — не старший, не брат, а тоже еще совсем маленький человек. И никакой сестры он, если говорить честно, никогда не просил.
Я рожаю его младшую сестру в первую очередь для нас с мужем. Да, нам как родителям хотелось бы ещё раз пережить опыт первых лет жизни с ребенком и нам — во всяком случае пока — кажется, что мы как-то сдюжим, хотя, возможно, родительская амнезия сыграла в принятии этого решения свою роль. Поэтому я стараюсь держать свои ожидания от поведения старшего сына после родов на самой низкой планке.
А пока до родов остается еще немного времени, по вечерам мы играем в такую игру: перед сном я ложусь на кровать, и мой сын натирает мой живот, похожий на какую-то планету, маслом от растяжек. Потом он ставит на живот маленькую пластиковую фигурку космонавта, и иногда, от моего дыхания или от движений ребенка в утробе, космонавт начинает пританцовывать или просто падает.
Сын громко смеется. Космонавт снова танцует. Сын хохочет. Это счастье.
Мне очень хочется запомнить жизнь в таких моментах единения и радости, а не в бесконечном ожидании от других людей дружбы и любви.
/
/
Мерч
Рассылка
