«Снег открывает портал в мир, где правят дети»: отрывок из книги «Зима не будет вечной»

На русском языке выходит книга британской журналистки Кэтрин Мэй «Зима не будет вечной. Искусство восстановления после ударов судьбы». Издательство «‎Бомбора», в котором она выходит, называет это эссе «‎терапевтической исповедью»: «Она [Кэтрин Мэй] поделилась своим опытом „путешествия через мглу“, чтобы поддержать других. Слова Мэй утешают и дают надежду: каждый шаг в темноте ведет нас к свету, а каждый час зимы приближает весну». С разрешения издательства НЭН публикует фрагмент из главы «‎Февраль».

Снег

Я не раз слышала о ностальгии по снегу и о том, что взрослым людям кажется, будто в детстве зимой было гораздо больше снега, чем на самом деле.

С момента рождения сына у меня наконец появилась некая точка отсчета, и теперь я могу с уверенностью сказать, что в первые шесть лет его жизни мы вынуждены были довольствоваться лишь легкой порошей. Мы ждали нетерпеливо, словно дети.

Каждый год в самом начале зимы покупали ему теплые штаны и куртку в тон, и каждый год они так и оставались висеть на крючке, всеми забытые.


Даже сам Берт говорит о снеге как о некоем мифическом животном вроде драконов, о встрече с которыми мечтает всю жизнь, постепенно осознавая, что мечтам этим не суждено сбыться.


Сама я никогда не встречала Рождество в снегу.

Я хорошо помню не одну зиму, но это скорее те моменты, когда наша деревня оставалась без света и со стремительно тающими запасами местного магазина.

Однажды мама рассказала, как видела старушку, вцепившуюся в буханку хлеба так, будто бы всем нам грозила голодная смерть. Люди выходили на крыльцо, чтобы не пропустить проезжающую мимо тележку молочника.

Зимой 1987 года снегу нападало столько, что сугробы на пришкольной лужайке выросли выше машин. Тех, кому все-таки удалось через них пробраться, кормили на переменах горячим супом, чтобы они могли согреться, — можно было выбрать с бычьим хвостом или томатный, в оранжевой пластиковой миске.

Мне разрешили надеть под рубашку с галстуком белую водолазку и обуть сапоги-луноходы — мама сказала, что, если учителя будут жаловаться, она заберет меня домой. Дом наш оброс сосульками, да такими длинными и толстыми, что нам пришлось измерить их портняжным сантиметром (одна, кажется, была почти полтора метра!) и отломать от крыши, чтобы сфотографировать в ванне.

В доме у нас не было центрального отопления, и мокрую от снега одежду приходилось сушить над газовой плитой, в дальней комнате. К тому же мы опасались, как бы обогреватель «Калор Газ» не вышел из строя раньше, чем наступит оттепель. Не то чтобы я была против. Я обожаю нашу суровую зиму, восхищаюсь ее потрясающей силой менять и преображать все вокруг. Хочется, чтобы она никогда не кончалась.


Я по-прежнему так же отношусь к снегу. При всем желании мне никак не удается вести себя степенно и серьезно, как взрослые, испытывающие досаду по поводу создавшихся неудобств.


Я люблю эти неудобства так же, как простуду: когда нечто неотвратимое врывается в повседневную жизнь и вынуждает тебя ненадолго остановиться и отбросить привычки. Люблю сопутствующее ей преображение всего вокруг, когда весь мир окрашивается в искрящийся белый и все вдруг начинают здороваться друг с другом.

Мне нравится, как облака становятся пурпурными, наполняясь снегом, и как свет проступает сквозь занавески поутру, озаряя все мягким белым сиянием. Мне нравится, как свежий снег хрустит под ногами, когда выходишь из дома в метель, чтобы поймать варежками снежинки.


Снег будто бы вновь превращает меня в ребенка, ведь в обычной жизни мне редко случается так же чему-то веселиться и дурачиться.


Снег заставляет вновь ощутить благоговение перед некой силой, гораздо большей, чем та, которой мы обладаем.

В нем воплощается представление о возвышенном, некой субстанции, в которой сливаются величие и красота, и человек чувствует себя маленькими хрупким, совершенно поверженным. Снег сопровождал меня всю сознательную жизнь до рождения ребенка.

В одну из наших встреч я везла комод на городскую свалку, и все бы ничего, пока я не решила затормозить на перекрестке с главной дорогой и не вылетела через две сплошные, медленно и величественно, словно круизный лайнер. Хорошо, что поблизости не оказалось других машин.

В другой раз из-за снегопада заледенели железнодорожные пути, и поезд «Евростар» несколько дней не мог выехать в Париж; ничего не оставалось, как только, пожав плечами, просиживать целыми днями в элегантных кафе. И еще мы встретились, когда я только-только переехала в Уайтстейбл и сразу отправилась на пустой пляж, просто чтобы посмотреть, как морские волны разбиваются о заснеженный берег.

Но Берт оказался оберегом от снега. У меня есть фотография, где он в привязанном ко мне слинге и шапке-ушанке и я ступаю по едва припорошенной земле. Но Берт, конечно, этого не помнит. Едва только он научился ходить, как я купила ему санки, рассудив, что если дождусь холодов, то их все раскупят и нам придется кататься с горки на чайном подносе. Санки так и простояли без дела и в конце концов оказались в дальнем углу сарая, заваленные всякой всячиной.


В Уайтстейбле с его мягким климатом санки — такая же редкость, как белый слон.


Временами меня одолевал соблазн усадить в них ребенка и отправиться вместе любоваться снегопадом в близлежащий городок или даже в соседнее графство, но я больше чем уверена, что прогулки в метель расценятся как родительская халатность.

А прошлой зимой наконец выпал снег. Воскресным утром случился фальстарт — часов в семь утра над садом закружились первые снежинки, и я побежала на второй этаж, чтобы разбудить Берта. Мы натянули пальто и шапки поверх пижам, надели теплые носки и резиновые сапоги, и я отправила его в сад играть на газоне, присыпанном жалким тонюсеньким слоем снега.

К тому времени, как мы позавтракали и уже собрались было попытать счастья во второй раз, от снега ничего не осталось, кроме мокрого скользкого асфальта, и только льдинки плавали в канавах. Неужели на этом снег в этом году закончился, недоумевала я.

И вот этот день настал: снегопад, который так долго обещали (впрочем, мы уже и не надеялись и даже не затаили дыхание), наконец прошел, и на утро нашим глазам предстало удивительное зрелище.

Весь сад был укрыт таким толстым слоем снега, что не было видно ни сорняков, ни другой растительности и все вокруг дышало покоем и тишиной. Школа была закрыта, поэтому мы надели теплые комбинезоны и отправились на пляж, где на причальной стенке огромными, похожими на зефир горками лежал снег, а кромку берега совсем размыло.

Мы слепили снежную чайку с клювом из сучка и галстуком-бабочкой из панциря моллюска. Еще мы играли в снежки на берегу, потом купили новые санки (на складе их была целая куча) и вместе с ними поехали в Тэнкертон Слоупз.

Там все звенело от детского смеха: целая толпа ребятишек с красными от мороза щеками скатывались с холма и вновь взбирались наверх. Четыре парня на наших глазах спустились на кайяке, который пролетел через морское заграждение и шлепнулся прямо на дно, на песчаный берег.

Снежным днем пустынно, словно неожиданно наступил выходной и все столики в кафе перевернуты.

Но в этот снежный день в воздухе витало ощущение Хеллоуина и немного Рождества, был он растрепанным и одновременно уютным, непокорным и трогательно-душевным. Словно тоже был неким порталом, незримой гранью между привычным и волшебным.

Впрочем, зимой, кажется, таких дней предостаточно — дней, когда ты словно слышишь едва различимый голос, зовущий переступить черту обыденности. При все своей красоте снег хитер и коварен. Он зовет в новый мир, но едва мы попадаемся на его уловку, растворяется в небытие.


Всякий раз, видя снег, я представляю себе Нарнию.

Во многих смыслах видение Клайва Стейплза Льюиса можно назвать платоническим: идеально пышные снежные шапки на кронах сосен и крышах домов и приключение детей, оборачивающееся внезапным взрослением, когда они проходят сквозь шкаф и находят в нем теплые и уютные шубки.

В книге «Лев, колдунья и платяной шкаф» снег являет собой приятный сюрприз — во всяком случае, большую часть книги.

Вся книга буквально пронизана удовольствием от созерцания снега, озарена мягким желтым светом фонарей, в котором его белизна кажется еще ярче, а из мира будто бы исчезло все дурное или просто на некоторое время скрылось.


Именно благодаря снегу дети получают возможность в полной мере прочувствовать гостеприимство мистера Тумнуса и Бобров, которые укрывают их от непогоды и досыта кормят.


Душевное тепло обитателей Нарнии резко контрастирует с царящим снаружи холодом.

Вне всякого сомнения, читатель должен немедленно почувствовать коварство и злобу Белой колдуньи — но в то же время от нас не может ускользнуть ее красота. Красота эта холодная и колючая, словно лед, живое напоминание о ее способности легко переносить даже самую лютую стужу. Она соблазняет Эдмунда лукумом, обещая ему магические способности.

Мне она всегда казалась некой аллегорией Рождества: сладости и угощенья, обещание подарков, но в то же время — некий призрачный образ, инструмент манипуляции сознанием детей, заставляющий их вести себя определенным образом и испытывать неуемные желания и в то же время отчитывающий за то, что ожидания их слишком завышены.


Она — это взрослая половина Рождества в глазах ребенка, та горьковатая его часть, которую малыш не может не заметить, когда взрослые велят ему слегка умерить и скорректировать свои желания и напоминают о жертвах, на которые вынуждены идти, чтобы удовлетворить его запросы.


Она — мать, прихорашивающаяся и наряжающаяся к празднику, на который дети не приглашены.

Именно ее стараниями дом наполняется необычными запахами и преображается, а взрослые рождественским вечером собираются у стола для игры в карты, позабыв о своих заботах и хлопотах. Она — напоминание о взрослых забавах, о которых ребенок пока даже не помышляет.

Но «Лев, колдунья и платяной шкаф» не единственное произведение, в котором прослеживается связь между снегом и формированием взрослого сознания и мудрости.

Книга Сюзан Купер «Восстание тьмы» начинается с сильного снегопада, окутывающего дом семейства Уилла Стентона волшебным белым облаком в тот самый день, когда он отмечает свой одиннадцатый день рождения. Уилл оказывается в волшебной стране, над которой нависла смертельная угроза, а местные жители верят в пророчество, гласящее, что только ему под силу спасти их мир. В этой снежной стране Уилл внезапно взрослеет.

По схожей схеме развивается и сюжет книги Джона Мейзфилда «Ящик наслаждений»: там на зимних каникулах маленький Кей Харкер также проваливается сквозь время. Снег приносит с собой не только волшебную шкатулку, позволяющую ее владельцу становиться быстрее или уменьшаться в размерах. Вместе с ним в жизнь Кея врывается запутанный древний мир язычников и искрящаяся вера христианства.

В этой снежной реальности время утрачивает линейность и оживает история. Но самое главное — маленькому мальчику приходится резко повзрослеть, ведь у него не было родителей, а защитник и хранитель загадочным образом исчез.


Снегопад в детской литературе — триггер перемен.


Именно снегопад приносит с собой ситуацию, в которой взрослые защитники быстро теряют свои способности, и детям приходится призывать на помощь всю свою сноровку и смекалку, чтобы выжить самостоятельно.

В масштабных битвах, в которых предстоит принять участие этим детям, великие силы терпят крушение, а слабые восстают и становятся сильными. И случиться это может только в самом сердце зимы, когда стираются грани привычного мира.

Снег побеждает обыденную реальность, заводя ее в тупик и мешая нам задействовать механизмы, позволяющие справляться со скучными повседневными обязанностями.

Снег открывает портал в мир, где правят дети, неожиданно свободные, дерзкие и не боящиеся холода. В этом искрящемся, ослепительно-белом пространстве они ощущают прилив дотоле спавшей силы.

Мнения «А теперь половину отдай мне!» Артемий Лебедев недоволен тем, как работают брачные договоры
Оказывается, если у тебя шесть детей, их нужно обеспечивать после развода с супругой.
Ликбез Загиб матки и уставшие яичники: 7 ошибочных диагнозов в гинекологии
Существует ли вегето-сосудистая дистония и что думают врачи про раннюю овуляцию?