Вы знаете, что мы выступаем за нормализацию разнообразия опыта беременности и родов. Мы считаем, что говорить можно и нужно обо всем — это выводит женщин из тени социальной изоляции и позволяет им запрашивать и получать поддержку.
Дарья Караева — молодая мать, журналистка в декрете и наша преданная читательница. Она прислала нам письмо, в котором рассказала о том, как пережила замершую беременность. По словам Дарьи, об этом необходимо говорить и рассказывать — и мы поддерживаем ее в этой точки зрения. Вот ее история.
Шли новогодние праздники. 3 января, за три дня до нашей годовщины. Мы ехали на плановое УЗИ на десятой неделе в частную клинику, к шикарному врачу, который после процедуры должен был направить меня на первый скрининг. А там уже должно было стать интереснее.
Врач сказал, что на таком раннем сроке брать будущего отца на УЗИ не обязательно. Но мужа я все равно с собой взяла. Потом мы должны были встретиться с близкими друзьями и рассказать им важную новость.
В очереди сидела просто толпа народу. Мы прождали около часа, что было необычно для частного центра, смотрели мемы, хихикали и думали о том, каким будет лицо подруги, когда она все узнает.
Дальше я почти ничего не слышала. Он говорил что-то про первую беременность, что так бывает, что нужно будет сделать цитологию и генетический анализ и что ни в коем случае не нужно себя винить. А я думала о том, как же мне сказать об этом мужу. Он же так хотел.
Я выглянула из кабинета, по щекам текли слезы. Все в очереди сразу уставились на меня. Лицо мужа побледнело. «Леш, замершая», — сказала я шепотом.
Операцию назначили на 9 января, просто потому что лаборатория открывалась только восьмого, а нам, конечно, нужен был анализ. Неделю я носила в себе ребенка, который уже не жил.
Дальше начались звонки родителям, слезы мам в трубку, сдавленные, чтобы не расстраивать меня еще больше. А я больше не плакала. В тот день.
Вернувшись домой, я начала искать что-то на эту тему в интернете и наткнулась на сочащуюся горем статью девушки, потерявшей ребенка так же. Но я не чувствовала подобного. Да, я его хотела, но мой мир не рухнул. Мне не было жаль себя. Что-то будто перемкнуло внутри. Я будто выросла за две секунды. Мне было больно.
Я плакала при муже, он плакал при мне. Мы понимали друг друга. Но когда он уходил, я садилась на диван, хватала детское панно, которое мне еще бабушка вышила, и выла. Натурально.
На Рождество мы собрались семьей. Брат с женой привезли мне икону, что-то там о хранительнице матери и ребенка. Было очень символично. Казалось, что праздник, который олицетворяет собой рождение, таковым и стал, только родиться должен был не мой ребенок, а новая я.
Потом мы с мужем поехали кататься вокруг города, слушали музыку и много разговаривали. Постепенно стало появляться ощущение, что дальше все будет хорошо.
Интересное по теме
«Это самая большая боль, которую может испытать родитель»: звезды рассказывают, как переживали потерю ребенка
9 января — запланированная операция. Мне было страшновато, но все прошло нормально. Единственное, я проснулась ровно в тот момент, когда мой доктор очень небрежно выбросил в ведро содержимое меня, или какой-то инструмент, не знаю, что именно это было. Но звук был соответствующий. Что-то похожее на ШМЯК.
«Милая, вставай», — медсестра помогла мне встать.
Я своими ногами дошла до палаты, отвернулась к стене и стала тихонько плакать. Медсестра, полная такая женщина, с виду добрая, но, очевидно, видавшая жизнь, разозлилась на меня. Упрекнула в том, что я ною и что нарожаю еще. Мне было плевать на ее слова. Потом уже, спустя час, она, видимо, поняла, что ляпнула лишнее. Извинилась и стала общаться со мной мягко. Да без разницы.
В палате лежала женщина. Она меня утешила. Рассказала о себе. Что встретила мужчину, что у нее тоже была замершая, но что потом она родила дочь — и это в 40 лет. И что у меня, конечно же, все впереди.
Потом мы с мужем поехали в кофейню, съели вкусный круассан. Были новогодние каникулы. В девять утра в центре Нижнего Новгорода практически никого не было. Потом приехали домой, там меня уже ждал курьер с цветами и плюшевым медведем от подруг. Мы с мужем завалились на диван и остаток дня смотрели всякие добрые фильмы.
Ощущение было, будто закончилось что-то очень тяжелое. Знаете, вот то чувство, когда сдал очень сложный экзамен, к которому долго готовился.
В тот день у меня впервые промелькнула мысль: удивительно, что я не знаю ни одного фильма или сериала, где бы рассказывалось о замершей беременности. Выкидыши — да, смерть младенца — да, беременность, роды, послеродовая депрессия — да. Но ни одной внутриутробной смерти.
Нашего неродившегося ребенка в клинике отправили на исследование, предварительно спросив нашего согласия, конечно. Оказалось, что у него была лишняя — 13-я —хромосома. Синдром Патау. Такие детки если и рождаются, то потом умирают в период примерно с семи до 12 лет, проживая довольно мучительную короткую жизнь. Врачи, как правило, обнаруживая эту патологию, предлагают родителям сделать аборт или вызвать преждевременные роды. Но это был наш сын. Маленький человечек, зачатый в любви, которого мы ждали.
Мама, узнав об этом, посоветовала мне не распространяться. Ну мало ли, что подумают люди. Я молчала. О случившемся знали только самые близкие. Этого было достаточно.
Вскоре после произошедшего мне позвонила родственница и рассказала о том, что она плакала, когда узнала. А мне было как-то непонятно. Вроде бы и логично, мы близки, у меня большая семья, где все друг друга поддерживают, искренне любят и сопереживают. Но именно в тот момент мне было неприятно услышать, что кто-то плакал о моей потере, когда я уже не плачу.
Уже потом, забеременев сыном, который спустя год успешно появился на свет без единого отклонения, я читала разную литературу и наткнулась на информацию о том, что с замершей беременностью сталкивается каждая третья женщина. Не берусь судить точно о цифрах, но оказалось, что это действительно очень частое явление. Только в моем окружении с такой ситуацией помимо нашей столкнулось еще две пары.
Интересное по теме
УЗИ, кровь, плацента: зачем делать генетические тесты во время беременности?
Чтобы не было страшно? Чтобы люди не подумали, что, о боги, в вашей семье может родиться кто-то не такой здоровый, как младенец из Спарты? Чтобы никто не осудил, что у вас может родиться ребенок с инвалидностью? Чтобы вы не были виноватыми? Чтобы что?
Замершая беременность — это то, на что мы никак не можем повлиять. Это выбор организма. Скажу сейчас совершенно ненаучно, но это как с отравлением. Человек съел что-то токсичное, что угрожает его жизни и здоровью. Организм взял и вывел это из себя. И здесь также. Это также нормально, как токсикоз в первом триместре или боль в родах. Но в обществе на это наложили табу. Как будто это стыдно или порочно.
Сейчас я не боюсь говорить о том, что тогда со мной произошло. Возможно, это поможет кому-то, кто в дальнейшем столкнется с подобным.
Это многому меня научило, я быстро повзрослела. Отчасти это помогло мне подготовиться к моему следующему малышу, который успешно появился на свет.
И это совсем не стыдно. Не стыдно плакать о потерянной возможности стать родителем в тот момент времени, не стыдно бояться тогда и потом, не стыдно в дальнейшем долго переживать или — не переживать. Это нормально. Это тот опыт, которому стоит сказать спасибо, вытащить из него все полезное и пойти дальше.
Еще почитать по теме
«Выкидыш — это способ, которым организм защищает себя от риска»: колонка о том, что перинатальная утрата не всегда становится вселенским горем
Мерч
Рассылка
