3 страшных истории о буллинге, пережитом в детстве

Мы продолжаем исследовать тему буллинга, и на этот раз решили узнать у читателей, сталкивались ли они в детстве с травлей со стороны учителей и одноклассников.

В редакцию пришло много писем, полных боли: люди, чья жизнь в конце концов сложилась вполне успешно и благополучно, пережили страшный опыт угроз, издевательств и отвержения. Публикуем первую часть монологов людей, переживших буллинг в детстве.

«Мне поджигали волосы, портили мои вещи»

Я всегда была взрослой девочкой. Мама мне так говорила. Мои родители вели светский образ жизни и имели медийную работу, поэтому постоянно брали меня с собой на различные мероприятия. Мне нужно было вести себя скромно, интересно шутить и всегда улыбаться лет с пяти. Выражать свою потребность во сне или еде нельзя было никоим образом, а уж если уставшая девочка глубоким вечером в шумной обстановке позволила бы себе прилюдный каприз, то ей ни за что бы это не простили — она ведь «уже взрослая».

Привычка не вякать и решать проблемы «по-взрослому» была моим способом существования все детство.

И проблемы решались. В школе я испытывала проблемы с пищеварительной системой из-за постоянного голода. Родители были заняты работой и своими делами, забывали оставить мне денег на еду, но выпрашивать, жаловаться и ныть — это не по-взрослому, поэтому в пятом классе я нашла свою первую работу.

В седьмом меня стали беспокоить боли «там», я сама записалась к гинекологу, где мне диагностировали кисту яичника, прописали ежедневные процедуры в дневном стационаре и лечение оральными контрацептивами. Я врала родителям, что задерживаюсь в школе из-за факультативов, и несколько дней экономила на обедах, чтобы скопить самостоятельно заработанные средства себе на лечение. Рассказать обо всем этом взрослым я не могла — было страшно, стыдно, и я знала, что мне все равно ничем не помогут.

Обзывали меня всегда. Смешная фамилия и лишний вес были поводом для стеба в младших классах. Но к средней школе я была весьма хороша собой (тогда я так, естественно, не считала) и уже прекрасно научилась генерировать красивые ответы с кирпичным лицом — спасибо детскому опыту светских раутов. Тогда беда приняла совершенно иной масштаб.

Меня перевели в новый, незнакомый и, как оказалось, «неблагополучный» класс. О расформировании стало известно заранее, и моих одноклассников устроили либо в престижный класс с гимназическим уклоном, либо в другие школы. Мои родители просто забили, и вышло как вышло. С этого момента в моей жизни начался ад.

Меня — умницу, любимицу учителей, отличницу — сразу невзлюбили. Родители на детей в этом классе плевали примерно так же, как на меня. Но их семьи не пытались строить из себя благополучные, и ребятам терять было нечего. Им не нужно было играть в примерных зайчиков, поэтому было «позволено» все.

Меня зажимали за школой, по пути домой, даже в классах в отсутствие учителя. У меня отнимали деньги, которые я добывала себе на еду после школы: просто доставали из рюкзака кошелек и опустошали его, зная, что я ничего не смогу сделать в ответ. Рядом со школой была речка с водой с пиявками, которой парни наполняли презервативы, чтобы вылить все это на меня. Мне на голову надевали полное мусорное ведро. Мне поджигали волосы, портили мои вещи.

Однажды учительница случайно увидела акт буллинга одного из одноклассников надо мной. Наших родителей вызвали в школу. Мама этого пацана кричала, что «ее мальчик никогда бы не», «наверняка сама спровоцировала» и «могла бы раньше все рассказать, мы спокойно бы разобрались, сама виновата». Моя мама краснела и молчала. Учительница предложила на этот раз разойтись миром, но пригрозила крупными разбирательствами, если инцидент повторится.

И тогда от меня все отстали. Я стала невидимкой. Возможно, на меня косо смотрели или шептались за спиной — я не знаю, потому что все шарахались от меня, как от огня. В старших классах я даже начала общаться с некоторыми одноклассниками (состав класса на тот момент снова поменялся). У меня появились увлечения помимо школы, а с ними — новые круги общения на почве общего дела. И все начало меняться.

Кем я из этого выросла?

Долгое время у меня были большие проблемы с коммуникацией. В поисках внимания были беспорядочные связи, проблемы со всякого рода вредными привычками, токсичные отношения. Но я видела образ человека, которым хочу быть, и шла к нему — привлекательной интересной личности, которая умеет доверять, при этом выстраивая адекватные личные границы. И многие «грабли» на этом пути были пройдены не зря.

Я считаю, что неплохо справилась. Сама. Но сейчас главная моя проблема — это дружба. Я весьма коммуникабельна, у меня довольно широкий круг общения, но во многом это остается маской. Мне очень не хватает близкой подруги, но отношения не задаются. Пожалуй, это тема для общения с психологом — но что-то внутри меня не дает приступить к терапии, ведь это будто бы тоже не «по-взрослому».

А не так давно у меня родился сын. И я обещаю себе, что никогда, НИКОГДА не наплюю на него, что буду внимательна, чутка к его сигналам, что бы ни стояло на кону. И очень боюсь, что у сына будет такое же «взрослое» детство.

«Не проходило уже ни дня, чтобы кто-нибудь не сказал мне гадость, не кинул в меня мокрой тряпкой на перемене, не выбил вещи из рук»

Я родилась и выросла в крупном миллионном городе, в школу пошла в середине 90-х. В самую обычную среднюю школу в нашем дворе, построенную всего за пару лет до этого. Поскольку я умела уже читать, писать и считать, то попала в лучший класс школы с усиленной программой (не представляю, что бы было бы со мной в обычном классе). Первые два-три года прошли вполне спокойно, я играла со своими одноклассниками, общалась с ними, гуляла после уроков. Но где-то с начала пятого класса (четвертого у нас не было) начались проблемы.

Как-то постепенно отношение ко мне стало меняться без каких-то видимых причин. Меня то и дело пытался кто-то обидеть, обозвать, унизить, толкнуть. Все это росло и усиливалось. И в конце концов не проходило уже ни дня, чтобы кто-нибудь не сказал мне гадость, не кинул в меня мокрой тряпкой на перемене, не выбил вещи из рук.

Я так и не знаю, что послужило причиной всего этого. Я училась хорошо, но не была отличницей. На уроках отвечала, только когда меня спрашивали, отвечала хорошо, не лезла, не была раздражающей всезнайкой. Не имела явных физических недостатков. Не ябедничала, не была агрессивной. Я была тихим, замкнутым книжным ребенком. Возможно, это отличало меня от большинства: читать было не особо модно. Возможно, дело было в каких-то небольших странностях поведения (уже позже я узнала, что у меня РАС в легкой форме). Возможно, в том, что и дома я была жертвой (отец-абьюзер не мог простить мне то, что я посмела родиться девочкой, и унижал меня все мое детство).

Мама на мои рассказы о поведении одноклассников предлагала не обращать на них внимания, но эта тактика не помогала. Учителя в основном не реагировали, пресекали только то, что происходило прямо у них на глазах, но дальше дело не шло.

Однажды классе в седьмом одной девочке что-то не понравилось в моем поведении на уроке физкультуры (я так и не узнала, что). Она набросилась на меня, наорала и «забила стрелку» после школы. Я пришла, там было примерно полкласса. Девочка стала угрожать мне, говорить, что я должна перед всеми ними извиниться, в ногах валяться, ноги им целовать. Часть толпы одобрительно гудела, часть отмалчивалась. Но никто так и не объяснял мне, за что я должна извиняться, что я им сделала. В тот день я просто ушла. Следующий день была суббота, учебный день. Когда я вышла из школы, человек десять-пятнадцать из класса пошли за мной, выкрикивая оскорбления. У подъезда меня окружили, агрессия нарастала, я не сомневалась: сейчас начнут бить. Но в этот момент из подъезда вышла моя мама, она как раз пошла в магазин. Толпа разбежалась, мама пошла в школу к классному руководителю.

В понедельник классная собрала всех и стала спрашивать: «Что случилось? Что она вам сделала?» Ей стали говорить, что я не так одеваюсь (мы жили очень бедно, как и многие в те годы), у меня не та походка, голос какой-то не такой. Ни одной внятной причины для травли, издевательств и тем более попытки избиения не было названо.

После той истории таких агрессивных всплесков уже не было, но мелкая травля не прекратилась. Постепенно кто-то взрослел, кто-то понимал, что дружить полезнее, но оставался костяк тех, кто продолжал меня травить. В девятом классе появился новенький, и они в основном переключились на него, я была уже запасным вариантом.

В девятом классе я вгрызлась в учебу, получила аттестат с отличием и перешла потом в школу с более высоким уровнем образования. Там меня окружали такие же книжные дети, как я. В этой школе не травили ни меня, ни других. Там меня приняли и полюбили. И я узнала, что меня можно любить, хотя я осталась такой же, как в старой школе! Это было настоящим открытием, которое помогло мне справиться с пережитым.

Да и первые мои одноклассники не были в большинстве своем какими-то моральными чудовищами — просто дети, подчинившиеся толпе и нескольким лидерам, желающим самоутвердиться. Недостаток воспитания (моральных норм), недостаток контроля и разговоров об этом со стороны взрослых были во многом причиной этих проблем. Мое поведение не играло особой роли, мама прятала голову в песок, а учителя закрывали глаза на происходящее. Мне было тяжело, зачастую одиноко.

Спасало несколько вещей. Во-первых, книги, в которые я уходила с головой. Во-вторых, тот факт, что находились одноклассники, которые дружили со мной или хотя бы нормально общались вне школы. В-третьих, то, что происходило у нас дома, было попросту страшнее школьных невзгод. Последствия отцовского поведения ударили по мне гораздо сильнее, чем буллинг, и именно они привели меня потом в кресло психотерапевта, который помог мне успешно оставить прошлое позади и жить дальше с опытом, а не с грузом.

Моя дочка еще очень маленькая, я не говорила с ней о буллинге или каких-то других подобных вещах. Когда-нибудь придется. Чтоб она понимала, что нормально, а что нет. Как можно поступать с ней и с другими людьми, а как нет. Но я не знаю, как защитить ее от такого опыта и что делать, если это случится с ней. Только с самого начала искать школу получше, но и это не даст никаких гарантий.

«Через два дня меня отловили во дворе школы, повалили на землю и начали бить ногами»

Я несколько раз стирала и начинала писать письмо заново. Даже на сегодняшний день, спустя более чем восемь лет психо- и фармакотерапии и огромный бэкграунд по гуманитарным и психологическим наукам, симптомы вторжения, пусть и не такие сильные и продолжительные, как раньше, но все-таки — со мной. Набираю эти буквы на клавиатуре и чувствую, как потеют ладони, сердце разгоняется, учащается пульс и подступает ком к горлу.

Мне было всего шесть, когда мои родители отдали меня в первый класс. Обычная среднеобразовательная школа в провинциальном городе административного значения. Девочка я была смышленая, не по годам развитая, по росту не уступающая самым старшим в классе, и, что уж говорить, с лишними килограммами и огромной тягой ко всему неизведанному.

Точно не могу вспомнить, как начался этот кошмар, но отчетливо вижу лица трех тринадцатилетних мальчиков, которые задирают меня (первоклашку), называют странными обидными словами, толкают и насмехаются над моей неуклюжестью и портфелем с покемонами. Все осложнялось тем, что эти подростки жили со мной в одном микрорайоне, и даже вне школы они меня гоняли и задирали, называли «толстухой», «беременным уродом», «ходячей жирной свиньей». Так продолжалось несколько недель.

В какой-то момент я так сильно на них разозлилась, что решила принести в школу самые тяжелые книги, что были в моей библиотеке, и в очередную перемену, когда на меня напал один из этих уродов, я смогла двинуть ему тяжеленной сумкой. Кажется, ему было больно, а мне удалось убежать. На тот момент мне казалось, что это все. Я отстояла себя, дала сдачи и история закончилась. Но — нет.

Через два дня меня отловили во дворе школы, повалили на землю и начали бить ногами. Я до сих пор помню ту секунду, когда меня окружили их туши, а в голове прокручивались заветы отца про правильные падения и защиту головы. Еще помню, как мимо шли люди, оборачивались на эту сцену и молча продолжали свой путь. И лишь собака лаяла, и мне казалось, что она так привлекала внимание людей и пыталась мне помочь. Что самое странное — я не ощущала ни боли, ни страха, ничего. Через 17 лет терапевт мне расскажет, что это называется «дереализация», и так моя психика пыталась защититься от невыносимых переживаний.

История с этими подростками закончилась сама собой, ну или я не знаю, что или кто на них повлиял. После этого случая они от меня отстали.

Кажется, что именно тогда я и начала ощущать что-то, что через несколько лет я назову «одиночеством» и «беспомощностью».

На этом, к сожалению, история буллинга не закончилась. Через два года уже мои одноклассницы устроили травлю. Меня обзывали, дразнили, разбрасывали личные вещи по классу, прятали колготки после физкультуры. Однажды я нашла свои ключи от дома закопанными в цветочном горшке. Я молчала и не могла ответить им, ведь четко запомнила, что в прошлый раз мне «досталось» после попытки отстоять себя. Ни учителя, ни взрослые не реагировали, а мне было постоянно страшно. Апогеем стало избиение ветками, когда меня загнали к стене и начали хлестать по открытым участкам кожи рук, ног и лица. Но тут я уже не могла терпеть. Я навалилась всем телом на ближайшую девочку, отпихнула ее и побежала со всех ног домой. Уже дома я увидела струйки крови, стекающие по рукам, и долго-долго плакала от ужаса у папы на руках, пока он доставал бинты и обрабатывал ранки.

В школе начались разборки. Папа звонил родителям, учителям и пытался понять, что произошло. На какое-то время меня оставили в покое.

Наступил пятый класс, сменились учителя, появились новые ученики. У меня получилось подружиться с новыми девочками и казалось, что теперь будет проще. И так и было какое-то время. Изредка прилетали обзывания, на которые я не реагировала. Я увлеклась баскетболом и много времени проводила с командой. Так я познакомилась со старшеклассниками и в их компании чувствовала себя в безопасности.

Я была отличницей, ходила на олимпиады, полюбила альтернативу и рок, читала вне программы, ловила периодически издевки одноклассников, но все еще ужасно боялась конфликтов и стыдилась своего тела. Ночами мне снились кошмары. Я отказывалась от любой классной коллективной деятельности, не ходила на школьные танцы, не тусила с большей частью класса на трубах. Я искренне не понимала, что хорошего мне может принести общение с этими людьми. Рядом с ними мне было страшно, стиснув зубы, я шла на учебу и чувствовала постоянное напряжение. Мне нужно было следить за обстановкой и порой казалось, что на моей спине выросли новые уши и глаза. Так прошли мои годы в средней и старшей школе.