«Иногда легче управлять редакцией, чем справиться с одним малышом». Интервью главреда «Верстки»* Лолы Тагаевой*

С 2009 по 2011 год Лола Тагаева* была членом кремлевского пула журналистов и репортеркой «Новой газеты». Позже была шеф-редакторкой и ведущей новостей и программ на телеканале [признан нежелательной организацией], сотрудницей отдела политической аналитики Republic*. С 2014 по 2015 год Тагаева занимала пост заместительницы редактора в отделе политики РБК. Также Лола организовывала фестиваль гендерного просвещения FemFest, была была колумнисткой Deutsche Welle* по вопросам гендерных проблем, авторкой и ведущей подкаста She said he said. В апреле 2022 года Лола Тагаева* запустила медиа «Верстка»*.

«Я не уверена, что смогла бы воспитать свободного человека в этой стране»

Вы переехали в Прагу три года назад. Почему вы решили эмигрировать?

Я уехала в Прагу сразу после рождения дочери. Я не хотела, чтобы она росла в России, потому что к этому моменту я уже достаточно долго работала в политической журналистике в независимых СМИ и обладала, на мой взгляд, достаточной информацией о том, что происходит.

Мне не хотелось, чтобы ребенок ходил в обычную школу. При этом я понимала, что с зарплатой журналиста не смогу оплатить ей обучение в частной школе. Переживала, что не смогу обеспечить ребенку безопасность. Также меня могли посадить за мою работу, и тогда ребенок остался бы без матери. Еще я не уверена, что смогла бы воспитать свободного человека в России.

Когда я это говорю, мне кажется, что создается впечатление, будто я утверждаю, что только мой путь правильный и обязательный для всех родителей. Но это не так. Я понимаю, что у всех разные возможности и люди могут находиться в разных обстоятельствах. Думаю, что есть родители, у которых достаточно сил и уверенности в своих силах, в том, что они смогут отразить все эти «атаки» общества.

Как проходили первые годы в эмиграции — в чужой стране, на руках с маленьким ребенком?

Мы с мужем развелись сразу после переезда в Прагу. Стало понятно, что я осталась одна с ребенком, без человека, который поможет материально. Я поняла, что должна попытаться проявить себя, раскрывать свои сильные стороны и добиваться большего, потому что теперь у меня есть ребенок, за которого я отвечаю.

Позже стало понятно, что отец тоже активно участвует в жизни ребенка. Еще я поняла, что я не пропаду — всегда смогу что-то придумать и обеспечить работой не только себя, но и десяток людей. Три года назад во мне не было этой уверенности: я даже не знала, смогу ли прокормить себя и ребенка.

Этот период как раз совпал с моим выгоранием в политической журналистике и появлением интереса к феминистской тематике. В Праге я запустила коммерческий проект по организации тренингов и лекций против мизогинных установок для разных международных айти-компаний.

Вы можете вспомнить себя в том моменте, когда поняли, что надо грести — иначе потонете? Что вы себе говорили?

Я находилась в шоковом состоянии, в котором не сильно задумываешься. Я пыталась делать все, что могла в конкретный момент. Иногда было почти невыносимо, но я говорила себе, что все-таки могу попробовать дойти до конца. Люди, которые со мной работают, знают, что я делаю сразу очень высокие ставки. Такой режим приводит к большой усталости. Я очень завидую тем, кто может себе позволить не рвать жилы и спокойно рассчитывать на поддержку от окружения.

«У общества очень много разных ожиданий от женщин»

Несколько лет назад вы начали заниматься темой феминизма. Почему она стала для вас важной?

В 2017 году меня пригласили поработать ведущей на FemFest. Погрузившись в тему феминизма, я ощутила, что в отличие от политики, с которой тогда было все понятно, тема положения женщины в России совершенно не исследована. Это касается и угроз физической безопасности женщин, разрыва в заработной плате доходах, предрассудков, которые мешают жить и строить карьеру.

В это время как раз у меня случилось выгорание как у политического журналиста. У меня было ощущение, что я пропускаю через себя много негатива, глядя, как ситуация в стране только ухудшается. Казалось, что это бессмысленная работа. Параллельно в медиа рос интерес к феминистской теме, чаще стали писать о домашнем насилии. Я поняла, что вижу в этих темах очень большой смысл и начала ими заниматься.

Какие еще темы внутри феминизма вас интересуют как журналистку?

Мне интересно докопаться в любой проблеме до самой сути. Когда мы начали разбираться в теме положения женщин в России, то увидели, что у общества очень много разных ожиданий от них. В основе этого лежит стереотипное мышление и мизогинные установки. Если ты начинаешь менять эти установки и ценности, то дальше становится проще работать с проблемой.

Например, проблема экономической безопасности женщины складывается из многих факторов. Статистика показывает, что родители девочек в три раза реже, чем родители мальчиков, говорят, что рекомендовали бы ей пойти в айти. Разница в официальной зарплате мужчины и женщины за одну и ту же работу составляет 28 процентов в пользу мужчин. Разница в доходах — 40 процентов. Также женщины часто лишены возможности получить повышение. Мы писали тексты о том, что у бедности в России женское лицо.

Как вы считаете возможно ли сейчас в России освещать тему феминизма?

Мне кажется, что независимые медиа как раз должны активно браться за эти темы. Когда идет эта пропаганда со стороны государства, нужно возвращать людей в нормальную систему координат.

«После целого дня активной работы очень сложно изображать из себя внимательную и принимающую маму»

Как пришло решение запустить «Верстку»*?

Запускать медиа сейчас — это очень тяжелая работа и большой вызов. Но мне казалось, что когда идет *****, я должна что-то делать. А единственное, что я умею делать, это медиа. Российские медиа сейчас уничтожены или цензурированы. Можно принимать это и разводить руками, но мне тяжелее находиться в состоянии беспомощности, нежели запустить свой проект.

Удается ли вам находить баланс между работой и ребенком?

После запуска «Верстки»* работа стала занимать все мое время.

Работу главным редактором я продолжаю совмещать с ведением параллельных процессов: составлением бюджета и бизнес-плана. Мне приходится говорить дочери, что мама очень сильно устала и у нее важная и ответственная работа. После целого дня активной работы очень сложно изображать из себя внимательную и принимающую маму, потому что тебе самой нужно просто полежать и посмотреть в потолок. Честно говоря, я бы сейчас с удовольствием отдохнула.

Вы не испытываете перед дочерью чувства вины за то, что гораздо больше времени уделяете работе, чем ей?

Я испытываю чувство вины, но не могу сказать, что у меня есть какая-то однозначная позиция на этот счет. Я стараюсь компенсировать свою вовлеченность в работу тем, что беру дочку с собой в путешествия, она ходит на танцы. У ребенка еще есть папа. Мы в разводе с отцом моей дочери, но мы вместе ее воспитываем. Но когда я работаю, он возит дочку в музеи в Берлине или в Вене.

Может оказаться, что он скажет маме, которая активно его опекала, что она зря жертвовала своими интересами и амбициями для него, стала несчастной и не реализовала себя. Иногда какие-то вещи, которые должны травмировать, проходят мимо ребенка, а что-то на первый взгляд незначительное оставляет глубокий след.

В какой культуре вы хотели воспитывать дочь? Важно ли для вас было, чтобы она знала русский язык?

Да, поэтому мы отдали ее в русский детский сад, у нее была русскоязычная няня. Сейчас дочь умеет писать и читать по-русски. Еще я привезла с собой в Прагу 12 томов Пушкина. Я чувствую, что когда дома на меня смотрят тома Александра Сергеевича, моя совесть становится немного чище. Еще я стараюсь читать дочери русские сказки.

Сейчас она пойдет в школу, в которой не будет русского языка, но я хочу, чтобы дочь продолжила его изучать. Я не представляю себе ситуации, в которой ребенок двух российских журналистов не может грамотно писать и читать по-русски.

Посещало ли вас в декрете ощущение, что жизнь проходит мимо и вы упускаете возможность развиваться в карьере?

Беременность и первые годы с ребенком были для меня очень драматичным периодом. Практически с первой недели беременности и до того момента, пока я не закончила кормить ребенка, меня не покидало ощущение, что гормоны отключили мои интеллектуальные способности.

Мне казалось, что мозг способен работать только на 20 процентов. Я стала забывчивой, не успевала делать работу так быстро, как раньше. Было ощущение, что мои ресурсы не принадлежат мне, и я не субъект, а объект, которым пользуются для того, чтобы вырастить новое тело. Поэтому я очень рано ушла в декрет, хотя не планировала. Я не могла нормально работать весь первый год после рождения ребенка.

В декрете я продолжала что-то периодически писать, но все равно чувствовала, что я на обочине, что в таком состоянии я никому не нужна на рынке труда, переживала, что уже не смогу как раньше работать с утра до ночи.

Ты никуда не исчезла, просто в этот период ты выполняешь другую социальную роль, которая требует максимального включения даже на физическом уровне. Иногда проще управлять редакцией, чем справиться с одним малышом.

Это период нужно постараться максимально спокойно пережить. Если есть материальная необходимость, то придется работать, но при этом не нужно выжимать из себя последние соки.

* — лица и организации внесены Минюстом РФ в различные реестры «иностранных агентов».