Как живет петербургская семья из шести человек с собакой (спойлер: весело — не то слово!).
За пятнадцать лет совместной жизни Вера Александрова и Федор Погорелов успели обзавестись четырьмя дочерьми (за одной из них пришлось слетать в Забайкальский край) с красивыми именами — Марией, Цецилией, Сусанной и Александрой, смешной собакой Доксой и большим жизненным опытом. Об этом опыте, а также о сложностях приемного родительства, легкости бытия и пользе свиданий в отелях супруги рассказали нам.
Вера с Федей учились в Санкт-Петербурге в одной школе и даже однажды побывали вместе в поездке в Прагу, но познакомиться довелось лишь в 2006-м году, на входе в бар на улице Рубинштейна.
«Тогда мы там часто бывали, — вспоминает Федя. — Смотрели футбол, танцевали под Антонова, и нам казалось, что все будет хорошо. Спустя годы мы узнали, что это неправда, но тогда еще была такая иллюзия».
Федор: Это было время, когда все было так легко и светло, а о долгосрочном планировании речи не шло. У меня было несколько работ, я только что написал книгу про «Зенит» (Федор — спортивный журналист в прошлом — прим. ред.), и на эти две тысячи евро мы с Веркой уехали в Барселону на три недели, чтобы оттуда на машине вдоль Лазурного берега поехать в Монако на финал Суперкубка УЕФА.
В конце апреля мы могли купить билеты в Англию на все майские, чтобы потом из Лондона попасть на матч в Манчестер. О том, что будет дальше, мы вообще не думали.
Федор: Вера со временем не стала менее жизнерадостной и легкой, а вот я превратился в героя фильма «Паддингтон», который приезжает в роддом на мотоцикле и уезжает на «Вольво», потому что это семейная и самая безопасная по всем рейтингам машина.
Вообще, в нашей семье я отвечаю за паранойю и перспективное планирование, а Верка — за радугу и все остальное. Ну а меняться все начало летом 2010-го года, когда мы неожиданно для себя увидели на тесте две полоски и побежали сдавать билеты в Танзанию, где собирались смотреть на зверей в живой природе.
В 2013-м году Феде предложили работу в передаче «День ангела», которая рассказывает про детей из системы и популяризует идею приемного родительства.
Федор: Я согласился, потому что считал это своим гражданским долгом. Потому что идея приемного родительства до сих пор погребена под плитой посконных суждений. Недавно читал комментарии под материалом про нашу семью, и там все одно и то же: „От осинки не родятся апельсинки“, „чужая кровь“, „…а как же генетика!“, „…зарежет вас как-нибудь садовыми ножницами“.
В общем, просто нельзя было не согласиться вести эту передачу. После первой же съемки мы с Веркой сели на кухне и, наверное, впервые так подробно обсудили свой жизненный план: что хотим четверых детей и одного ребенка, четвертого, непременно возьмем из системы. С того момента детей у нас начало становиться все больше и больше. Хотя все пошло не по первоначальному плану.
В 2015-м родилась Ляля (Цецилия), а в 2018-м Вера с Федором записались в Школу приемного родительства (ШПР), встали на учет во всех опеках города и начали просматривать анкеты. Так в семье появилась Сюся (Сусанна): девочка родилась на 33-й неделе и на момент встречи с родителями весила всего 1800 граммов.
Через год Вера завела речь о возможности удочерить еще одну девочку.
Вера: У нас в паре динамика такая: я предлагаю, Федя отбрыкивается, а потом на что-то соглашается. Тут он сказал: „Ладно, давай уже четвертого ребенка твоего и закроем тему“.
В Петербурге нам сказали, что тут можно найти ровесницу Сюси, но я представила, как у нас по потолку будут бегать две маленьких девочки, и мне сразу стало плохо. Тогда я начала просматривать анкеты девочек трех-четырех лет. И поскольку в фонде „Измени одну жизнь“ стоит фильтр от трех до семи лет, то туда попала Саша, которой на тот момент было семь. Это была единственная анкета, которую мне хотелось пересмотреть пять раз.
Ее хвалили, потому что она умеет читать и писать, и я думала, что она туда попала, потому что у нее что-то с ножкой (у Саши детский церебральный паралич — прим. ред.). Было очевидно, что это не такая инвалидность, когда надо всю жизнь положить, чтобы ее реабилитировать.
И я говорила Феде: «Посмотри, какая девочка! А он говорил: „Не надо мне ее показывать, я буду плакать, ведь ее оттуда никто не заберет“. А я говорю: „Почему никто не заберет? Мы можем забрать“. Пять раз Федя сказал: „Ни в какую Читу я не полечу, ищи здесь“.
Стало понятно, что основная проблема для него — лететь зимой куда-то далеко. Федя боялся, что мы улетим в кювет, или нас там убьют.
Федор: Я понимал, что жизнь меня ко многому не готовила. Но лететь зимой в Читу, а потом из Читы — в глухой лес — к этому я точно готовиться не собирался.
Вера: Мы много это обсуждали. Я сразу сказала, что не готова к ВИЧ-статусу. При этом самого вируса я не боюсь, но у меня очень высокая тревожность, и необходимость все время давать по будильнику лекарства вызывает у меня дичайший ангст. Та же ситуация с пороком сердца, даже прооперированным — там тоже нужно регулярно и вовремя давать лекарства.
Федор: Это не про границы приемлемого, — поправляет Федя. — Я помню, что в 14 лет взял гантели, накрутил на них все блины и не смог их поднять. Есть вес, с которым я просто не справлюсь. К тому же я занимаюсь этим не для того, чтобы люди на улице кричали мне: «Боже мой, Федор, это вы, дайте я поцелую ваши подошвы!» Надо трезво оценивать свои силы.
Федор: Коротко скажу, что от хорошей жизни антидепрессанты не пьют, — невесело улыбается Федя. — Я пошел за рецептом, когда мне стало очень страшно из-за того, что я не могу справиться с тем грузом проблем, который вместе с Сашей приехал к нам из детского дома «Родник» в поселке Первомайском.
Федор: По опыту работы в медиа я знаю, что людям всегда интересно читать криминальные новости: утка-убийца, утюг спас ребенка, волка изнасиловали зайки. И я сознательно не хочу об этом писать в соцсетях. Да, проблемы есть, но хтони здесь хватит и без меня.
Вера: А я совершенно ни с чем не согласна! Мне не сложно, не тяжело, и у нас все супер-пупер. И когда меня иногда накрывает, я хочу написать: «Ребята, все очень плохо с прописями!» Но проблема с прописями очень далека от глобального депрессивного дискурса — нет какой-то «комнаты Синей бороды», которую я от всех скрываю и запихиваю туда все страшные и неприятные вещи.
В девяти случаях из десяти я пишу ничуть не приукрашенную правду. Я так вижу. Я могу сделать шаг назад и оценить, какие есть сложности, но солнечная сторона для меня всегда наиболее очевидна.
Вера: Мне тяжело сталкиваться с травмой ребенка, с которой я ничего не могу сделать. Мы слышали об этом в ШПР. Но вот ребенок говорит тебе: «Нет, я тебя не люблю, я хочу к той маме». И в этот момент ты должен сам себе повторять: «А сейчас ты скажешь не то, что хочешь сказать, и не будешь бросаться подушками, а скажешь то, чему тебя учили». Такого у меня еще не было ни с одним ребенком, кроме Саши.
Федор: У нас две очень разные ситуации с двумя приемными дочками. Для меня было открытием, что я почувствовал, приезжая в Дом ребенка к Сусанне. Я почувствовал: это мой ребенок. Все эти чувства я уже испытывал к Мусе, к Ляле, к Ване — сыну от первого брака.
В случае с Сашей, взрослой девочкой из Забайкальского края, которая два года провела в детском доме, а до этого — с очень непростыми годами в семье, мы столкнулись со всей той «классикой», которой учат в Школе приемных родителей. И это та «классика», которая вызывает желание опустить руки. Но Вера меня все время возвращает.
Профеминистом.
Федор: Помню 2012-й год. Вера сидит в декрете с Мусей. Я только что отработал семь дней недели без выходных и вечером охраняю диван: смотрю пять обзоров пяти европейских чемпионатов по футболу.
Вера просит меня передать ей что-то с кухни, откуда она только что пришла. Я помню свое удивление, которое звучало, наверное, как возмущение: «Милая, ну ты же только что оттуда пришла! Ну подумай на шаг вперед! Я же лежу на диване, я занят футболом».
Позже мы обсуждали это, и я сформулировал это для себя так: «Если я прошу о помощи, мне действительно это нужно. Это не блажь».
Федор: Я был категорически против этого нововведения, но сейчас очень этому радуюсь: первые три дня недели — Веркины (в эти дни с детьми детьми занимается Федя — прим. ред.), а четверг, пятница, суббота и воскресенье — мои.
Мы нашли замечательную няню, и это для нас спасение и возможность полежать. Полежать — это не «обломовщина», а необходимость: без этого мы просто не будем функционировать. Я заказываю еду, уроки мы делаем по очереди, с собакой по ночам гуляю я, поскольку это мое время для медитации с сигарой. Врачей чередуем. В случае с Сашей это очень серьезная нагрузка.
Федор: Есть люди, которые всерьез спрашивают у меня: «Федя, психотерапевт, антидепрессанты? Ты серьезно? Ты же мужик!»
Федор: К проявлению слабости, это правда. Был момент, когда я дал интервью порталу крупнейшему прогрессивному изданию о спорте. Я рассказал о том, что хожу к психотерапевту, и в комментариях начался ад: «Ну все, слабак. Тряпка. Не вывозит».
Федор: Я — когда сплю в воскресенье до двенадцати, и меня никто не будит, — признается Федя. — Тогда я чувствую себя членом суперсчастливой семьи. Это приятное чувство.
Вера: А у меня всегда приятное чувство, — подхватывает Вера.
Вера: У нас есть пара часов перед сном, когда мы всех уложили и встречаемся где-нибудь, чтобы поговорить. Если этого не происходит, то очень быстро все начинает разваливаться — споры, ссоры. Так мы пришли к идее уезжать куда-то без детей в отель, чтобы сменить обстановку и забыть о том, что у нас эти дети есть.
Федор: Очень важно разговаривать. Для меня важны эти полчаса перед сном, когда Верка смеется моим шуткам. То, что она в принципе до сих пор смеется моим не самым экстравагантным шуткам, я считаю главным фундаментом нашего брака.
Еще почитать по теме
«Любовь — это не таблетка со строго определенной пропорцией точно определенных веществ»: отрывок из книги «Приемная мама»