Воспитательница ударила моего сына — я за него вступилась и получила шквал критики в родительском чате. История читательницы НЭН

Вы знаете, как активно мы выступаем против насилия над детьми и толерантности к этому явлению в обществе. Но каждый раз, когда на НЭН выходят тексты, в которых мы призываем отказаться от шлепков и подзатыльников, нам пишут, что «дети по-другому не понимают». Когда мы говорим, что не нужно учить детей давать сдачу, нам пишут, что мы живем «в мире розовых пони». Когда мы говорим, что травлю в детских коллективах могут остановить только взрослые, нам пишут, что «дети должны уметь разбираться сами».

Мы понимаем, что насилие, которое вплетено в нашу жизнь, стало привычным. Понимаем, что противостоять ему тяжело, потому что его поддерживают даже на самых высоких уровнях. Что признаться в том, насилие бывает наиболее легким решением проблемы, себе очень сложно. А еще мы знаем, что любые изменения, в том числе и отказ от насилия, требуют много сил — и времени. Что невозможно победить агрессию, пронизывающую все слои общества, набором простых шагов. И знаем, что именно это — сложность решения этой проблемы — часто становится причиной отказа от борьбы.

Но борьба с насилием — это большой процесс. Который нанимается с малого — с вас. С каждого отдельного человека. С семьи, где отказались воспитывать ребенка окриками и оплеухами. С мамы, которая не позволила насилию в детском саду оставаться в рамках нормы.

Наша читательница Мария прислала нам письмо, в котором описала эпизод, произошедший с ее сыном в саду. Она рассказала, что вступилась за своего ребенка и добилась увольнения ударившей его воспитательницы — и после этого столкнулась с непониманием и осуждением в родительском чате сада. Вот ее история. Мы считаем, что она хорошо иллюстрирует мысль о том, как широко распространено насилие и как активно люди защищают право «сильного» на его применение.

Моему сыну два с половиной года. Он хорошо говорит, любит активные игры, ярко проявляет положительные эмоции, а вот когда испытывает отрицательные — обычно молчит.

Недавно с ним в саду — он ходит в частный — произошла ситуация, которая и заставила написать меня это письмо.

Я решила посмотреть, чем заняты ребята в группе — родителям предоставляется доступ к камерам в режиме онлайн. Открываю и вижу: все дети побежали к выходу мыть руки (слепая зона). А мой в это время стоял посреди комнаты. Потом он взял игрушку и кинул на пол. Видимо, так выразил протест. Такое бывает редко, за что регулярно он нарывается на мои нудные объяснения, почему так делать нельзя. А дальше происходит ужасное.

Подходит подменная новая воспитательница, поднимает игрушку, делает два шага к моему ребенку, ударяет его по руке и идет класть игрушку. После этого мой сын молча побежал мыть руки за остальным. И скорее всего, он так и не заплакал. Потому что он такой. У него такой высокий болевой порог, что он может упасть, разбить губу и даже не всплакнуть — и побежать дальше, разбрызгивая кровь. Все оставшееся время до моего прихода в сад он не хотел играть, отсиживался на уроке музыки, хотя всегда танцует со всеми.

Управляющая сада, естественно, меня поддержала, поверила, взяла заявления от меня и мужа. В объяснительной воспитательница написала, что она ничего не делала и вообще — взяла его за руку и повела к мойке. Записей с камер нет, они только онлайн. Хотя я просила узнать, скачать, вдруг все-таки есть. Чтоб были подтверждения. И разошлись.

Другие родители напали на меня: мол, почему их не спросили о том, хотят ли они, чтобы ту воспитательницу уволили. Потому что если бы их спросили, они бы ответили, что эта воспитательница их устраивает и что ее увольнять не надо. Я была в шоке и не знала, что ответить.

Меня спрашивали: есть ли след на руке от удара, я отвечала, что нет, а если б был, то я заяву писала бы, а не требование об увольнении. На это мне ответили: значит, его одернули, а не ударили.

Другая мама писала, что ее ребенка и в угол можно ставить и одергивать, потому что «а как еще объяснить». Несколько других просто выразили поддержку воспитательнице, написав, что их дети были ею довольны, а значит, вопросов к ней быть не может.

На протяжении всего вечера по мне шли катком, обвиняя меня в том, что это я на самом деле придираюсь и что я решила уволить воспитательницу одна, ни с кем не посоветовавшись. В ход пошли все темы сразу — от соплей у моего ребенка до того, что он может кинуть игрушку в другого. Меня буквально задавили: я все придумала, я наговариваю, я не должна была так делать, а если мне не нравится, я могу перевести ребенка в другую группу.

Никто при этом не написал, например, что-нибудь вроде: «Кошмар какой, как хорошо, что вы увидели и приняли меры». Только пара родителей вяло выразила со мной согласие. Но на этом все.

На следующий день все звонили управляющей, просили ее оставить воспитательницу, ударившую моего сына.

Так и живем в обществе, где множество родителей все еще считают, что ставить в угол и грубо одергивать своих детей нормально. Так и живем, гораздо больше боясь того, что ребенок может заплакать перед новой воспитательницей, чем того, что он может подвергнуться насилию.

Ведь эта вероятность, она гипотетическая, она ведь где-то там. «Моего же ребенка не били. Закрою глазки просто и притворюсь, что в я домике».

Вот так в садах остаются работать люди, которым мы доверяем детей, которые считают, что ребенок что-то делает назло и его надо наказывать, — а можно и побольнее, ведь — «а как еще объяснить». В том-то и дело, что никто ничего не пытается объяснять, ведь куда как проще ударить, чем потратить свое время на то, чтобы поговорить с человеком, который только познает мир. Что он узнает о том, как он функционирует, получив удар от взрослого человека? Что взрослым так поступать можно? Что ему никто ничего не будет объяснять? Что физическая сила важнее диалога?

Меня вынуждают отозвать заявление и перевести своего ребенка в другую группу. И я не знаю, что делать. Просто надеюсь, что я сделала тот шаг, который хоть чуть-чуть приблизит нас к миру, в котором насилие над детьми не считается чем-то нормальным и даже одобряемым.