Я не собиралась писать этот текст — во многом потому, что мысли, которые вы в нем прочтете, крутятся в моей голове каждый день по много-много раз. А еще потому, что я не люблю опускать руки и всегда стараюсь находить в себе силы для работы, для активизма и борьбы. Но все же, наверное, пора с вами поделиться тем, что меня очень пугает и огорчает.
Начну чуть издалека.
Не проходит и дня, чтобы я не получила письма от кого-нибудь из вас, дорогие читатели, со словами благодарности за тот труд, который выполняет наша редакция. Эти письма очень греют меня и всех, кто работает в НЭН — потому что мы очень хотим, чтобы наши материалы помогали вам, поддерживали вас и давали вам веру в то, что вы со всем справитесь. А еще — мы хотим давать вам новые знания, обсуждать что-то, о чем не принято говорить, и привлекать внимание к сложным и часто болезненным темам.
И когда мы получаем такие письма, нам становится чуть проще и легче работать: мы знаем, что все не зря. Но давайте посмотрим правде в глаза: большинство родителей (и, к сожалению, большинство детей) в нашей стране живет в плену у устаревших установок и представлений о воспитании. С одной стороны — ну и что, это их дело, в конце концов, всех не переделаешь. Но с другой, это те родители, которые воспитывают детей параллельно с нами — с теми, кто свято верит в то, что шлепки и подзатыльники — это насилие, что гендерные стереотипы вредны для всех, что все чувства легитимны и возможны, что у истерики всегда есть причина. Что дети — слабы и беззащитны. И чем больше мы даем им любви и тепла, тем более сильными и уверенными в себе они вырастают. И это не парадокс.
Но наши дети подрастут и неизбежно столкнутся с теми, кого в полтора года называли манипуляторами и истеричками, с тем, кто считает, что «как у девочки» — это значит плохо, с теми, кого били или на кого систематически орали. Те дети, которые столкнулись с абьюзивным поведением родителей (а это именно оно, как ни крути), в этом, разумеется не виноваты. И они по-разному справятся с тем, что с ними произошло. Кто-то из них вытеснит травмирующие воспоминания, кто-то получит тревожное расстройство или невроз, а кто-то просто без всякой рефлексии будет повторять родительские сценарии поведения — как на площадке, саду и школе, так и в собственной семье, на работе и обществе.
Прямо сейчас, когда я пишу этот текст, я слышу, как за стеной плачет малыш. Сегодня 1 сентября, наверное, он не пошел в сад (судя по голосу, он переживает период тоддлерства) и остался с папой, который орет ему: «Так, ну-ка, в угол пошел!». Мальчик заливается слезами и дробно глотает воздух в истерическом плаче. А что будет дальше, зависит от папы — от взрослого, который несет ответственность за своего маленького человека.
Какие есть варианты? Считать, что поступил правильно — и не сомневаться в том, что такие «методы воспитания» обязательно принесут плоды, ведь «будущего мужика надо с рождения держать в ежовых рукавицах». Или почувствовать укол совести и возникающий на его месте синяк вины — и, набравшись смелости (а она в таких случаях очень нужна), пойти и извиниться перед ребенком, объяснить ему, что произошло и вернуть ему уверенность в том, что с ним так нельзя. При самых лучших раскладах — начать разбираться в себе и искать те спусковые крючки, которые запускают такую реакцию на эмоции ребенка. Да, это может быть усталость, замотанность и недосып. Но в большинстве случаев за слоем очевидных причин лежит ворох собственных травм, обид и заблокированных эмоций.
Какова вероятность того, что тот папа сможет (и захочет) найти в себе силы в том, чтобы разобраться с самим собой ради своего сына? Честно, я не знаю. Но почему-то думаю, что не очень высока. Наверное, потому, что каждый день слышу, как на очередного малыша сыплются адские проклятия. И в эти моменты мне кажется, что все, что делает редакция НЭН, чтобы такого было как можно меньше, зря. И никому не нужно. Потому что проще наорать и поставить в угол, чем понять, почему не надо этого делать. Проще дать пинка, чем обнять тогда, когда он больше всего в этом нуждается. Проще считать ребенка недочеловеком, чем принять тот факт, что он все равно будет взрослым.
Это все очень сложно. Потому что — я знаю! — что у родителя тупо может не быть ресурса дать ребенку это столь необходимое тепло и включенную реакцию на фрустрацию. Потому что он сам фрустрирован — и может быть, даже этого не осознает, его-то этому не научили. И читать полезные материалы о том, как важно восстанавливать этот чертов ресурс и заботиться о своем ментальном здоровье, этот родитель тоже не в состоянии, потому, что например, у него три работы и вообще ему «не до этой ерунды».
И кажется, что это какой-то замкнутый круг, в котором, к сожалению, самой пострадавшей стороной (опять) окажутся дети.
Осознанность в родительстве распределяется неравномерно, потому что наше поколение и само не особо умеет в осознанность, но если не учиться, то ради чего все это?
В такие моменты я испытываю горькое отчаяние, потому что мне кажется, что ничего никогда не изменится. И наши дети будут говорить своим детям: «Мальчики не плачут», «Ты некрасивая, когда плачешь», «Тебя сейчас дядя заберет», «Я тебя не люблю, когда ты так себя ведешь» и вот это вот все.
Крики за стеной стихли. Мальчик успокоился. И, кажется, все идет своим чередом. Наверное, так оно и есть.