Кровавые слезы Пеппы: тоддлеры против онлайн-подделок

Изменение климата, пластик в океанах, озоновая дыра – это все, конечно, тревожно, но не так, как неизбежность онлайн-социализации тоддлера. Из-за развития технологий время, когда нужно элегантно и мудро выстраивать отношения собственного ребенка с миром цифровых технологий, сдвинулось лет на десять назад.

Казалось, это еще так не скоро, что можно еще долго фантазировать, какая компьютерная игра станет первой, посылать ли детям запрос на добавление в друзья в социальных сетях, подключаться ли к прямой трансляции в соцсетях, просматривать профили подписчиков и как объяснять про троллей и мошенников. Но будущее уже здесь, в настоящем, и все, что связано с информационными технологиями, с цифровым миром, с онлайн-социализацией, свалилось на меня сейчас, когда одна из моих дочерей еще не умеет говорить, а другая – писать и читать.

Потому что это захват, чуваки, это война. У нас отнимают планшет и его сердце – YouTube.

Планшет – это одно из самых удачных изобретений человечества и для многих – предмет номер один в списке вещей, нужных для тоддлера. Другими словами, это лучший атрибут приучения к горшку после охлажденного розе для матери.

Приложения-сортеры, развивающие игры, пазлы, интерактивные книги, барабанные установки, гитары, разноцветные пианино, раскраски и альбомы для рисования – это все чудеса какие-то.

Единственная картонная книга-раскладушка про Огниво когда-то казалась мне венцом творения – даже притом, что семейная библиотека занимала все три комнаты, это были просто книги (как и пианино с четырех лет – просто пианино, ну и все такое).

Теперь мои дети на нескольких языках и бесплатно могут наслаждаться интерактивными электронными книгами, где они готовят пироги для бабушки Красной Шапочки, спасают покемонов, строят дома трем поросятам, наигрывают музыку из любимых мультфильмов на клавишах-монстрах и чего только не делают. А все эти раскраски и рисовалки – хватило ли бы разве одной жизни в аналоговом мире, чтобы приобрести столько наклеек и отмыть квартиру от всех этих красок? Сколько настоящих пирогов, мороженого и причесок было бы зафейлено, если бы не все эти неунывающие смурфики, котики, феи, единороги и роботы, на которых ребенок экспериментирует, которые есть акт чистого во всех смыслах творчества и которые позволяют ему многократно делать выбор, не связанный с финансовыми, временными и алкогольными последствиями для семьи?

Планшет и его содержимое расширяют сознание, он - связующее звено между прошлым и будущим. Может быть, нашим детям роботы-собачки из Boston Dynamics будут приносить эффектные газеты, как во франшизе о «Гарри Поттере», а потом они замутят какую-нибудь добрую версию парка развлечений West World. Потому что это мы такие: о, круто, я могу помочь королю выбрать Белоснежке имя в этой интерактивной книге, а для них это будет привычно, и они пойдут дальше.

Еще планшет бесит непрошеных советчиков и монополистов на знание всего: уберите электронный движущийся объект – да у вас ребенок станет психопатом. Не станет. Мои дети рисуют карандашами, красками, мелками, кетчупом, кремом, помадой, и рисование в приложениях планшета – это одна из опций, которой они предпочитают пользоваться не больше (а часто бывает, что меньше), чем остальными. То же с книгами.

Иногда планшеты – у каждой из двух дочерей свой – будто бы никому и не нужны – валяются себе, пока они листают сказки Жорж Санд, потрясающее зрелище, нарочно не придумаешь. В такие моменты они даже могут дать нам поиграть в наши любимые игры.

Никакого, в общем, не создавалось ажиотажа вокруг этого предмета – просто еще одна штуковина. И никакого ажиотажа, к счастью, и не стало. Потому что он тот еще скот, этот ажиотаж: ведет к риску передозировки и вообще любым формам нездорового и несознательного потребления в будущем. На языке психологии это звучит так: подсознательный выбор в пользу компенсации за лишение чего-то, в чем был обделен, будет вытеснять сознательный, и вместо того чтобы прислушиваться к себе и исполнять свои истинные желания, выросший ребенок будет догонять свои упущенные возможности. В случае с едой, например, такая гонка может привести к ожирению.

Злоупотребление планшетом ничем не хуже злоупотребления всем остальным. А вот отсутствие ажиотажа вокруг него – так же хорошо, как отсутствие ажиотажа вокруг чего угодно. Шоколада, например. Проверено, работает.

Но у планшета есть сердце, это сердце – в YouTube, и оно разбито. Это как песочница – сердце мракобесных детских площадок. YouTube – это такая цифровая песочница. Предполагается нечто совершенно светлое – онлайн-социализация, познание себя в мире: дети сами выбирают, что смотреть, прислушиваясь к собственному пробуждающемуся вкусу, к своей внутренней музыке, а ты опытной феей обозначаешь красивые горизонты поиска.

OK GO с собачками или Best Coast с котиками? Слоны Coldplay или обезьяны Coldplay? Симба или лев Алекс, Розочка или Смурфетта, Пеппа или Шон, танцующий в разных странах Мэтт или Джеймс Бонд в блистательном дуэте со своим антагонистом в клипе Miike Snow? Crystal Castles «про бургеры» (это дочь об «Untrust Us») или Милен Фармер про папу (двойник в танцевальной труппе)?

А вот и нет! Сколько бы фильтров и блокировок вы ни устанавливали (а их возможности, в сущности, ничтожно малы – сама команда YouTube не справляется, даже создав сервис YouTube Kids, отключив иным блогерам монетизацию, а другим даже удалив каналы), сколько бы лайков и дислайков не ставили и подписок не оформляли, на ребенка нападает с лицемерной улыбкой трешачок в виде распаковок, играек, семейного поведенческого эксгибиционизма и каких-то невообразимых мультипликационных фантазий, в сравнении с которыми «Поллитровая мышь» – это творение студии Гибли, основанной Хаяо Миядзаки. Эта гнойная муть прокрадывается в ленту предлагаемых к просмотру видео длинной цепочкой липовых тегов, в которых перечислены, кажется, все названия популярных мультфильмов, с обязательным «новые серии все серии подряд».

Через рекламу и лживые теги к моим детям навязчиво пробираются люди, предлагающие выбрать либо видео про то, как папа скучающей и подозрительно послушной девочки распаковывает, причмокивая, жевательные челюсти, сообщая миру о своих представлениях об анатомии; либо про то, как взрослый странный мужчина пугающе неестественным голосом озвучивает резиновую утку (в лучшем случае); либо про то, как неумело скопированный Босс-молокосос получает шприцом в жопу, а у Пеппы вырастает прыщ и краснеют глаза.

И эта навязчивость рано или поздно срабатывает, миллионы просмотров тому доказательство, – как рано или поздно вызовет непреодолимый интерес этот маячащий перед глазами высококалорийный шоколадный батончик или киндер-сюрприз, потому что именно их разместили возле кассы магазина циничные коммерсанты, – еще, как правило, прямо напротив детских глаз, так что стоя в очереди или сидя в коляске не заметить их будет просто невозможно – как и то, что они постоянны и выделяемы будто бы самим коллективным разумом окружающего мира.

Сдавшись, ребенок тыкнет в эту яркую, не соответствующую действительности картинку превью и тогда ничего хорошего, скорее всего, не случится (кроме эстетического отвращения со мной и моими знакомыми происходило из-за таких навязчивых адских видео множество неприятностей).

Итак, ребенок прикоснулся к трешу, который размывает границы добра и зла. Теперь он, вероятно, скажет: мама, я хочу такую же игрушку! Он, так любивший иногда поиграть самостоятельно, давая мне возможность сходить в туалет или третий раз разогреть кофе, потребует сидеть с ним за столом и распаковывать сто лет назад распакованные игрушки, которые до адских видео участвовали в совершенно замечательных сценариях. Он станет чаще капризничать, если адскими видео предпочтет не дополнять свою реальность, а выберет ее своей основной, а такое возможно – вы-то не собирались заваливать его каждый день подарками, тортами и возить в парк аттракционов, значит, может, и не любите, значит, это вас лучше выключить, а не видео. А если вы посылаете к черту все ваши принципы детской саморегуляции, борьбы с ажиотажем и формированием свободного подсознания (куда тут денешься – фейковый Спайдермен с синяками под глазами скалкой бьет животных!) и не разрешаете смотреть такие видео (которые, как зомби, всплывают и пытаются проникнуть в мозг к вашему ребенку, несмотря на все ваши ночные манипуляции, очистки истории поиска, блокировки и жалобы), то вы оказываетесь, в отличие от их фигурантов, антигероем и создаете ажиотаж там, где и без него ситуация выходит из-под контроля. Или вам приходится лгать – потому что проще сказать маленькому ребенку, что «подделки на ремонте», чем объяснить ему о рекламе, заказухе, халтуре, погоне за кликами и монетизации. Кошмар, в общем, подмена, вторжение в частную жизнь и насилие мозга.

Чтобы противостоять мракобесию и аду, вползающему в мою гостиную и посягающую на неокрепшую личность, я вынуждена поступаться принципами свободы и заниматься детской антипропагандой (это подделка, крошка, может, давай лучше «Чарли и шоколадную фабрику» – но нет, ее зацепили эти сюсюканья, эти бесконечные подарки и псевдопраздничное возбуждение). Это очень кропотливая работа там, где должна была торжествовать свобода выбора при минимальном регулировании с моей стороны, при демонстрации доверия. Несколько раз я в сердцах удаляла YouTube: тогда зло побеждало – на время.

Некоторые не выдерживают и впадают в крайности – никакого интернета, никаких мультфильмов вообще. Так ребенок не только лишается выбора, он лишается важнейшего инструмента развития эмоционального интеллекта – возможности формирования так называемых социальных маркеров. Именно ими, в частности, являются для маленьких детей персонажи мультфильмов. Видя знакомого героя на одежде другого ребенка или игрушку из любимого мультфильма, они узнают своих и ощущают себя частью сообщества. Это нечто более тонкое и ускользающее, чем ощущение себя в сообществе детей, или мальчиков, или девочек – это как раз в раннем дошкольном возрасте не ощущается вовсе или ощущается смутно. Но вот Пинки Пай на кепке новой подруги – это другое дело, это круто. Это настолько важно, что может разрушить языковой барьер, я это видела своими глазами. А Баз Лайтер на майке мальчика за соседним столом в ресторане способен снять стресс, такие дела: о, у нас есть общий приятель Баз, я в безопасности, мы вместе, нас кое-что объединяет, нам есть, над чем похохотать. Примерно так.

У нас, взрослых, полно таких маркеров. Это может быть что угодно: татуировка, пирсинг, кольцо на большом пальце, кеды, темная помада. У нас есть наши места. У нас есть наша музыка и наши концерты. А у них есть одна общая Пинки Пай, Эльза и Маккуин. И это в определенном смысле прототусовка, протосубкультура, протосообщество, протобратство и протодружба.

Но многих детей лишают этих маркеров, запрещая мультфильмы и YouTube именно в страхе перед подделками. Или в страхе перед суеверными знакомыми вовсе запрещают гаджеты. Или удаляют YouTube навсегда. И их можно понять. Но вряд ли это лучший вариант – он создает ажиотаж и лишает многих возможностей.

Пока же крайность рождает крайность – и так везде. Когда YouTube оказывается временно удален, я чаще хожу в соцсети. И там тоже дети становятся невольными участниками формирования контента и жертвами двух полюсов. С одной стороны, на фотографиях сверкают голые дети, с другой – их затылки или лица, закрытые стикерами.

Скоро, намного быстрее, чем кажется, ребенок вырастет и заведет собственный аккаунт и будет выстраивать свой медиаобраз так, как понимает и может, и если уважение личного пространства, наготы и личности не входит в вашу картину мира, войдет ли в его? Со стикерами тоже ощущается какая-то недодуманность: вы все-таки верите в сглаз или в технологии? Хотите показать своего ребенка или нет? Есть личные сообщения, есть возможности поделиться фотографией только с близкими друзьями, или не публиковать ее вовсе, в конце концов...

Крайности отражают друг друга, как порно и целибат, и на их фоне вдвойне ценны примеры золотой – адекватной – середины, которая как минимум не приемлет обманчивых тегов и игр на чувствах детей – ни участников, ни зрителей. Миллионы просмотров этих безумных видео не стоят, короче, ни единой кровавой слезинки Пеппы, и свободы выбора современных детей тем более. А антипропаганда с раннего детства – это непростое, но очень эффективное занятие. Я возвращаюсь к нему всякий раз, когда заново устанавливаю YouTube. Старшая дочь уже научилась распознавать в нем подделки, значит, и с телевидением потом справится. ­