Этот очень тяжелый и очень личный текст о пережитой перинатальной потере написала для НЭН наша постоянная колумнистка Люба Абрамова. Как и все тексты, посвященные этой теме, он в очередной раз показывает: потеря ребенка на любом сроке — большое горе, которое мы как общество еще не научились проживать и обсуждать открыто.
«Твой ребенок родится в марте, только представь. Зима уйдет, будет тепло. Думай о весне», — подбадривала меня мама, пока я лежала на сохранении. Пару месяцев спустя я попала в ту же больницу, но мама уже ничего не говорила, просто по вечерам водила меня за пирожками в ближайший магазин. Эти пирожки были моей единственной радостью. С капустой, с творогом, с вишней.
В палате было девять коек. Шахзода — ее имя означает «дочь шаха» — учила, как делать эпиляцию ниткой. Каждое утро она заплетала волосы в косы, которые закручивала в узел на затылке, и покрывала голову синим платком. После выходных она принесла в больницу плов, мы ели его ложками прямо из казана, и я помню приправы: шафран, зира, куркума. У Шахзоды был великолепный плов.
Девять коек. Большая палата. Каждый день в нашей палате лежали «абортницы». Молодые девочки, женщины, у которых было уже много детей, смущенные, молчаливые, как тени они приходили и уходили. Главная хирургиня по абортам отчитывала некоторых: «Седьмой аборт, вот у тебя матка и не сокращается»
А мой малыш при этом шевелился и толкал меня.
В отделении был мужчина-врач, я называла его «дровосек». От его неаккуратных, топорных манипуляций у меня оставались ссадины. Сами понимаете, где.
Но самым мерзким человеком оказалась нежная и милая гинекологиня. Она пришла к нам в палату и сказала мне: «Что же он тебя мучает, давай вскроем пузырь»
Я не видела в этом смысла, ведь у меня вообще не было вод, изливаться было нечему. Это выяснилось, когда я пришла на очередное плановое УЗИ. Врач смотрел в монитор слишком настороженно. А потом сказал, что мне нужна консультация у другого специалиста, написал на бумажке телефонный номер и тут же исчез.
Платный узист из хорошего роддома крутил меня и так и сяк, засунул датчики куда только можно. Он хамил, сочувствия не проявлял. Потом наконец нашел что-то, приведшее его в крайнее возбуждение. Он выбежал из кабинета и вернулся с толпой студентов. «Посмотрите, очень редкий порок, аплазия почек, отсутствие амниотической жидкости».
Так я узнала, что наш ребенок обречен.
Мне говорили, что у меня приращение плаценты, что ребенок не развивается и у него множественные пороки. А если бы даже и развивался — без вод пролонгирование беременности невозможно. А еще говорили, что если из меня сейчас же его не вынуть, я могу умереть, а он не выживет в любом случае.
Тогда я не знала, что такое искусственные роды. Никто об этом не рассказывал, ни в медицинском институте, где нас водили в основном на благополучные роды, ни в женской консультации. Нигде не висело брошюрок: «Если ваш ребенок умрет внутри матки после того, как образовалась плацента, вам все равно придется его рожать. Подумайте, будете ли вы забирать тело, и подготовьте место на кладбище».
Я не думала о том, что меня ждет. Мне было слишком тяжело от самого факта обнаружения у ребенка пороков развития, несовместимых с жизнью. В больнице, куда меня положили, были разные врачи, но больше всего мне запомнилась она. Ласковая, сочувствующая. Эта милая женщина посадила меня на кресло и попыталась отслоить пузырь. Это было очень больно, хуже чем на кресле у «дровосека».
И она каждый раз приговаривала, сюсюкая: «Ой, смотри, как шевелится, толкается! Он говорит, мол, мама, мама, зачем ты убиваешь меня? Мама, за что, мне так тепло в моем домике, не надо меня оттуда вынимать». Я очень надеюсь, что для нее в аду есть отдельный котел.
А потом мы с мамой шли за пирожками. С вишней. С яблоком. Приходил муж. Он был каким-то совершенно серым и потерянным. Я говорила, что хочу уйти из больницы. Он поддерживал. Я шла к дежурному врачу. И меня вновь убеждали в том, что это опасно. Моя мама умоляла меня не рисковать. А мама однокурсницы звонила мне и говорила, что нужно выписываться домой, пока ребенок жив. Она тоже имела опыт мертворождения. Но мне было слишком страшно. И я слишком верила врачам.
Я ненавидела себя, втихаря сливала капельницы, выкидывала таблетки. Малыш жил, шевелился, и я была уверена, что предаю его. Все мои просьбы сохранить ребенку жизнь до естественных родов заканчивались запугиваниями, после которых я смиренно ложилась в постель.
Женщины приходили и уходили, то на аборт, то с выкидышами на ранних сроках, одни плакали, другие не соглашались на выскабливание, и их тащили в операционную чуть не силой, третьи рассказывали свои истории всем, кто желал слушать. Потом меня перевели в палату к тем, кто лежал на сохранении.
Когда все манипуляции оказались неэффективными, меня перевели в Москву. Врачи в приемном обсмеяли провинциальных коллег. «Неужели они не могли заливку сделать?!». Тогда я еще не знала, что такое заливка. Об этом в медицинском институте тоже не рассказывали. Я очень рада тому, что начала рожать раньше, чем мне сделали эту зверскую процедуру.
С пяти утра субботы, сразу же после перевода в московский роддом, у меня начались активные схватки. В 13:00 меня перевели в родблок. Там рожали обычные женщины, рожали своих здоровых детей. Мне вскрыли пузырь и сделали эпидуральную анестезию. Об этом я до сих пор жалею.
Меня откатили в неиспользуемую операционную. Среди ночи меня застала санитарка. Я сидела на кровати, раскачивалась и стонала. Санитарка, бабуля, погладила меня по голове и сказала: «Ну да, сейчас больно, а как ребеночка увидишь, так обрадуешься».
Наступило воскресенье. Сменились врачи. Я продолжала лежать на каталке в старой операционной. Ко мне зашли всего раз. Весь день я провела одна. А к середине дня через вскрытый пузырь выпала петля пуповины. Она не пульсировала. Так я поняла, что мой ребенок умер. Потом показалась ножка ребенка, и я поняла, что он был в ножном предлежании. Я написала маме смс: «Ножка выпала». Потом выпала и вторая ножка. Ножки было маленькие и синенькие.
К вечеру пришел молодой врач с акушеркой. Он пожалел меня. Посмотрел и вдруг сделал то, чего я никогда не забуду. Он раскрыл матку руками. Как в фильмах или книгах — я сначала услышала дикий крик и только потом поняла, что это кричу я. Такой боли я не испытывала ни до, ни после.
Но мои мучения со схватками на этом закончились. С первой потуги я родила своего сына. Он был весь синий, но очень хорошенький. С толстыми щечками и симпатичным личиком. Правда, одна его ножка была неестественно согнута.
Врач спросил, хочу ли я попрощаться. Акушерка зажала рот рукой и отвернулась.
Когда меня оставили с сыном наедине, я помазала ему лобик водой из своей бутылки, перекрестила и произнесла его имя: Андрей. Я хотела взять его на руки, получше рассмотреть лицо, прижать к себе, хоть на минуту. Но постеснялась.
Мы лежали в послеродовой палате вместе с женщиной, которая тоже потеряла ребенка. Ей было 42 года, это были ее первые роды, у нее была девочка. Роды закончились кесаревым. Мне говорили, что мне еще повезло. Нас положили в обычное послеродовое, туда, где новоиспеченные мамочки в кювезах возят по коридору своих младенцев. Туда, где слышно все звуки из родблока. Плач только что родившихся младенцев.
Наутро ко мне пришла суровая старшая медсестра. Показала холодильник со льдом. Лед надо было прикладывать к матке, а еще к груди, чтоб остановить лактацию, для этого нам выдали и таблетки. Потом медсестра принесла мне кучу бумажек на подпись. Только через пару месяцев я поняла, что я тогда подписала: я отказалась забирать тело моего сына. Я дала разрешение на вскрытие и разрешение похоронить его в братской могиле за счет государства.
Теперь у нас нет даже могилы Андрея.
Когда я приехала домой, я пошла в храм. Первое, о чем меня спросили: не в пост ли был зачат ребенок. К слову, не в пост.
Я начала читать. Искать мнение Церкви, и оно вновь и вновь оказывалось против матерей, родивших мертвого ребенка. Я даже нашла версию, где говорилось, что мой малыш — в аду. Тогда муж сказал: «Если он в аду, то все, во что мы верим, не имеет смысла». Но я все равно постоянно чувствовала свою вину. Я считала, что убила ребенка. В кошмарах видела его мучения.
Муж вспоминает дни после роддома как филиал ада. Он вспоминает, как я выла, не плакала, а именно выла. Раскачивалась, слушала на повторе песню «Я тебя никогда не забуду» и завывала. Кстати, мелодией из этой песни можно за пару секунд деморализовать и меня и мужа.
У меня успели родиться Родион с Дуней. И те и другие роды тоже были травматичными, с акушерской агрессией, но я этого не осознавала. Мне было важно лишь то, что мои дети родились живыми.
Первые роды затуманились в сознании, но не забылись. Раз за разом они возвращались ко мне. В один из таких моментов мудрая и неравнодушная подруга обратила внимание на мое состояние и порекомендовала мне обратиться к Наташе Томилиной, доуле, создателю проекта «Natisisters». Сначала я не хотела идти, и у меня не было денег, но подруги — неизвестно что бы я без них делала! — подарили мне сумму, необходимую для закрытия родов.
Про Наташу я знала лишь то, что она сопровождала роды женщины, носившей, как и я, нежизнеспособного ребенка. Но та женщина решила не прерывать беременность. Она родила без препаратов и смогла попрощаться с малышом. Я боялась, что Наташа меня осудит.
Наташа была первым человеком, кто сказал мне: «Ты не виновата». С ней, через год после закрытия родов, я родила Елену.
25 ноября нашему Андрею будет десять лет, и только в последние годы я могу сказать, что окончательно перестала чувствовать свою вину за произошедшее. Теперь я не кляну себя за то, что не поступила иначе, и хочу рассказать об этих вещах, потому что не сомневаюсь в том, что есть множество женщин, прошедших через то же, что и я.
Я уверена, что есть многие, кто держат свою боль внутри, боль, многократно обесцененную фразочками вроде «еще родишь», чувство вины, внушенное теми, кто предполагает, что раз беременность закончилась трагедией, значит, в этом виновата сама женщина.
Вы не виноваты. В этом нет стыда. Это трагедия. Вне зависимости от того, на каком сроке и как это произошло, вне зависимости от того, можете или не можете вы «родить еще».
Вы имеете право проживать это так, как вам нужно.
Мерч
Рассылка
