Она больше не вышла замуж и всю жизнь хранила письма, которыми она и ее Иля обменивались в двадцатые годы. Их единственная дочь Александра нашла перевязанную тесемочкой стопку писем после смерти мамы. На одном из них была приписка ручкой: «Вот снова прошло много времени, и я читаю. Часто нельзя — разорвется сердце. Я старая, и вновь я та, что была, и мы любим друг друга, и я плачу».
Знаете, когда я решилась на материал о любовной переписке одного из моих любимых авторов, я представляла все совсем по-другому. Мне казалось, что история любви на расстоянии очень в духе времени: она одинокая и молодая в Одессе, он в Москве. Оба любят, но километры и обстоятельства мешают их счастью. Ну чем не заявочка для отличного материала в 2022 году?
Еще казалось, что письма из-под руки гения должны быть такими же гениальными. Но отец «великого комбинатора» меня обхитрил, сам он считал, что письма обязаны быть написаны плохо. В одном из писем любимой он так и говорит.
Я прочитала их все (что-то около ста пятидесяти писем, плюс изданные по ним книги с примечаниями друзей и родственников) и сильно разочаровалась.
Ну, ей-богу, семьсот страниц юношеских страданий, бесконечных признаний в любви и ревности. Семьсот страниц, где кто-то один обижен, а второй пытается что-то объяснить. Семьсот страниц одухотворенных сравнений их любви с погодными условиями. Ску-ка.
Где классический ильфовский юмор? Где очень точные и ироничные наблюдения?
Но потом я поняла, что жизнь, даже такого великого автора, как Илья Ильф, не очень-то похожа на похождения книжных персонажей. Она скучна, порой грустна и по большей части обыденна. Оттого читать живую переписку реальных людей становится вдвойне интересней. Они, как и мы, жили, любили, мечтали и боролись за свое счастье.
Переписка Ильи Ильфа с будущей женой началась еще когда они оба жили в родной Одессе. Письма из Одессы в Одессу влюбленные писали по ночам, чтобы утром при встрече обменяться ими.
Среда, 20 декабря 1922 года
Моя девочка с большим сердцем, мне незачем писать тебе, раз мы можем видаться каждый день, но до утра далеко, и вот я пишу. Мне кажется, что любил тебя еще тогда, когда зимой, под ветер, разлетевшийся по скользкому снегу, случайно встречался с тобой. Мой мальчик, если с головой завернуться в одеяло и прижаться в угол, можно ощутить твое дуновение, теплое и легкое. Завтра утром я приду к тебе, чтобы отдать письма и взглянуть на тебя.
По правде, писать романтические письма женщинам Ильф (кстати, Ильф — это псевдоним от первых букв имени и фамилии) начал еще до Маруси Тарасенко. Тогда писать письма было делом обыденным, писали все и часто.
Молодой Илья остро нуждался в поддержке — его мать только умерла, отец болел, братья разъехались, а друзья один за одним уезжали в Москву. Такой поддержкой для него стали две подруги — Лина Орлова и Тая Лишина, с которыми он познакомился в клубе поэтов и вел переписку.
Из переписки с Линой Орловой:
Здесь холодно, и меня мучает воспоминание о ваших теплых коленях. Я один в комнате, где могли бы быть и Вы. Я грустен, как лошадь, которая по ошибке съела грамм кокаина…
Кажется, что это письмо с романтической подоплекой, но прочитав сотни его писем, я явно вижу, что это не так. В письмах к Лине и другим людям Илья шутит, чего практически совсем нет в письмах к возлюбленной. С ней он как будто боится сказать что-то лишнее, боится остаться непонятым. Шутить он начинает только после свадьбы.
Мне нет спасения от шумящего твоего дыхания. Все одно. Вечером в воротах гремит замок, я вхожу. Утром со звоном летит гидроплан, я просыпаюсь. Это ты и это любовь к тебе. Вначале тайная и неразличимая, теперь она стоит поперек моего дня. Нет пощады, в снах, что мне видны, она шумит твоим дыханием. Мне нечего писать, кроме как об этом.
Они встретились в художественной студии, где Маруся обучалась. Илья напоминал ей его старшего брата Михаила, который работал в той же художественной студии, и к которому девушка испытывала романтическую привязанность. Но Михаил уезжает в Петроград, и вот перед Марией его брат Илья, такой похожий и такой влюбленный.
Днем она пишет картины, Илья читает ей стихи, вечером они сидят на подоконнике и обсуждают искусство, а ночью пишут друг другу романтические письма. Так началась история многолетней переписки. Она по подростковому наивна и местами наполнена странными метафорами:
И вся жизнь для тебя — таинственное пастбище с рогатыми коровами, которые могут забодать рогами. А коровы очень мирные и вовсе не бодаются. По зеленой траве можно идти совершенно спокойно. Маруся, по зеленой траве можно ходить спокойно. Ты меня поняла? Не усложнять, ничего не надо усложнять. Если бы мы были вместе. Но это будет. Я знаю.
В январе 1922 года Ильф решается «штурмовать Москву». Он очень хочет стать знаменитым, еще больше хочет иметь возможность жить с Марусей, но для этого нужны деньги.
Что мне Москва? Это ничего, это только чтобы заслужить тебя. Только. Три месяца. 90 дней и 90 ночей. А потом я тебя увижу. Тогда все. Будем ждать, девочка. Надо ждать.
Месяц Илья ночует у знакомых, а затем, устраивается в газету «Гудок» и получает комнату с половиной окна в общежитии. Это подобие жилища потом будет описано в «12 стульях»:
Большая комната мезонина была разрезана фанерными перегородками на длинные ломти, в два аршина ширины каждый. Комнаты были похожи на ученические пеналы, с тем только отличием, что, кроме карандашей и ручек, здесь были люди и примусы.
Илья пишет письма возлюбленной каждый день (а иногда по нескольку штук). В письмах мало информативности, о работе и жизни он говорит вскользь. Это тексты, пропитаны бесконечными страданиями и признаниями в любви.
Целую очень, очень, пальцы, губы, сгиб на руке и худое милое колено в синем чулке с дырочками. И синее платье, на котором тоже дырочки. И помню белую рубашку, в которой ты была на вокзале. Моя маленькая, я очень тебя люблю.
Мерч
Рассылка
Маруся пишет в ответ так же часто, так продолжается ДВА ГОДА.
Когда я сажусь писать вам, я крашу губы, чтобы стать красивее, как будто бы вы увидите.
В феврале 1924-го Маруся едет из Одессы в Петроград, но неожиданно сходит в Москве. Теперь в комнате-пенале, кроме матраса на четырех кирпичах, табурета и самодельного столика, добавляется примус и посуда. Маруся приезжает к Иле, и вскоре они женятся.
По большей части они решили расписаться, потому что женам сотрудников газеты положен бесплатный проезд на поездах. Ютиться в комнате с половиной окна было трудно. Однажды соседи-татары даже приводят в общежитие лошадь. Она невыносимо стучит копытами и фыркает.
Следующие пять лет Маруся ездит между Одессой и Москвой, а Иля продолжает работать. Их переписка продолжается.
Теперь письма влюбленных полны не только лирики, но и быта.
Из Москвы в Одессу:
Маля дорогая, я тут очень забочусь о хозяйстве, купил 2 простыни (полотняные), четыре полотенца вроде того, что я тебе оставил, и множество носовых платков и носков. Так что тебе не придется думать о носках и их искать, как ты всегда это делала. Хочу комнату не оклеивать, а покрасить клеевой краской. Напиши, согласна ли ты?…
Деньги я тебе пошлю завтра телеграфом. Напиши, где ты обедаешь и что делаешь. Я уже раз просил, но ответа не последовало на эти законные вопросы. Носки я иногда ношу даже розового цвета. Необыкновенно элегантно и вызывает восторженные крики прохожих… Милая моя доча, мы будем очень хорошо жить. Купим тебе шляпу и заживем очень элегантно.
Из Одессы в Москву:
Как это ни печально, приходится взять темой для письма мелкие хозяйственные дела, неминуемо связанные с деньгами. Долго объяснять не стану, а дело вот в чем: во первых, у нас нет одеяла, вернее, есть даже два, но они оба годятся к дьяволу, а поэтому, желая одно из них привести в порядок, требую не меньше как 15 рублей. Понятно? Если у Вас есть другие соображения по этому поводу, то напишите. А принимаю только следующее — не делать, ибо купила новое, дорогое, красивое одеяло. Вот так. Иначе мы обречены зимой на гибель. <…>
Если б Вы были умным супругом, то Вы, например, купили бы какой-нибудь шерстяной чепухи на платье, а также и сатиновой на одеяло, вроде того, что у нас на одеяле, или красивее, полагаясь на Ваш вкус. Здесь все гораздо дороже. В-третьих, мне нужно 12 рублей на туфли, как это ни странно. Потому что, опять же, по моем приезде в Москву мне не в чем будет ходить.
Из Москвы в Одессу:
Маруся, требуемые деньги (15 р.) посылаю. Шерсть и сатин будут куплены и быстро отосланы. Если Вам интересно, то сообщаю, что туфли здесь носят уже на мужском каблуке, но ноги по-прежнему не моют.
Ильф продолжает работать, теперь его постоянно посылают в длительные командировки во все концы родины. Из каждого города он пишет «дорогому мальчику» — так он ласково зовет жену.
Мне очень печально, что ты болен и похудел. Ты побольше кушай, тогда все пройдет. Купи себе мирмилад и кушай. От мирмилада пузо толстеет. И пуп делается глубокий. Честное слово, дорогой. Я уже совсем забыл, какой ты. А ты, наверно, очень хороший. Рыжий, носатый и толстенький. И новый.
В письмах он описывает все, что успел увидеть. Его стиль письма меняется с восторженно-романтического на узнаваемый «ильфовский». Видите, что бывает с женатыми людьми? Вот, например, письмо из Нижнего Новгорода:
Милый мой, добрый, ты у меня один на свете, больше у меня никого нет. Ты это знаешь. Я здесь уже целый день. Живу на вокзале. Мне дали комнату и постель с одеялом. На одеяле большими буквами вышито «НОГИ». Туда надо класть ноги. Сейчас я их туда положу и буду спать. Весь день я обозревал и ездил трамваем. Завтра я ездить не буду. По моим расчетам, трамвай еще сегодня вечером развалится…
В 1935 году у пары, живущей двумя городами, рождается единственная дочь Александра. Илья нежно называет ее Пиг (поросеночек).
А осенью он оставляет жену с малышкой и уезжает в большое путешествие по Америке.
Океан безлюден. Ни одного парохода не видел. Идем мы быстро. Все время заполняем громадные американские анкеты: «Покрыты ли вы струпьями?», «Анархист ли вы?», «Не дефективны ли вы?». И так далее… В Нью-Йорк мы должны прибыть 7 октября к часу дня. В печатном списке пассажиров я значусь как Mrs (мистрис Ильф). Это смешно. Еще едут с нами мистер Бутербродт, мистрис Бутербродт и юный мастер Бутербродт. Маршак бы написал про них стихи для детей: «Страшный мистер Бутербродт».
Каждый день Иля продолжает писать своему маленькому мальчику Марусе. Каждый город, каждый штат, каждая встреча отражена в письмах.
Когда писатель оказывается в Нью-Йорке, у его дочери прорезывается первый зуб, и вот вся переписка сводится к этому радостному факту. В одном из писем Маруся извиняется, что все ее слова только о доченьке Сашеньке, а еще просит купить в Америке нужное: побольше пудры и помаду, а также детские вещи. В Сан-Франциско Иля купил дочке Саше халатик и игрушки, о чем пишет в телеграмме.
К концу путешествия организаторы тура предложили писателям бесплатно съездить на пароходе на Кубу и Ямайку, совершенно недоступные для советских граждан в то время. Но «Ильфипетров» (именно так все называли соавторов) отказались: тоска по семьям совсем их вымотала.
Ильф писал Марусе:
Милая моя, нежная дочка, я уже очень заскучал. Ни тебя нет очень долго, ни Пига маленького. Дети мои родные, мне кажется, что никогда больше с вами не расстанусь. Без вас мне скучно. Вот ходят по улицам индусы, японцы, голландцы, кто угодно, и Тихий океан тут, и весь город на падающих склонах, а мне уже чересчур много, мне нужно вместе с тобой посмотреть, как наша девочка спит в кровати.
Илья немного лукавил, когда писал эти строки, потому что еще в начале путешествия он понял, что к нему вернулся туберкулез, которым он болел в двадцать лет. Он не хотел в это верить, но болезнь развивалась стремительно, и домой он вернулся уже серьезно больным.
Жену и дочь он к себе не подпускал, игрушки, которые передавал, просил стерилизовать, чтобы не заразить. Буквально пару раз он согласился взять дочь на руки. Маленькая Саша быстро отвыкает от отца и боится его. Только однажды, испугавшись какого-то жучка, девочка бросилась к папе. Илья потом радостно говорил жене: «Вот видишь! Все-таки жук оказался страшнее папы».
После тяжелой болезни Илья Ильф умирает. Маруся остается одна с маленькой дочерью в большой новенькой квартире, которую выдали популярному автору после сумасшедшего успеха «12 стульев» и где они грезили зажить «элегантно».
Мария Тарасенко всю жизнь хранила переписку с мужем и все время повторяла, как хорошо, что Иля не застал того, что случилось дальше. А дальше была война.
Старший брат Ильи с женой гибнет в Освенциме, средний умирает от голода в эвакуации, через пять лет после смерти Ильфа разбивается на самолете его соавтор Евгений Петров. Та самая квартира с тремя комнатами, где они с Марусей мечтали жить долго и счастливо, разграблена. Культовые произведения Ильфа и Петрова изымают из печати и библиотек, так как они признаются «вредными». Жизнь продолжается, омраченная страхом, цензурой и войной.
