«Простите, что засоряю вашу ленту»: колонка матери, которая устала извиняться за фото своего ребенка

В кругу бездетных людей родительство до сих пор иногда считается чем-то постыдным и неуместным. Об этом редко говорят напрямую, однако это уже превратилось в негласную социальную норму: женщины боятся постить в соцсети «слишком много» фотографий ребенка, чтобы от них не отписались, на дружеских встречах и вечеринках стараются не говорить о коликах и режущихся зубах, чтобы окружающие не подумали, что они совсем превратились в «клуш» и «наседок».

Переход от беззаботной бездетности к жизни, полной подгузников и пластмассовых игрушек, редко бывает безболезненным и простым — особенно, если какую-то пару лет назад вы сами посмеивались над теми, кто в пятничный вечер вынужден смотреть «Синий трактор» и вытирать чужие сопли.

Подобная участь постигла и Энн Терио, которая написала о своем опыте колонку для издания Romper. Перевели ее для вас.

Когда мне было около 25, мы с моими друзьями часто подшучивали над постами наших бывших одноклассниц в социальных сетях — особенно над теми, что касались их детей и брака. Мы проецировали на них нашу боязнь отстать от жизни и провалиться в «бытовуху». Как многие другие молодые и неуверенные в себе люди, мы думали, что ведем себя остроумно. На самом деле мы вели себя попросту жестоко.

Я помню, как одна из моих подруг сказала: «Они даже постят снимки УЗИ на Фейсбуке*. Это отвратительно. Ну типа, я не хочу смотреть на твои внутренние органы — держи их при себе». Уверена, вы уже догадались, что произошло потом. Несколько лет спустя, когда мне было 27, и я была беременна, узист вручил мне мою собственную распечатку 12-недельного скрининга.


Я переживала, потому что у меня были спазмы и кровотечения, но вот на снимке мой ребенок — его дергающиеся руки и трепещущее сердечко.


На тот момент я еще никому не говорила о беременности, кроме близких родственников и подруги, которой я позвонила прямо из туалета с тестом в руке, рыдая так сильно, что она сказала: «Даже не знаю, поздравлять тебя или нет». Но теперь вроде бы настало время для большого объявления: я была уже почти на втором триместре, УЗИ показало здорового ребенка, ну и, конечно же, у меня был снимок.

Я представила, как выкладываю его на Фейсбук* с подписью типа «Встречайте в ближайшей к вам кроватке уже в следующем феврале!». Затем я представила свою подругу и всех остальных — как они морщат нос и говорят «отвратительно», глядя на мой пост.

В итоге я выждала еще два месяца и запостила фотографию, на которой я сижу в кофейне с едва заметным животом. Подпись под фотографией была самокритичной и извиняющейся, что потом вошло у меня в привычку во всех вопросах, касающихся ребенка.


После того, как он родился, я постила фотографии своего сына на качелях или с собакой и подписывала их примерно так: «Простите, что засоряю вашу ленту еще одной фоткой!» или «Клянусь, это последняя на сегодня!».


Спустя несколько лет, когда у моих друзей начали появляться свои дети, я заметила, что они так же подписывали свои фотографии. Я задумалась над тем, откуда это берется — мы что, стараемся остановить воображаемы негативные комментарии еще на подлете? Или это то же самое, как когда мы постим фотографии с бойфрендом, умышленно преуменьшая его значение в нашей жизни: «умудрились провести неожиданно приятный вечер вместе с этим придурком»? Или дело в чем-то другом?

Когда я была беременна, я с нетерпением ждала появления ребенка, но при этом двойственно относилась к материнству. Слишком много раз я видела, как мои друзья по Фейсбуку* медленно растворялись в семейной жизни. Сначала пропадали их фамилии, сменяясь фамилиями их мужей, затем фотографии их профилей превращались в фотографии их детей.

Рано или поздно их посты сливались в один унылый поток: комментарий о грудном вскармливании, жалобы на ипотеку, выбор модели холодильника, который надо купить после большого ремонта. Я росла вместе с этими женщинами — и они всегда были шумными девчонками, веселыми девчонками, девчонками, которые увлекались искусством, театром или математикой.


Сейчас они скорее напоминали изможденных матерей, которых мы видели в детстве: усталых, унылых, неинтересных.


Я переживала, что меня засосет в воронку материнства, а потом выплюнет в виде совершенно неузнаваемой версии меня — настолько изменившейся, что я даже не буду переживать из-за этих изменений. Я клялась себе, что останусь прежней после того, как стану матерью.

Когда мои друзья первый раз пришли ко мне, чтобы познакомиться с ребенком, я пошла с ними на пожарную лестницу, где они курили, чтобы доказать им….что? Что я все еще была тем человеком, который выходит с другими на пожарную лестницу, чтобы посмотреть, как они курят?

За тот час, что они провели в моей квартире, я старалась не говорить о ребенке, хотя они хотели узнать о нем побольше. Я постоянно меняла тему, спрашивала их про работу, про мероприятия, на которые они ходили, про общих друзей, с которыми они виделись. Я стала взрослой версией понятия «не такая, как все девушки», только «не такая, как все мамы». Я и не задумывалась о том, что многие женщины до меня на протяжении многих лет уже пытались быть «не как все мамы».


Конечно же, материнство меня изменило. Как могло быть иначе?


Ранние годы однообразного труда: расписания кормлений, смена подгузников, надевание и снимание комбинезонов, бесконечная стирка. Все эти недооцененные часы, которые ты проводишь, выстраивая отношения со своим ребенком, расхаживая из стороны в сторону и трясясь, потому что он не перестает капризничать, и неторопливая радость, с который ты наблюдаешь за тем, как этот новый человек все больше и больше раскрывается с каждым днем.

Даже когда я расставалась со своим сыном, мое тело помнило о нем — когда подруга позвала меня в сауну, я была в ужасе, потому что молоко не просто подтекало, а брызгало из моей груди.

Я стала матерью, которая не могла перестать говорить о ребенке и наших бесконечных буднях со своими бездетными друзьями (а по факту на тот момент все мои друзья были бездетными). У меня больше ничего не было, я была полностью погружена в материнство.


Спросите меня, что происходило в мире в 2011 году, и я не смогу вам ответить, потому что мой мир уменьшился до размеров тела моего сына.


И поскольку изо дня в день это тело заменяло мне целый мир, я постила его бесконечные фотографии в интернет — потому что это были единственные фотографии в моем телефоне, и потому что мне было одиноко. Я хотела поделиться, чтобы хотя бы на секунду почувствовать единение со своими друзьями, с которыми я больше не ходила на вечеринки, и чьи лица я больше почти не видела, не считая миниатюр на экране моего ноутбука.

Вспоминая об этом, я думаю, что все эти самоуничижительные подписи — это способ сказать «Я все еще здесь!». Меня засосало в воронку, но это все еще я. Я в родительстве уже почти десять лет, и я все еще довольно неоднозначно воспринимаю все эти ловушки материнства. Но, думаю, это больше говорит не о самом материнстве, а о том, что за ним прячется — например, о том, как регулируется тяжелая бытовая работа, и о том, как обесцениваются традиционно женские области труда и самовыражения.

Сейчас, каждый раз, когда я вижу, что кто-то постит фото, сопровождая его всеми теми же реверансами, которые я использовала, я хочу посоветовать им просто делиться радостью и вещами, которые полностью захватили их мир.


Я хочу сказать им, что если это кому-то не нравится, то это проблема этих людей.


А еще я хочу извиниться перед женщинами, которых я безмолвно критиковала за то, что считала их собственным исчезновением. Я знаю, что там, на другой стороне экрана, они, скорее всего, чувствовали себя так же, как и я, пытаясь найти баланс в своей новой жизни — между материнством и своей личностью. Кто я такая, чтобы их за это судить?

И вот, что я хочу сказать всем остальным: мне ни капли не стыдно за все те фотографии своего ребенка, которые я постила, и я сделаю это снова. Надеюсь, на этот раз подписи к ним будут получше.

* — В материале упомянуты организации Meta Platforms Inc., деятельность которой признана экстремистской и запрещена в РФ.

Понравился материал?

Понравился материал?

Поддержите редакцию