Они сами напросились: колонка о том, как толерантность к насилию разрушает семьи

В 2022 году американские ученые выяснили, что тяжелые психологические травмы способны менять человеческое ДНК. То есть шрамы от масштабных трагедий вроде войн, геноцида, катастроф и стихийных бедствий буквально передаются из поколения в поколение.
Фото: nadine-shaabana / unsplash.com

Впрочем, совсем не обязательно быть генетиком для того, чтобы понять, что трагические исторические события, влекущие за собой смерть, голод, боль и страх, оставляют след не только на прямых участниках событий, но и на последующих поколениях.

Для России таким событием, бесспорно, стала Великая Отечественная война. Славной победе предшествовали годы лишений, жестокости и потерь, которые меняют человеческую психику навсегда. Самое страшное, что приносит за собой любая война (помимо человеческих потерь, конечно) — это толерантность к насилию. Я очень хочу, чтобы вы запомнили это понятие — мне оно кажется ключевым для понимания всего, что происходит сейчас в российских семьях. Вот смотрите.


Война говорит с людьми на языке насилия и агрессии. И позже, оказавшись в мирных условиях, люди, не знающие ничего другого, начинают применять схожие методы.


В книге Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо» война описана словами женщин, прошедших через нее, — с непарадной, а оттого — жутко натуралистичной, уродливой и кровавой стороны.

Мы уже публиковали цитаты из этой книги, посвященные материнству, а сейчас я хочу процитировать еще одну историю — о той самой толерантности к насилию, которая сопровождает любую войну.

«После войны… Человеческая жизнь ничего не стоила. Дам один пример… Еду после работы в автобусе, вдруг начались крики: „Держите вора! Держите вора! Моя сумочка…“. Автобус остановился… Сразу — толкучка. Молодой офицер выводит на улицу мальчишку, кладет его руку себе на колено и — бах! ломает ее пополам. Вскакивает назад… И мы едем… Никто не заступился за мальчишку, не позвал милиционера. Не вызвали врача. А у офицера вся грудь в боевых наградах… Я стала выходить на своей остановке, он соскочил и подал мне руку: „Проходите, девушка…“. Такой галантный…»

Целое поколение людей (многие из которых ушли на войну еще совсем юными) после победы вернулось в «нормальный мир», где воспитывало детей, заводило семьи, решало проблемы. Но толерантность к насилию, позволяющая его оправдать, осталась.


Не у всех, конечно, я не хочу раскидываться обидными обобщениями, но тот факт, что в России до сих пор очень лояльно относятся к физическим наказаниям детей и домашнему насилию, говорит сам за себя.


У послевоенного поколения фактически не было выбора — они прошли через самый травматичный опыт, который только можно придумать, не получив не то чтобы профессиональной психологической помощи, но и простого права о нем говорить. Они сами адаптировались к своей новой реальности, в которую неизбежно принесли следы военного времени.

Родители заставляли детей доедать до последней крошки — не потому, что не читали модных психологических статей, а потому, что все еще помнили о голоде и истощении. Родители били детей за провинности и учили их быть послушными — из-за животного страха за них, из-за неумения выражать эмоции по-другому, из-за собственной боли, которая не давала им покоя.

Дети выросли и стали воспитывать своих детей — так же, как «нас растили — и ничего». Понятное дело, что были среди них те, кто сумел пересмотреть собственное детство, что-то изменить и стать сайкл-брейкером — разрушителем вредоносного поколенческого цикла, но многие просто продолжили воспитывать так, как их родителей научила война.

Интересное по теме

«Зверства не дают себя похоронить»: отрывок из книги о последствиях насилия

Эти данные подтверждаются статистически: физические наказания детей все еще очень популярны среди россиян, многие из которых передают эту воспитательную традицию из поколения в поколение. В 2021 году мы запустили спецпроект #ХватитБитьДетей и в рамках него собрали очень много горьких и чудовищных историй о том, как обстоит дело с воспитанием детей за пределами нашего уютного НЭН-пузыря.

Насилие все еще считается нормой в российских семьях (если лично вы не бьете своих детей — вы огромные молодцы, но я пишу сейчас не про вас, а про ту часть общества, на которую безопаснее закрывать глаза). И я даже не знаю, что страшнее — то, что детей продолжают бить (шлепать годовалых за то, что плюются едой, давать леща двухлеткам за истерики, пороть трехлеток за непослушание), или то, что мы как общество к этому все еще толерантны.

Можно ли бить детей?

Читайте наш спецпроект о наказаниях

Если тема битья детей вам не близка, то есть еще один пример — домашнее насилие, закон о котором до сих пор не могут принять (про прогнозы я вообще промолчу). Инициативы по защите жертв домашнего насилия традиционно вызывают сильнейшее сопротивление в обществе — и я склонна полагать, что дело тут не только в патриархальных настроениях и низком уровне культуры сопротивляющихся. Мне кажется, дело тут все в той же толерантности к насилию.

Дело в том, что толерантность к насилию не обязательно делает самого человека насильником, лупящим домочадцев налево и направо. Когда человек толерантен к насилию, это значит, что он принимает тот факт, что насилие может быть использовано в определенных обстоятельствах.

Да, бить детей плохо, но иногда просто нет другого выбора. Да, избивать жену — это неправильно, но ведь она сама меня довела! И даже те, кто не поднимает руки на близких, поддерживают эти тезисы, потому что верят: иногда насилие уместно, оно имеет право на существование, это вполне валидный метод решения проблем — ну радикальный, ну не совсем легальный, но все-таки он есть, а значит, им если что можно воспользоваться.

Интересное по теме

«Иногда достаточно просто выслушать ребенка»: колонка о том, почему о насилии над детьми нельзя молчать. Даже в соцсетях

И именно толерантность к насилию, на мой взгляд, стала тем самым водоразделом, красной чертой, которая разделила общество в современной России. Вы, наверное, слышали о тех ожесточенных семейных конфликтах, которые все чаще вспыхивают на российских кухнях.

Поколение людей, потребляющее новости из телевизора, и поколение людей, потребляющее новости из интернета, столкнулись в непреодолимом разногласии. Поколение людей, уверенное в том, что насилие в свой адрес можно «заслужить», и поколение людей, выбравших гуманистические ценности, кричат и не могут друг до друга докричаться. Родители отрекаются от детей, дети разрывают связи с родителями.

Я не буду вдаваться в политику (это, кстати, тоже теперь незаконно), но если убрать из всех этих конфликтов мишуру пропаганды, фальшивых новостей и чужих мнений, то останется лишь она — все та же толерантность к насилию, которую в старшем поколении культивировали годами (Побили вас? А потому что надо было не высовываться!), и с которой новое поколение «небитых» отказывается мириться.


Мы часто сталкиваемся с доводом о том, что «мир не черно-белый» и «все не так однозначно».


Такие аргументы можно встретить под любыми материалами о насилии — будь то статья о недопустимости шлепать ребенка или новость о мужчине, до смерти забившем жену на собственной кухне. Люди отстаивают свое право применять насилие — потому что без него они боятся остаться беззащитными.

Однако предыдущий опыт показывает, что насилием можно добиться только насилия. Граница между допустимым и недопустимым стирается очень быстро, а толерантность к насилию формируется с детства (да-да, приучение ребенка с песочницы давать обидчикам сдачи — это тоже про это). Так вот знаете что? По-другому всегда можно. И нужно. И иначе нельзя.


Любая война оставляет за собой выжженную пустошь, на которой — только боль, страдания и травмы, передающиеся по наследству.


Все сломать можно буквально за пару недель, а вот на восстановление уходят десятки лет — и сейчас мы уже это с вами знаем на опыте нескольких поколений и на примере современных родителей, которые все чаще и чаще выбирают разговоры вместо шлепков.

Но, к сожалению, пока толерантность к насилию сохраняется в статусе одной из социальных скреп нашего общества, верить в то, что однажды любовь победит, очень не просто. Но мы постараемся.