Маша, дети и псын: как живет семья, которая взяла под опеку девочку-подростка

Маша Пячиц работает в «Карельском союзе защиты детей» и занимается сразу несколькими программами для подростков, оставшихся без попечения родителей. У самой Маши — трое детей: дочка Поля, сын Лева  и приемная дочь Фая. А еще у них есть «псын» Барни породы аусси-Барнюсси. В 2016 году Маша окончила МГИМО с английским, тайским и лаосским языками, но переучилась на детского психолога и вернулась в родной Петрозаводск, чтобы развивать город.

Маша сказала, что день интервью совпал с ее нелюбимым днем в месяце — когда надо считать семейный бюджет. Мы поговорили с ней о самых насущных проблемах — деньгах, психологической помощи и ожиданиях от приемного родительства.

«Это нормально —  помочь, если ты можешь»

— Как вы с мужем вообще решили стать приемными родителями?

— Я думаю, что я всегда хотела. То есть у меня какое-то внутреннее чувство справедливости такое. Мне кажется, что это норма. У тебя есть внутренний ресурс, у тебя дома все в порядке, все стабильно. А есть ребенок, которому это очень-очень нужно. И мне кажется правильным, логичным взять этого ребенка в семью. Поэтому у меня всегда было ощущение, что это по-любому случится в моей жизни, сто процентов. Но… Я долго «обрабатывала» мужа Илью, потому что он не был готов. Он в принципе более осторожный, но он добрый, сострадает людям, которые попали в трудную ситуацию. И он тоже считает, что это нормально —  помочь, если ты можешь.

— Ты Илью поставила перед фактом в какой-то момент, да?

— Ну… Я его поставила перед фактом сразу, когда мы познакомились, чтобы он понимал, во что вписывается. И он тогда был согласен. Потом я потихонечку его «обрабатывала». Потом, когда я начала работать «Карельском союзе защиты детей», появились уже конкретные дети. Это совершенно другая история, это не абстрактный ребенок. Я уже понимаю сейчас, что анкета на сайте — это вообще полный бред. Она не имеет с реальностью ничего общего.

Интересное по теме

«Соня пришла в нашу семью не потому, что мы не можем иметь детей, а потому, что она — классная»

Потом настал ковид, и ребята все оказались изолированы. Это было трудное время для всех, а для ребят это было особенно трудно, потому что они месяцами сидели в учреждении. Мне было так жалко их. И с двумя девочками мы начали выезжать из центра по делам, больше общаться. Я предложила Фае и ее подруге Саше стать для них наставником. Тогда программы «Наставничества» (программа помощи подросткам, оставшимся без попечения родителей, — НЭН) в городе не было, но я-то знаю, в чем она заключается. Объяснила им, говорю, давайте я буду для вас вот таким старшим другом. Они согласились. И мы с ними виделись раз в полторы-две недели. Вскоре после этого Сашу забрали в семью в Москву, она уехала. А я хотела оформить гостевой режим, чтобы в гости пригласить Фаю на Новый год. И не успела к празднику оформить документы, просто по своим личным причинам. И оказалось так, что Фая одна из всей группы Новый год праздновала с воспитателем. Мне было стыдно. Я думаю, что у нас дома как раз не хватало людей для веселья, а она одна в учреждении. Потом я быстро-быстро все документы оформила для гостевого режима. И мы с Ильей сошлись сразу на том, что если будет все нормально, то она останется у нас жить. Это не было решением стать приемными родителями. Мы так себя не называем. Потом мы сразу оформились в ШПР (Школа приемных родителей — НЭН). Мы приняли решение, как мы принимаем все решения по жизни: долго не думали. Прошли ШПР. С Фаей, естественно, было все нормально. И она осталась у нас. Ей было на тот момент 16 лет. Сейчас ей уже 19.

— Это правильный подход?

— Это все было неправильно. Но мы так сделали. И мы, естественно, огребли из-за того, что сделали все неправильно. Надо было, конечно, продумать, какой роли мы собираемся быть этому почти взрослому человеку. Мы подумали: «Ну, мы приемные родители». В России не распространен термин «замещающий взрослый» — человек, который занимается воспитанием, но не является мамой или папой. Нам казалось, что она просто будет у нас жить, мы будем жить вместе, и все будет хорошо.

Интересное по теме

Что такое замещающая семья и как ею стать? Разбираемся в тонкостях приемного родительства

— Но вы же проходили «Школу приемных родителей». Вас она не испугала тогда? Там же очень много говорят про то, что это все очень страшно и очень серьезно.

—  В нашей «Школе приемных родителей» была не очень хорошая подготовка в принципе. В основном нас запугивали воровством, вредными привычками, плохой успеваемостью. Но у нас с Фаей ничего из этого нет абсолютно. В школе очень мало, мне кажется, говорили именно про то, как тебе будет трудно с чужим человеком. Как будет тебе жить с тем новым собой, с которым ты познакомишься, только когда ты уже в это вступишь? Вот этого вопроса нам не задавали. Для меня это был главный вопрос. Для меня курение — это то, с чем ты разберешься, это такие житейские дела.

— Если «Школа приемных родителей» — не всегда эффективный инструмент в подготовке, то как тогда готовиться? Как бы ты порекомендовала подойти к этому процессу?

—  Мне кажется, это похоже на роды. То есть первый раз к родам ты готовишься (но я никак не готовилась, я подумала, все нормально пройдет). Ко вторым родам я подумала, что надо окружить себя специалистами. То есть надо знать, к кому ты пойдешь, если у тебя будут проблемы с физическим и психическим здоровьем. Например, решить, в какую группу поддержки приемных родителей пойдешь. И найти психолога, который специализируется именно на этой теме. То есть не искать новых специалистов в процессе, когда тебе и так уже трудно.

Интересное по теме

Что такое push presents и зачем они нужны

«Тебе не хочется возвращаться к себе домой. Непонятно, почему этот чужой человек у тебя там живет»

— Расскажи, пожалуйста, про адаптационный период, когда Фая оказалась уже у вас.

— Сначала было все в порядке. Как обычно бывает. Конфетно-букетный период. А потом… Я бы не сказала, что произошло что-то конкретное. Есть разные типажи детей, и с некоторыми ты максимально не сходишься. У нас «замороженный» тип привязанности. Фая, когда что-то не так,  закрывается очень сильно. Она молчит. Это даже невозможно словами описать, насколько она становится какой-то прозрачной и прилипает к стенке. Для того, чтобы это случилось, ничего особо делать не надо. То есть малейшее вскрикивание, кто-то наругал или что-то пошло не так, — она замолкает. Или просто у нее что-то там происходит, она, может быть, погрузилась в свои мысли, о которых она никогда в жизни никому не расскажет. Мне, например, это труднее, чем если бы был хулиган, который бегает, курит, матерится.

В первое время у меня было много силы, желания копаться и пытаться ее вывести из этого состояния, я могла часами прямо сидеть с ней, разговаривать, пытаться хотя бы как-то ее разговорить. Но разговор выглядел так: «Ну что, ну расскажи, ну давай попробуем». А она просто молчит. И я даже ставила эксперимент: я тридцать минут сидела рядом, а она молчала. Она может сидеть вечно, я думаю. В тот момент, когда она такое поведение начала демонстрировать, мы уже реально устали от всего, у нас было ощущение, что мы напрасно вообще в это ввязались. Это так трудно. Ты чувствуешь себя все время несчастным. Тебе не хочется возвращаться к себе домой. Непонятно, почему этот чужой человек у тебя там живет. И, конечно, это преодолевается только путем формирования новой привязанности. То есть нужно привязаться к этому новому человеку, ребенку. И если ты привяжешься, тогда тебе будет намного проще. То есть что такое привязанность? На уровне бытовых вещей это как минимум ощущение, что скучаешь. Что ты рад видеть человека, когда он, допустим, приходит домой. Что тебе хочется узнать у него, как дела. Для того, чтобы эта привязанность сформировалась, нужно много качественного времени проводить вместе, что-то делать, всякие поездки в том числе, готовить дома, убираться. Мы все вот это делали, делали очень много.

Но потом я забеременела и стала намного меньше времени этому уделять. То есть первый год я прям старалась на миллион процентов. И мне кажется, что у нас отношения вот такой вот параболой идут. И мы с Фаей это обсуждали, она согласна с этим полностью. То есть бывают такие периоды, когда мы на высокой точке, и все просто кажется таким классным, мы с ней так болтаем, так все хорошо. Мы вообще как будто близкие родственники. Ощущения, что она дочка — нет такого, конечно, но… очень близкий человек, как племянница. Да, близкая племянница, за которую я несу ответственность.

А бывают периоды спада, когда ты не чувствуешь привязанности. Ты чувствуешь похолодание, стену. И тебе кажется в моменте, что ее не пробить снова ничем. Она между вами огромная, лед просто, и непонятно, что с ним делать. Но потом отношения снова выходят наверх. И мы вот так живем на самом деле все это время. Просто мы научились адаптироваться под эти периоды спада. Мы понимаем, что это пройдет. И, наверное, станет потом снова хорошо.

«Если мы ей скажем  „устраивайся на работу“, она устроится. Если не скажем, она будет сидеть дома и смотреть сериалы целыми днями»

— А сейчас Фая с вами живет или самостоятельно?

— Она живет с нами. Потому что она абсолютно несамостоятельная. Абсолютно. Я не вижу вообще никаких предпосылок к тому, чтобы она всерьез задумалась, что надо двигаться дальше куда-то в жизни. Она очень ведомая, и делает что-то, только когда ей кто-то говорит. То есть если мы ей сейчас скажем «Фая, у тебя есть деньги, ты арендуй квартиру, жили отдельно», она это сделает. Если мы этого не скажем, она этого не сделает. Если мы ей скажем  «устраивайся на работу», она устроится. Если не скажем, она будет сидеть дома и смотреть сериалы целыми днями.

Интересное по теме

«Мама, я думала, что в школу ходят кушать». Как живет многодетная семья Троц из Карелии

— А сейчас она чем занимается? Она учится в колледже?

— Да, она заканчивает колледж в этом году, 28 июня у нее был выпускной. И думает, куда дальше поступать. Может быть, в другой город, может быть, пойдет работать. И потом, когда она начнет работать, мы будем серьезнее думать о том, где ей жить. Ей не дают квартиры от государства.

— Почему?

— Она прописана в квартире с мамой, где очень большая площадь. По площади она не проходит. Это все можно решить через суд, но очень-очень долго. Сейчас мы в судебном процессе, но не факт, что из этого что-то получится. С другой стороны, я думаю: «Ну вот все же дети так выпускаются в жизнь от родителей, и у них квартир нет». Они как-то учатся вертеться, думают, работают. Все эти бесконечные пособия от государства — они очень сильно развращают.

— Да, думаешь?

— Да, я уверена в этом. То есть кому-то… это становится дополнительным инструментом для повышения благосостояния. Но в 90 процентах случаев это просто развитие отношений по типу «мне все должны». Где моя хата? Где мое пособие? Почему меня не выплатили? Я ничего делать не буду, потому что у меня будет пособие в 60-70 тысяч рублей. Зачем мне вообще что-то делать?

— Как Фая ладит другими детьми в семье? Какие отношения у них с Полей? И потом еще родился Лева.

— Отношения хорошие: дети постоянно обнимают друг друга. У меня вообще бывает такое ощущение, будто я тут какой-то лишний элемент, который мешает всем нормально жить. Илья, мой муж, он более спокойный и сдержанный. Он не поддается эмоциям и не находится в состоянии постоянных спадов и турбулентности эмоциональной. Поля, Лева и Фая друг друга обожают. Лева еще маленький, конечно, но тоже к Фае очень сильно привязан. Они между собой братья и сестры, это вообще без вопросов. Никакой ревности, никаких проблем.

— Я так полагаю, что тебя родители, скорее всего, поддерживают?

— Нет. Они меня вообще не поддерживают. Они бы меня поддерживали, если бы я пошла работать в Министерство иностранных дел и зарабатывала там кучу денег, ходила в пиджаке и пожимала руку президенту. Тогда они бы меня поддерживали. Мама сказала, типа, вообще, ты что, с ума сошла, Маша? Она первое время с Фаей даже не здоровалась. Но мы с Фаей на эту тему шутили и разговаривали. Я сказала, чтобы Фая не принимала это близко к сердцу. И потом мы просто шутим: «Что, сегодня она поздоровалась, да? Слава богу. Мама молодец». Сейчас она уже хорошо к Фае относится, здоровается и поздравляет с днем рождения. Мой папа тоже сначала переживал, но он более спокойный. Он понимает, что уже ни на что не повлиять. Мама мужа поддерживает нас всегда.

— А у Фаи есть запрос на общение с биологическими родителями или нет? Вы об этом говорите?

— Мы говорим вообще абсолютно обо всем. У нее была бабушка, с которой у нее были очень хорошие отношения. Бабушка, которая ее любила, заботилась. И пока бабушка была у них, думаю, все было более или менее нормально, хотя я не уверена, что Фая рассказывает всю правду. Я предлагаю Фае сейчас найти бабушкину могилку, потому что она не знает точно, где та находится и она не была там ни разу. Пока что она еще не согласилась. Мама звонит примерно раз в год сама, пьяная: «Фая, ты че, как ты там?» Мама пьет уже давно и предполагаю, что там серьезные проблемы со здоровьем. Фая на нее обижается, злится. Она не хочет с ней общаться, прямо вот ее ненавидит. Она довольно сильные чувства, я думаю, испытывает. Но пока мы не продвинулись далеко в этих разговорах. Она ездила домой, наверное, один или два раза в самом начале, потому что там у нее собака дома еще была тогда. И Фая вот к собаке своей ездила и пересекалась с мамой.

— А как тебе кажется, нужно ли какую-то дополнительную психологическую помощь в проработке этих всех вопросов подключать?

— Наверное, надо. Но мы не делаем этого. У нас нет денег, честно скажу.

«Возможности купить самые дорогие помидоры у нас нет. Живем скромненько»

— Давай про финансовый вопрос. Трое детей — это как? Подъемно?

— Мы живем, как мне кажется, по средствам. Мы не покупаем дорогую одежду. Мы вообще детям не покупаем новую одежду, кроме Фаи, потому что она взрослая. Детям в основном кто-то отдает. Основной расход — это продукты. Ну да, конечно, эта жизнь намного дороже, чем если у тебя нет детей. Но поскольку мы оба работаем, нам проще. Мы даже откладываем на какие-то там большие потребности. Например, дачу покупаем. Я бы не сказала, что мы не справляемся, но возможности купить самые дорогие помидоры у нас нет. Живем скромненько.

— Есть миф, что люди усыновляют детей в большом количестве, чтобы получать огромные пособия от государства. Я так понимаю, что они на самом деле не очень высокие?

— Пособия, по-моему, сейчас около 13 или 14 тысяч на ребенка. Но оно до 18 лет, естественно, платится. После этого ребенок, который учится в колледже, сам уже получает пособия. Вот сейчас Фая получает сама около 20 тысяч в месяц. Деньги мы оставляем у нее. Сейчас столько все стоит! У нее больше десяти тысяч в месяц уходит на проезд и булочки. Немного денег остается на ее потребности, либо она откладывает на свой счет. Когда деньги поступали на мою карту, то мы тратили на ежедневные нужды семьи и на продукты. Мне кажется, что это больше актуально, может быть, для деревень где есть свое хозяйство, и люди, в принципе, живут намного дешевле в плане покупки продуктов. Да, бывает, что набирают по восемь детей. Если на каждого ребенка по 13 тысяч, по 14, то для деревни, возможно, это нормальная сумма. Я не знаю. Мне сложно рассчитать стоимость питания для этих восьми детей.

— В ШПР мне говорили, что сейчас очень сильно вырос процент возвратов детей в детские дома. Я так понимаю, что это в том числе из-за нереалистичных ожиданий от приемного родительства. Что ты думаешь об этом?

— Расскажу последнюю историю, с которой я столкнулась. Мальчика, с которым мы работали в «Союзе защиты детей» два года назад забрала родная бабушка. Ну это же то же самое, что твой ребенок, родной внук. И вот два месяца назад она его вернула. Она не справилась, потому что он очень трудный. Он матерится, поносит ее всеми матами возможными, себя отвратительно ведет,  вообще не помогает по хозяйству. Он уходит ночью гулять, пьет, курит. У бабушки нет ни образования, ни навыков, ни ресурсов, ни денег. Она вообще не знает, что с ним делать. Все-таки надо понимать, что эти ребята, они, во-первых, труднее среднестатистического подростка, намного. И даже те, которые кажутся подарочными, милыми детьми, — они труднее среднестатистических подростков.

Или, например, одна девочка, которая попала в приемную семью из учреждения. Она долго лечилась у психиатра от суицидальных  наклонностей, а это вообще не было на поверхности. Она выглядела супер —  настолько подстраивалась под социальную норму. Дети могут выглядеть покладистыми, хорошо учиться, но внутри у них будет постоянный кромешный страх.

И многие приемные родители, как я уже говорила, не понимают, с чем они столкнутся. И они это в условиях ШПР, мне кажется, не поймут. То есть здесь важно, чтобы было сопровождение дальше. Человек должен понимать, что он не один в этом. Это все-таки государственный ребенок, особенно если это опека. Она должна идти вместе со специалистами.

И, может быть, порекомендую немного снизить планку ожиданий по поводу родительства. Понимать, что в первую очередь это работа. И ты будешь делать эту работу, пока ребенок не вырастет. А возвраты… В основном, да, потому что люди вообще на другое подписываются. Они хотели быть родителями —  мамочкой и папочкой сладкого пупсика. И в большинстве своем возвращают детей меньше, чем через год, — это самый трудный адаптационный период. Когда возвращают, говорят вещи разные совершенно. Например: «Он ночью встает и смотрит на нас». Люди вообще быстро сдаются.

— Нужна бесплатная психологическая помощь каждой приемной семье и каждому ребенку? Или это звучит нереалистично?

— Мы сейчас выиграли грант как раз на сопровождение приемных семей. Начинаем с первого сентября. Это будет бесплатное психологическое сопровождение в формате ресурсных групп регулярных, плюс работа с психологом по запросу, и регулярное кураторское сопровождение, чтобы постоянно быть на связи с семьями. Посмотрим, что из этого получится.

Приемное родительство — разное, у каждого свой уникальный опыт и свои трудности. Почитать историю еще одной приемной семьи можно по ссылке.