«Я с тоской смотрю на беременных на поздних сроках». Читательница НЭН — о родах на 26-й неделе

31-летняя Татьяна ждала первого ребенка от любимого мужчины. Она планировала выйти в декрет и как следует подготовиться к встрече с малышом, но жизнь нарушила планы. Роды начались на 26-й неделе, и Татьяне сделали экстренное кесарево сечение. Малыш родился весом чуть больше килограмма.

«Я же всего на 26-ой неделе, даже в декрет еще не вышла, о каких родах могла быть речь?»

Став мамой, я подписалась на НЭН. Я увидела много историй таких же читателей, как и я. Среди них были печальные и жизнеутверждающие, пугающие и обнадеживающие. В большинстве своем они находили отклик среди других читателей: кому-то помогали пережить трудности, кого-то учили понимать других, расширяли кругозор. И еще я поняла, что это помогало тем, кто делился своей историей — это был шажочек, чтобы осмыслить, что же с ними произошло, чтобы принять ситуацию. Именно поэтому я тоже решила поделиться своей историей.

Мне 31 год, я жду своего первого ребенка — желанного ребенка от любимого мужчины. Все шло хорошо: проблем не было, беременность протекала легко. В конце второго триместра мы с любимым полетели в Египет погулять и подышать морским январским воздухом. По прилету домой я сдала анализы — все нормально.

Вечером через неделю у меня начал периодически побаливать живот. Я не придала этому значения — мне казалось, что это проблема с кишечником — из-за беременности у меня появились сложности со стулом, бывали болезненные моменты. Всю ночь я ворочалась и пыталась улечься поудобнее, чтобы живот не болел. Утром почувствовала себя отлично, только не выспалась. Поехала в больницу на сахарную кривую (проба на толерантность к глюкозе, — прим. НЭН), а потом — в офис на работу.

Уже после обеда я ходила по кабинету и охала — боли стали повторяться. Но я никак не могла подумать, что это серьезно. Я даже шутила с коллегой — будет смешно, если я рожу в офисе. И это мне действительно казалось смешным — я же всего на 26-ой неделе, даже в декрет еще не вышла, о каких родах могла быть речь?

Интересное по теме

Недоношенные дети: что нужно знать родителям, если ребенок родился раньше срока

«Любимому сказала, что доберусь сама и чтобы он оставался дома»

Но вечером того же дня мне стало не смешно. Я знала, что существуют тренировочные схватки, что они уже могли у меня начаться на таком сроке. И я думала, что это именно они. Хотя смущало то, что болезненность нарастала.

Пыталась попасть к врачу на онлайн-консультацию, но не успела попасть в рабочее время. Приняла ванну — вроде стало легче. Ложась спать, я сказала своему мужчине, что ночью я поеду в больницу, если боли не прекратятся. А боли не прекращались — наоборот, они становились сильнее и чаще. В один из таких спазмов я сползла на пол, чтобы переждать в более удобной позе — в коленно-локтевой. Тогда я и поняла, что что-то неладно. Стала будить любимого и собирать рюкзак.

В рюкзак я кинула документы и всякую ерунду — пижаму, беруши и маски на глаза, а вот необходимые вещи вроде тапочек, туалетной бумаги, кружки и ложки, шампуня и пр. мне в голову не пришли (хотя маска на глаза меня в дальнейшем сильно выручала, да и беруши были очень нужны). Конечно же, у меня еще не было специальных сумок для роддома, не собран был тревожный чемоданчик. Этим вопросом я планировала заняться в декрете…

Скорую решила не вызывать — подумала, что на такси уеду быстрее. И любимому сказала, что доберусь сама и чтобы он оставался дома. И вот в три часа ночи по зиме я еду в такси в перинатальный центр. Ехать недалеко — по ночной безлюдной дороге не более десяти минут, но мне этот путь показался вечностью — каждые пару минут я сжималась от спазмов. У ворот меня высадили.

Стою я у калитки и понимаю, что она закрыта, а света в будке при ней нет. Я подумала, что ночью нужно через другой вход попадать. Иду вдоль забора больничного городка, который тянется на квартал в одну сторону. Периодически хватаюсь за забор и дышу, как видела в обучающих видео. Обхожу почти кругом и понимаю, что входа не вижу. Идет снег, светят фонари. Спросить, как попасть в больничный городок, не у кого. В итоге я нахожу сторожку, бужу деда-сторожа и по его рекомендации пробираюсь в больничный городок через какой-то проход. Благо, на здании перинатального центра горит большая яркая надпись — она меня вела по пути через больничные корпуса.

Дойдя до здания, ищу вход, что непросто при обилии запасных выходов. Наконец, ближе к четырем утра, попадаю в приемное отделение. Меня встречает сонный персонал. Они начинают оформлять документы, спрашивать у меня, что случилось. Казалось, что это тянется бесконечно, что их вопросы глупые, что говорят они очень тихо (приходилось переспрашивать). Такой потерянности я до этого давно не ощущала.

«Личные вещи пришлось положить в мусорный пакет, который мне, смилостивившись, дала медсестра»

Нужно было сдать на хранение одежду и рюкзак. Так как у меня не было с собой подходящей сумки, то личные вещи, которые я брала с собой в больницу, пришлось положить в мусорный пакет, который мне, смилостивившись, дала медсестра. После того, как все формальности улажены, к моему облегчению, меня ведут на осмотр к врачу. Дальше я жду, что мне скажут.

До этого момента, по мере нарастания силы спазмов и сокращения интервалов между ними (а я все еще отказывалась назвать это схватками), моя паника нарастала. Ее сдерживало то, что нужно было анализировать ситуацию, а потом принимать решения: что-то делать, куда-то идти, отвечать на формальные вопросы. Боль и то, что я вторую ночь была без сна, притупляли ощущения.

Поэтому я не приняла слова дежурного врача о том, что нужно делать уколы для раскрытия легких ребенка, как подтверждение того, что я в родах. Хотя на уколы согласилась. Меня направили в отделение, где женщины лежат на сохранении. Спустя еще полчаса бумажной волокиты мне сделали необходимые уколы и дали таблетки, отвели в палату.

В палате я свернулась калачиком на кровати, надела маску на глаза и стала ждать. Схватки становились все реже и слабее: сначала интервалы были четыре-пять минут, потом шесть-семь, потом уже 30. К семи утра я перестала их фиксировать в приложении, смогла уснуть и отдохнуть.

Утром я была довольно бодра. В отделении задерживаться не планировала, но заказала родным принести мне в больницу необходимые вещи. Поговорила с врачом — она не сказала ничего конкретного, так как результатов анализов еще не было, только сказала, что нужно будет полежать пару дней на КТГ и поделать капельницы.

Интересное по теме

«Страшное наступило, а я не готова»: отрывок из романа «Сердце» Малин Кивеля

Мне казалось, что все нормализуется, что таблетки и капельница помогают. Я была настроена на позитив. Конечно же, беспокойство сохранялось, но дневной свет отодвинул все страхи. Казалось, что прошлая ночь была дурным сном, что вот сейчас я в надежных руках врачей, что я здоровая женщина, которая носит под сердцем здорового ребенка, что мы с моим малышом все преодолеем, что…

В общем, я бодро общалась с соседкой по палате, с энтузиазмом набрасывалась на больничную еду и пыталась смириться с тем, что неделю перед декретом проведу в больнице и не успею закрыть рабочие хвосты. Я лежала с капельницей и КТГ до вечера, ночью мне разрешили спать без датчиков. Спала я хорошо — схватки иногда были, но я не обращала на них внимания, отсыпалась за предыдущие бессонные ночи.

«Врач сказала, что вероятность доносить ребенка хотя бы до 37 недель крайне мала… Я не доносила его даже до конца того дня».

Утром следующего дня врач пришла на обход. Мне прописали антибиотики — выявили вагинит, непонятно откуда взявшийся. На вопрос о причинах схваток мне не ответили. Когда я спросила, каковы для нас с малышом прогнозы, врач сказала только, что вероятность, что я доношу ребенка хотя бы до 37 недель, крайне мала… Сейчас это звучит очень иронично — я не доносила ребенка даже до конца того дня.

К вечеру схватки стали учащаться, а их сила нарастать — по монитору КТГ это было явно видно. Где-то в 17 я опять включила приложение. Когда интервал между схватками стал примерно четыре минуты, я сообщила медсестре. Меня повели на осмотр, потом на УЗИ.

Помню, как сидела в коридоре перед кабинетом УЗИ в ожидании врача. На время схваток я вставала и наклонялась, держась за спинку стула, или садилась на корточки. В этот момент я осознала, что мой малыш появится на свет сегодня, что мы с ним не дотянем и до тридцати недель, не говоря о сорока. Я гладила свой небольшой живот и просила прощения у сына, умоляла его быть сильным.

В тот момент слезы наворачивались на глаза, меня слегка трясло от накатывающего страха, от осознания серьезности ситуации. Но я понимала, что изменить что-либо я уже не в силах — мои слезы не помогут ребенку, мне нужно было собраться. Именно тогда я точно решила, как назову ребенка — я дала ему имя своего деда, который для меня пример крепкого здоровья, стойкости, силы и твердости характера.

После УЗИ медсестра помогла мне собрать вещи в пакеты, посадила меня в кресло и повезла на экстренное кесарево сечение. Действия врачей и медсестер были какими-то обыденными. Меня не успокаивали (может быть, от того, что я не билась в истерике?), ничего не объясняли, просто говорили, что сейчас делать.

Говорить о кесаревом особо не хочется — все было в руках врачей. Я была растеряна, напугана, но старалась не подавать виду, исполнять все указания. Белая и холодная операционная, яркий свет, моя нагота, обездвиженность части тела, капельницы — это все очень жутко. Вокруг было много медперсонала: человек шесть врачей для меня и еще несколько врачей-реаниматологов — для ребенка.

Врачи общались на темы, не связанные со мной, шутили. Анестезиолог пытался шутить и со мной, но мне было сложно поддержать, хоть я и что-то попробовала сказать в ответ.

Когда достали моего сыночка, он что-то пискнул на дельфиньем. Это меня чуть успокоило. Краем глаза, пока врач зашивала меня, я пыталась следить за реаниматологами. Кто-то из них сказал, что малыш симпатичный, — это было как бальзам на мое истерзанное страхами за сына сердце. Позже сыночка на секунду показали мне и унесли — разглядеть его я не успела. Следующие минут двадцать были мукой — меня колотило от озноба, тошнило, безумно хотелось, чтобы это поскорее закончилось. А врач все никак не могла найти мой второй яичник перед тем, как зашить, задавала мне вопросы по этому поводу — ватным языком я пыталась ответить что-то.

И вот наконец-то все было закончено. Когда стали все прибирать — оказалось, что подо мной лужа кала (мне не успели поставить клизму). Тогда мне на это было вообще плевать, да и сейчас, кроме легкой неловкости, я не испытываю ничего негативного по этому поводу. А вот когда подняли мои ноги, чтобы все убрать, меня охватил ужас — умом я понимала, что это МОИ ноги, но я не чувствовала их совершенно, а угол, под которым их подняли, был таким, что казалось, будто ноги отделены от тела. Это страшное ощущение, до сих пор не могу забыть этот момент.

«То, что мне было больно физически, приглушало мои терзания»

Ночь я провела в реанимации. Меня укутали двумя одеялами, через час озноб прошел. Боль начала накатывать, но уколы и таблетки обезбола мне несильно помогли — уснуть я не смогла. В зале было еще пять коек, но, кроме моей, была занята только одна — там тоже лежала женщина после кесарева. Я удивлялась, как она умудрялась заснуть да еще и похрапывать. Мне же всю ночь предстояло вертеться и крутиться.

Медсестры ушли спать, оставили пульты экстренного вызова. Когда отошли от наркоза ноги, я по рекомендации медсестры попробовала повернуться на бок. Из-за неловкого движения выдернула переходник к мочесборнику. Попытка вызвать медсестру через пульт ни к чему не привела, тогда я сама нащупала трубочки и подсоединила их. Как оказалось утром — звук сигнала моей койки был почему-то отключен. Хорошо, что моя проблема не была серьезной.

Интересное по теме

«Сломанное кресло, хамское отношение персонала, отсутствие элементарных удобств»: монолог молодой матери о пребывании в роддоме

За ночь к моей соседке дважды приносили ребенка и учили прикладывать к груди. Я смотрела на это и хотела выть от отчаяния и тоски. Хотя то, что мне было больно физически, приглушало мои терзания. Ко мне ночью пришла детский реаниматолог и сообщила, что малыш стабилен, его вес 1060 граммов, рост 36 сантиметров и что утром нужно будет прийти в отделение реанимации новорожденных.

Я постаралась сконцентрироваться на положительной информации, хотя страхи за сына вились во мне роем. Ничего я так сильно не ждала, как наступления утра. Было много времени на тяжелые мысли — чувство вины перед сыном за то, что я не справилась, что не смогла его защитить, тоска из-за того, что я не смогла познать все радости беременности, не смогла пройти через естественные роды, насладиться декретом, подготовить дом к появлению ребенка. А еще я очень ругала себя за излишнюю самостоятельность и нежелание беспокоить других.

Эта ночь была первой, но не последней, когда чувство вины грызло меня. Шли дни, недели, месяцы. Постепенно проблемы со здоровьем сына уходили одна за другой, мое чувство вины стало утихать. Больше я не корю себя за то, что полетела за границу во время беременности, что ездила на автомобиле и вела активный образ жизни. Хотя не думаю, что уже справилась с этими переживаниями полностью.

Да, я успокоилась, счастлива в материнстве, но все равно понимаю, что преждевременные роды стали для меня травмирующим опытом — я с тоской смотрю на беременных на поздних сроках, жалею, что не посидела в декрете, не отдохнула от работы перед появлением ребенка, не сделала много того, что запланировала. Надеюсь, что постепенно я смогу примириться с тем, что все пошло не так, как хотелось бы. Надеюсь, что когда-нибудь я буду просто счастлива быть мамой и не буду вспоминать с ужасом о непростом начале моего материнства.

НЭН-курс