Разбор о людях с неограниченными способностями
Об инклюзии слышали, наверное, все. Чиновники бодро отчитываются о реализации госпрограмм в поддержку инвалидов, родители жалуются, что дети с особыми потребностями вредят учебному процессу, а учителя настаивают, что инклюзивное образование должно выглядеть совсем не так, как выглядит у нас в стране. Разберемся и мы в том, что такое инклюзивное образование и как оно должно выглядеть.
Люди с ограниченными возможностями здоровья были всегда, и всегда их старались интегрировать в жизнь общины. Даже неолитические общества пытались включить детей с инвалидностью в повседневный быт, давая им какие-то легкие поручения, которые они были способны выполнять.
Соответственно, первая идея, которая возникла по поводу образования людей с ограниченными возможностями здоровья, — это дать им специальность, с которой они будут способны хоть как-то зарабатывать себе на жизнь. Людей с проблемами опорно-двигательного аппарата — выучить мастерить что-то руками, слабослышащим — дать возможность трудиться, не завися от голосовых команд, слабовидящих — обучить игре на музыкальных инструментах и так далее.
Проблем с этим «жалостливым» подходом было несколько. Во-первых, не существовало каких-то общих методик обучения и специальных преподавателей — учили энтузиасты на свой страх и риск. Во-вторых, деньги на обучение детей с инвалидностью выделяли благотворители, и средств этих вечно не хватало. В-третьих, желая достигнуть цели, учителя могли проявлять изрядную жестокость. А в-четвертых, список доступных профессий был сильно ограничен, из-за чего людей с ограниченными возможностями здоровья считали, мягко говоря, глупенькими.
«Жалостливо-благотворительная» концепция обучения людей с инвалидностью существовала с конца XIII века и, кстати, представлена в образовании до сих пор.
Но в конце XVIII века мыслители и педагоги дошли до революционной идеи: инвалидность не всегда означает ограниченность интеллекта. Следовательно, встал вопрос: как сделать так, чтобы люди с ограниченными возможностями здоровья могли обучаться более полно и выбирать себе карьеру по плечу?
Ответом стали коррекционные и специализированные школы — поначалу редкие, но к ХХ веку расцветшие по всему земному шару. У коррекционного подхода было много плюсов. Он, например, позволял обустроить образовательное учреждение под нужды воспитанников, обучить педагогов работе с особенными детьми, давал ученикам более широкие возможности в будущем выборе профессии, позволял сохранить ресурсы родителей (потому что большинство подобных школ являлось интернатами).
Но и проблемы были тоже. Например, коррекционные школы не позволяли детям научиться взаимодействовать со сверстниками без особенностей здоровья. Они не адаптировали к жизни в «большом мире». А «большой мир» оказывался не готов к необычным специалистам, потому что дети с инвалидностью скрывались в стенах госучреждений по 11 лет, и когда они оттуда выходили, окружающие воспринимали их как «шок-сенсацию». И еще — из-за того, что коррекционное образование существовало как нечто совершенно отдельное от общей системы, обучение часто шло по упрощенным программам и в «щадящем» режиме. В результате только самые целеустремленные воспитанники подобных школ могли претендовать на высшее образование и денежную профессию. Остальные вливались в сообщество людей с ограниченными возможностями здоровья, получающих среднее профессиональное образование по благотворительным программам (см. первый подход).
Что такое инклюзия в классическом определении? Это включение в активную жизнь социума всех людей, вне зависимости от их особенностей.
По данным ВОЗ, около 15 процентов населения Земли имеют какую-либо инвалидность. Оставлять всех этих людей за бортом социальной жизни — негуманно, глупо и расточительно. Поэтому встал вопрос: как интегрировать всех людей с особенностями здоровья в общество, да так, чтобы интеграции не противились? Ответ очевиден — воспитывать всех вместе.
Еще в 1987 году в США были проведены масштабные лонгитюдные исследования, которые показали, что люди с ОВЗ, обучавшиеся инклюзивно, чаще продолжают образование и живут независимо, чем те, кто закончил спецшколу. Они также быстрее находят работу, получают более высокую зарплату и имеют более широкий круг общения.
Исследователи пришли к выводу: не нужно исключать ребенка с особыми потребностями из образовательной среды — нужно приспособить среду к нуждам ребенка. Сделать ее физически доступной, как минимум; переобучить педагогов для работы с разными учениками; увеличить количество методик преподавания; нанять в школы тьюторов, которые смогли бы помогать нейроотличным детям.
В 1994 году делегаты Всемирной конференции по образованию лиц с особыми потребностями создали и подписали Саламанкскую декларацию и рамки действий по образованию лиц с особыми потребностями. В ней указывалось, что каждый ребенок имеет уникальные особенности, интересы, способности и учебные потребности. Соответственно, стоит развивать системы образования и разрабатывать учебные программы таким образом, чтобы учитывать широкое разнообразие этих особенностей и потребностей. Лица, имеющие особые потребности, как отмечается в Декларации, должны иметь доступ к обучению в обычных школах, которые обязаны создать им условия, используя педагогические методы, ориентированные в первую очередь на детей, чтобы удовлетворить их потребности.
Во многих странах, подписавших Саламанкскую декларацию, тут же началась работа по созданию инклюзивных школ. Но, к сожалению, технологии, необходимые для создания по-настоящему инклюзивной среды, появились только на рубеже ХХ и XXI веков. Интернет, программы-расшифровщики текста, голосовые интерфейсы, учебники и лекции именитых педагогов в открытом доступе — все это позволило сделать образование гораздо более доступным для самых разных людей.
Разумеется, спецшколы с развитием инклюзии никуда не делись. Просто у детей с ограниченными возможностями здоровья и их родителей появился выбор — где учиться.
Лидерами внедрения инклюзивного образования являются Великобритания и США. В Великобритании, если ребенок имеет инвалидность или испытывает трудности в обучении, он может получить статус SEN (Special Educational Needs). Дети с этим статусом учатся либо в специально оборудованных школах, либо в обычных, но приспособленных под их нужды. Новые школы строятся с учетом этих особенностей изначально, а вот со старыми — трудности. Многие образовательные учреждения находятся в исторических зданиях, которые трудно реконструировать для создания безбарьерной среды. Но, несмотря на это, большая часть детей с ограниченными возможностями здоровья обучаются в стандартных школах.
В США 65 процентов детей с ОВЗ обучаются в обычных классах, а 45 процентов школ полностью укомплектованы всем необходимым для любого ребенка с особыми потребностями. При этом инклюзия осуществляется двумя способами: в первом случае дети с ОВЗ включаются в обычный класс, во втором — набирается отдельный класс для детей с особенностями, но свободное время и школьные праздники они проводят со сверстниками.
Финляндия далеко продвинулась по пути инклюзии — у них нет спецшкол. Все дети с ОВЗ учатся вместе с обычными детьми. Для облегчения процесса в классе присутствуют два учителя: один ведет урок, второй помогает детям с особыми образовательными потребностями. Все школы оборудованы средствами, облегчающими передвижение маломобильных школьников, а учебники выпускаются сразу в нескольких форматах.
Скандинавы в целом сделали ставку на инклюзию и социализацию людей с особенностями здоровья. У них есть спецшколы, но в них обучается исчезающе малый процент детей с ОВЗ: один процент в Швеции, менее одного — в Норвегии, два процента — в Дании. Секретом успеха северных стран стали высочайшие требования к квалификации педагогов.
Япония, где ранее существовала целая сеть спецшкол, сейчас обучает три четверти своих детей с ОВЗ в обычных школах. Для этого учителя регулярно проходят повышение квалификации, а образовательные учреждения используют ассистивные технологии.
Конечно, детям с ОВЗ инклюзия позволяет лучше социализироваться, достигать больших академических успехов, становиться самостоятельнее. Вопрос в том, как дети с особыми образовательными потребностями влияют на своих обычных сверстников? Многие родители по всему земному шару, например, опасаются, что ребенок с интеллектуальными нарушениями повредит успеваемости нейротипичных детей.
Ученые провели несколько масштабных исследований, в результате которых пришли к выводу, что наличие нейроотличных детей и детей с интеллектуальными нарушениями в классе в большинстве случаев не влияет на успеваемость их товарищей. На втором месте неожиданно оказался результат «влияет положительно». То есть при наличии ребенка с особыми потребностями остальной класс либо сохраняет уровень знаний, либо повышает его, а не скатывается в «двойки-тройки», как боялись родители.
Однако другие исследования показали, что присутствие в одном коллективе нескольких детей с тяжелыми эмоциональными и поведенческими расстройствами может незначительно сказываться на успеваемости их одноклассников. Но распределение таких ребят по классам — это вопрос исключительно логистический, так что наличие одного «особенного» ученика не превращает остальных в двоечников.
Общее образовательное пространство позволяет обычным детям развить эмоциональный интеллект и усовершенствовать свои навыки общения. В инклюзивных классах меньше предвзятости, предрассудков и буллинга, потому что дети с младых ногтей понимают — все люди разные.
Кстати, дети с нарушениями интеллектуального развития, обучающиеся в обычной школе, серьезно опережают сверстников из спецшкол: у них выше оценки и лучше память, они смелее взаимодействуют с окружением и быстрее усваивают новое. И это не незначительные отличия, а буквально опережение на годы вперед.
В 2008 году Россия ратифицировала Конвенцию о правах инвалидов — документ, дочерний по отношению к Саламанкской декларации. Однако инклюзивное образование в нашей стране пока находится в зачаточном состоянии: по данным на 2023 год, только 30 процентов детей с ограничениями по здоровью учились в обычных школах. Остальные получали образование либо в спецшколах, либо на дому.
Почему инклюзия в нашей стране не приживается, несмотря на бодрые заявления чиновников, рассказала педагог-психолог одной из московских школ, пожелавшая остаться неназванной по этическим причинам:
Сразу скажу: я всеми руками за инклюзию, но то, как программы по организации доступной среды выглядят у нас в стране, — это просто печально.
Потому что для того, чтобы выбраться из дома, им приходится совершать подвиги: старые дома не оборудованы пандусами и подъемниками, а там, где пандусы есть — они не всегда функциональны (я лично видела один такой — крутой спуск, заканчивающийся в метре от витрины цветочной лавки!). Тротуары совершенно не приспособлены для колясок, общественный транспорт в большинстве случаев не оборудован для перевозки людей с инвалидностью и так далее. Тут бы из дома хоть раз в неделю выбраться — не то что каждый день в школу! И это в Москве, а в регионах все еще печальнее.
Потому что спецшкола изначально рассчитана на незрячих: их не собьет автобус на нерегулируемом переходе, они не заблудятся, никто не устроит неожиданную выставку поделок в коридоре…
Школы, конечно, стараются адаптироваться, но это касается, в основном, новых зданий. В старых провести реконструкцию крайне сложно. Мало просто поставить пандусы и спилить пороги — нужны туалеты для людей с инвалидностью, широкие коридоры, подъемники, лифты. Как все это организовать, если проект здания ничего подобного не предусматривал?
Но это ладно — во многих европейских странах школы расположены в старых зданиях, которые не так-то просто перестроить. Это общая проблема, которую пытаются решить и Великобритания, и Германия, и Франция, и куча других государств. Выкручиваются по-разному: где-то флигель пристраивают, где-то подъемники наружу выводят, где-то выбивают деньги на полную реконструкцию помещения, где-то обучают маломобильных детей в обычной школе, но в классах, расположенных исключительно на переоборудованном первом этаже.
Главная проблема российской школы — это обучение детей с интеллектуальными нарушениями, расстройствами поведения и нейроотличиями.
Почему-то считается, что если поместить таких детей в обычный класс и учить их по стандартной программе — это и есть инклюзия. Но это не так! Многим детям с особыми потребностями нужно дополнительное внимание, тьютор, поддерживающая среда. Например, детям, чувствительным к шуму, необходимо тихое пространство, где можно передохнуть.
Однако в обычные школы ходит меньше трети детей с ОВЗ. Поэтому администрации экономят на тьюторах и адаптациях.
В итоге учитель, у которого и так 30 с лишним учеников, должен вести занятия, проверять тетради, заполнять документы, посещать педсоветы, удерживать дисциплину и параллельно создавать поддерживающую среду для особенного ребенка. Если это ребенок с физическим нарушением — можно справиться. Но если это ребенок с РАС, СДВГ или интеллектуальными особенностями — один учитель не справится. И скорее всего, просто махнет рукой.
Повторюсь: я за инклюзию. И не каждому «особенному» ребенку нужно сопровождение.
У моей коллеги, например, учится девочка с синдромом Дауна. Ей явно не требуется тьютор или какое-то иное сопровождение: она веселая, активная, поет, учится по обычной программе, в основном на четверки. Да, она не сдаст контрольную первая в классе, но она ее напишет на положительную оценку. Может застесняться отвечать у доски и залезть под парту, но если ей пообещать опросить индивидуально — ответит. Коллега говорит: с ней вообще нет проблем, всю суету наводят два вполне здоровых, нейротипичных хулигана.
Но хорошо скомпенсированные дети с особенностями развития — это большая редкость. В массе своей дети с интеллектуальными нарушениями, нарушениями поведения и нейроотличиями требуют дополнительной поддержки, которую учитель не в состоянии оказать. Они способны обучаться по стандартной программе, но для этого им нужен проводник в мир знаний — тьютор.
Тьютор может объяснить непонятное, пресечь нежелательное поведение, аккуратно организовать взаимодействие обычных детей и своего подопечного. Кстати, во многих западных школах отмечался рост успеваемости в классах, где были «особенные» дети с тьюторами, потому что сопровождающие объясняли тему не только «своему» ученику, но и его одноклассникам. Проблема в том, что российские школы не нанимают тьюторов. На это не выделяется средств, количество специалистов ограничено, система «два педагога в классе» еще слишком нова… В итоге дети с особенностями снова воспринимаются как помеха — сверхзагруженными педагогами, детьми в классе и родителями нейротипичных детей. Полагаю, что нам до по-настоящему инклюзивной школы еще расти и расти. Но мы хотя бы сделали первые шаги — это уже хорошо.
Таким образом, инклюзивное обучение действительно полезно для детей с ОВЗ, но далеко не всегда реализуемо — в первую очередь из-за неподготовленной инфраструктуры и нехватки специалистов.
Но изменить среду, подходы и даже законы — в наших силах. Например, мама знаменитого «человека в железном легком» Пола Александера вместе с другими матерями добилась для своих детей возможности учиться по общей программе и сдавать экзамены на дому. Это тоже путь.