«А принц все не шел»

Аннет Схап — голландская художница и писательница, автор сказочной повести «Лампешка». В издательстве «Самокат» вышла ее новая книга в переводе Ирины Лейченко — семь классических сказок братьев Гримм и Шарля Перро в истории о семи девочках. Аннет Схап перекладывает эти сказки на современный лад, добавляя в них психологизм, понятный современному читателю.

НЭН публикует отрывок из книги.

Шиповник

Девочки родились в один день, у одной матери. Но не слишком походили друг на друга.

Одна из них была милей и красивей. Пела чуть мелодичней, училась лучше. И отличалась от сестры еще кое-чем.

— Насколько я могу судить, мы мало что можем сделать, — сказал доктор. — По правде говоря, ничего. Мне очень жаль. — Подобно злому колдуну, он поставил на календаре грозный крестик. — Вот сколько ей осталось. Возможно, она протянет еще несколько месяцев, но, боюсь, не дольше.

Говорил доктор тихо, но все — отец, мать и сестры — испугались так, будто он прокричал эти слова во весь голос.

Девочки с мамой расплакались, отец сжал кулаки, будто хотел кого-то ударить. Доктор мгновенно нырнул под стол, и отец ударил по столешнице.

— Нет! — воскликнул он. — Нет, я не согласен! Этого не будет! Нет!

Дома отец тут же принялся писать всем лекарям в округе и за ее пределами. Поскольку платил он хорошо, они приезжали и осматривали девочку, которая теперь все больше лежала в постели. Доктора ощупывали и мяли ее, кололи иголками, заглядывали так глубоко внутрь, как только могли, но в конце концов говорили одно и то же.

— Осталось недолго. Несколько месяцев. Или недель.

— Не может такого быть! — не выдержал как-то отец. — Наверняка найдутся доктора и поумней! Получше этих шарлатанов!

— Не позвать ли мне сестру? — предложила мать. — А ну как она знает, что делать?

— Эта старая ведьма? От нее-то что толку? — рявкнул отец.

Он больше не мог сидеть, стоять, спать. Он искал лекарей, все более редких, из дальних стран, в масках и в странных одеяниях. И все более дорогих. Врачеватели исполняли перед девочкой загадочные песнопения, плясали у ее постели. Но в конце концов и они качали головами.

— Осталось недолго. Несколько недель. Или дней.

— Так остановите же время! — крикнул как-то отец. — Выбросьте все часы, сожгите календарь!

Он запалил в саду большой костер и побросал на него время. Календари, песочные и наручные часы, газету, что приходила каждый день.

— Там, где нет времени, оно не может истечь! — хрипло кричал он.

Соседи позакрывали окна, спасаясь от дыма, и глубоко вздохнули. Из сострадания, но еще и потому, что знали: это не поможет. Возможно, отец и сам это знал, потому что продолжал искать, день за днем, других докторов, которые сказали бы что-то новое. Каждый вечер он возвращался домой все более уставшим.

— Что-нибудь изменилось? — спрашивал он еще в дверях.

Мать девочек молча качала головой.

Отец сажал больную себе на колени и гладил ее, зарывался лицом ей в волосы, целовал так, будто хотел ее выпить.

— Ты еще здесь, — говорил он. — Ты еще здесь.

Девочка в его объятиях отвечала все реже.

В углу сидела ее сестра и наблюдала за происходящим. Она тоже чувствовала, как время медленно уходит, как утекают те немногие часы, которые она еще могла провести с сестрой. Ей столько всего хотелось сделать вместе: прыгать через скакалку, играть в «гуся», придумывать захватывающие истории. Но времени на это уже не было: сестра была слишком слаба, и они никогда не оставались вдвоем.

Девочка смотрела на своих опечаленных родителей, которые теперь почти не замечали ее.

«Вслух они этого не произносят, — размышляла она, — но про себя, конечно, думают. Все думают: почему вышло так, а не наоборот?» Сестра ведь красивее и милее и всегда хорошо училась. А сама она что? Только и умеет, что мечтать за партой. Не успеет взять ручку — а чернила уже вытекли. Пытается что-то приготовить — ее стряпню едят только из вежливости. Если бы при смерти лежала она, родители горевали бы намного меньше.

Она бы и рада это изменить. Но как?

Отец испробовал все, но ничего не помогало. Больная с каждым днем слабела и затихала, а теперь только и делала, что спала. Он сидел у ее кровати и с растущим отчаянием перебирал и перелистывал рекламные буклеты медицинских светил. Лекарей, которых он мог бы позвать, не осталось.

— Я все-таки пригласила сестру, вечером зайдет, — сказала мать.

— Ах, зачем? Ты ведь не думаешь, что она хоть что-то…

— Ничего я не думаю. Просто хочу ее видеть.

— Только если визит будет не слишком утомительным. Все время, которое отведено моей дочери, — мое! — буркнул отец.

Вечером тетя девочек на цыпочках зашла в комнату. Внизу, в прихожей, она крепко обняла сестру и не отпускала долго-долго, лишь спустя четверть часа они смогли что-то друг другу сказать. Теперь она бросила быстрый взгляд на девочку в постели и подошла ко второй племяннице, которая тихонько сидела в кресле. Тетя поцеловала ее, подмигнула и со словами «К прошедшему дню рождения!» вручила подарок. В свертке оказалась скакалка.

Девочка крутанула скакалку и осторожно подпрыгнула.

— Не шуми! — тут же зашипел отец и, разъяренно зыркнув на свояченицу, бросил: — Если ты больше ничего не принесла, ради бога, уйди.

Тетя чмокнула испугавшуюся девочку и мягко вытолкала ее из комнаты.

— Пойди попрыгай в саду.

Только когда та вышла, тетя посмотрела на больную в кровати и положила руку на бледный лобик.

— Осталось недолго, — тихо сказала она.

— Может, скажешь что-нибудь, чего я не знаю?

— И предупреждаю сразу: вылечить ее я не смогу.

— Ну так проваливай поскорее!

— И все же кое-что в моих силах. — Тетя вынула из сумки маленький пузырек с серебряной ложечкой. — Это поможет ей спать спокойным сном.

— Она и так слишком спокойно спит, — процедил отец, с трудом сдерживая ярость. — Проблема вовсе не в этом.

— Я знаю. Но это поможет ей спать и дальше.

— О чем ты? — В комнату, неся кофе, вошла мать девочек. — Ты хочешь сказать?..

— Да, именно так. Она будет спать. Не умрет.

— Не умрет?

— Нет. Она будет спать, пока… Пока не придет время проснуться.

— Ну конечно! — прорычал отец. — Пока не явится принц и не разбудит ее поцелуем!

— Возможно. Такое бывает. Может статься, этого и не случится. Или случится через очень долгое время. Но она будет дышать. Будет жить.

— Будет жить…

В глазах отца блеснула малюсенькая искорка надежды. Он посмотрел на лежащую в кровати дочь. Ради нее он был готов на все. На все.

Тетя налила в ложечку пару капель и поднесла к девочкиным губам. Та послушно проглотила их и тихонько вздохнула.

Чтобы заметить перемену, нужно было присмотреться очень внимательно, но кое-что и вправду изменилось. Ее дыхание стало чуть глубже, щеки чуть менее бледными.

— Несколько капель раз в неделю, — объяснила тетя. — И все.

— И все? Отец с горечью вспомнил бесчисленные пилюли, ампулы и сиропы, на которые растратил все деньги. Выдавить из себя «спасибо» ему не удалось, но он медленно кивнул свояченице.

— И сколько же это продлится? — спросила мать. — Когда придет принц?

— Этого я не знаю.

— Что, совсем ничего больше не можешь сказать?

Тетя покачала головой. Потом медленно произнесла:

— Хотя нет, пожалуй, кое-что скажу. Одну вещь.

— Да? Какую?

— У вас есть еще одна дочь.

Родители, сперва напряженно приставшие, разочарованно опустились обратно в кресла.

— А, ну да, — пробормотали они.

Их дочь прыгала на траве за окном. Было слышно, как она считает прыжки — от одного до ста и опять сначала.

II

Девочка спала. Простыня у нее на груди легонько подымалась и опускалась.

Родители перетащили наверх все: стулья, кофейный столик, торшер, корзину с вязанием и кроссвордами. Спальня девочки превратилась в гостиную. В изножье спала кошка. Отец с матерью поставили свои кресла по обе стороны кровати, как можно ближе, чтобы держать дочь за тонкую белую руку. Так они могли видеть каждое подрагивание ресниц, слышать каждый вздох.

— Она спит, — говорили они друг другу. — Она дышит. Она еще здесь.

Одна только вторая дочь спускалась вниз, чтобы готовить еду или ходить за покупками. Каждый раз ей все труднее было открывать входную дверь, потому что вокруг дома вовсю разрослись сорняки. Особенно вытянулся шиповник с извивающимися побегами и злыми колючками. Поначалу девочка еще обрезала ветки, но те становились все толще и жестче. К счастью, сама она делалась все тоньше, так что ей достаточно было совсем чуть-чуть приоткрыть дверь, чтобы выйти из дома. Садовые ножницы ржавели на дверном коврике.

Год за годом куст рос и уже дотягивался до окна спальни. Летом он восхитительно цвел, потом лепестки скукоживались, осыпались, и вновь наступала зима.

Девочка в постели все спала.

Ее сестра обычно готовила яблочный мусс из яблок в саду и пекла блины — для этого многого не требовалось. Да и родители ели мало. Спали они прямо в креслах и просыпались только затем, чтобы смотреть на лежащую в постели дочь.

— Она еще дышит? — спрашивали они.

Ее сестра кивала.

— Дышит. Спите дальше.

Так они и делали, постепенно старея, худея и отчаиваясь.

А принц все не шел.