«Для адекватных родителей двух недель достаточно, чтобы сделать далекоидущие выводы и начать избегать ситуаций, в которых они применяют наказания»: отрывок из книги Екатерины Бурмистровой «Как понять дошкольника»

Считается, что насилие над детьми — это когда их избивают до синяков, что наказание — это регулярная порка, какая-то особенная жестокость. Но на самом деле в семьях все может быть совершенно иначе. Молчаливая дистанция — это тоже наказание, и часто гораздо более болезненное для ребенка, чем импульсивный шлепок.

Как психотерапевт я работаю с детскими воспоминаниями взрослых людей, нынешних родителей. На занятиях в группах я всегда спрашиваю: кого в детстве наказывали? Обычно руки поднимают от трети до половины людей, весь зал не поднимает руки никогда, ни при каком размере группы. То есть это поколение, в основном уже «не поротое», выросшее на основе более либеральных взглядов на наказания.

И хотя систематической порки в этих семьях не было — никого не пороли по субботам розгами, и никто из родителей, бабушек и дедушек не считал телесное наказание правильным, — тем не менее периодически «прилетало» почти всем. Поднимают руки в группах психотерапии не те, кого пороли регулярно (таких обычно 2–3 человека на группу), а те, кому доставалось, когда родители испытывали раздражение, когда мама была «в минусе», когда папа был выпивши, когда взрослые переживали сложные периоды своей жизни.

Получается, что примерно у половины нынешних родителей в «сундуке с наследством» есть нерегулярные импульсивные наказания. Скорее всего, эти наказания их родителями не поддерживались: может быть, они даже переживали, что наказывают детей. Поколение же прародителей к наказаниям относилось лояльнее. Как рассказывала одна дама, бабушка ее била и приговаривала: «Я била обоих своих сыновей, и оба сейчас — доктора наук».

Поскольку в традиционном сознании отношения в семье выстраивались в иерархическом порядке, то вопросы власти, наказания, воспитания решались совершенно однозначно. Нашим недалеким предкам даже представить было невозможно, что родители будут ходить на цыпочках вокруг маленького «свинтуса», а потом мучиться рефлексией и не спать ночами.

Это изменение, которому уже больше 70 лет, основывается, с моей точки зрения, на очень высокой ценности личности ребенка. Раньше детство видели по-другому, но после Второй мировой войны подход к ребенку в целом изменился. Сейчас выросло уже второе или третье поколение родителей, для которых личность ребенка — это самое ценное, что есть. Ребенок помещается в центр семейной системы, все внимание родителей обращено на детей. А если это единственный ребенок, он может стать «императором». Не будешь же наказывать императора!

Задача у нынешних родителей — пройти по «острию бритвы»: с одной стороны, нужно помочь ребенку раскрыться, с другой стороны, есть вероятность вырастить человека, который не чувствует границ дозволенного. Если границы не выставляются в период дошкольного детства, то вырастет личность, которую никто ни в чем не ограничивал.

Казалось бы, здорово: ребенок растет свободным и творческим. Но очень часто вырастает «пограничник» — человек, который все время провоцирует, исследует границы дозволенного.

Как ни странно, пограничную типологию могут породить два типа воспитания: очень жесткое, когда у ребенка совсем не было пространства свободы, и слишком мягкое, когда вообще не было границ и ребенок так и не разобрался, что можно, а что нельзя.

В семьях, где родители не могут поставить необходимые границы поведению ребенка, ситуации бывают разные: ребенок гораздо более упорный, чем мама; или мама с папой слишком увлеклись теорией о том, что никакую волю ребенка вообще никак нельзя подавлять; или это конфликт темпераментов; или у родителей включается собственный травматический опыт насилия.

Очень часто в голове у родителей самый настоящий «спам»: картина жертвенного материнства, где происходит полная подстройка под ребенка, под реализацию его желаний, которая начинается с младенчества и потом не заканчивается. Но ребенок обычно уже в возрасте до 3 лет понимает, что у мамы и папы тоже есть свои желания (хотя очень часто люди, став родителями, лишают себя права на свои желания). И есть люди, которые, в принципе, не способны останавливать несносное поведение маленьких детей, и тогда в подростковом возрасте все проблемы процветут пышным цветом.

Если родители не хотят наказывать ребенка, тогда нужно уметь устанавливать границы и иметь наготове множество вариантов реакции, когда ребенок эти границы нарушает. Границы помогают менять его поведение, но не разрушают его личность.

Я очень рекомендую познакомиться с так называемой «жетонной системой поощрения», которая может работать вплоть до подросткового возраста. Потом и эта система работать перестает, и тогда с ребенком нужно договариваться, как со взрослым. Принцип жетонной системы поощрения в том, что ребенку подробно описывается желаемое поведение и назначаются некоторые бонусы. Ребенку очень важно понимать не то, за что его будут ругать, а что от него именно хотят родители. И это не торговля и не шантаж, это обозначение желаемого поведения, которое будет премировано.

Дети очень разные

Есть сложный возраст от 1,5 до 3–4 лет, пока речь ребенка не станет полноценной. Есть подростковый возраст. А бывают просто трудные дети: возбудимые, с плохой регуляцией, очень напористые или чрезвычайно похожие по упорству на кого-то из родителей. В этих ситуациях велика вероятность яркого эмоционального контакта, переходящего в наказание и непрогнозируемое насилие. С таким ребенком нужно обращаться очень аккуратно.

Можно заметить: одному ребенку ори не ори, хоть линейки ломай над головой, выражаясь фигурально, ему все как с гуся вода, он совершенно не реагирует. А есть дети, которые замирают даже от чуть изменившегося тембра голоса. С таким ребенком стоит проговорить: «Знаешь, когда я ору, я тебя все равно очень люблю и очень за тебя переживаю». То есть объяснить, что этот крик — не сигнал опасности, а некое «кривое» проявление любви.

Если случаются разные по палитре ситуации: например, мама накричала, и ребенок замер, но в следующий раз он ответил, а как-то вообще все в шутку перевели, — то это нормально. Но если на гнев родителей ребенок замирает всегда или родитель не может по-другому отреагировать, кроме как применить насилие, — тогда ситуация близка к «красной зоне». Тут должен «замигать датчик»: нужно что-то менять. В этом отличие конфликта от насилия: в конфликте есть разнообразные сценарии и относительное равенство сил.

Лучше всего работает не наказание, а лишение поощрений, когда родитель говорит ребенку: «Ты сегодня уроки не сделал и не выполнил домашние обязанности, поэтому ты остаешься без планшета, без мультиков, без футбола». Лишение поощрения — это не эмоциональное наказание в порыве гнева.

Нынешние родители за каждый свой импульсивный шлепок или резкое слово в адрес ребенка обычно потом долго раскаиваются, даже ходят на психотерапию, мучают батюшек в церкви на исповеди. Они уверены, что ребенок — очень хрупкий, легко травмируемый человечек и уже одного шлепка достаточно, чтобы потревожить и даже дестабилизировать его нежную психику.

Получается некий «многослойный пирог». На уровне «сундука с наследством» — воспроизведении образцов родительских семей — у людей существует склонность к импульсивным наказаниям, а на уровне убеждений «в пироге» находится слой понимания, что наказывать и даже голос повышать на ребенка нельзя.

На практике в таких случаях, как правило, образуется гремучая смесь: современные родители наказывать не хотят, не могут, но поведение детей-дошкольников, а потом и младших школьников иногда такое, что если других инструментариев и навыков повлиять на ребенка нет, то родители просто вынуждены срываться на наказания. А потом еще страшно переживают. Для ребенка это может выглядеть как сумбурная смена стиля воспитания: мама нашлепала, а потом прибегает в слезах просить прощения.

Для современных родителей послевкусие наказания тяжелее, чем сам процесс: начинается длиннейшая рефлексия по поводу того, «как же она так могла — ребенка побила, какая она плохая мать». Многие родители не знают, что эмоциональное отвержение травмирует ребенка гораздо серьезнее.

И, к сожалению, в копилке их опыта — и из семей, и из детских дошкольных заведений, и из летних лагерей — лежит практика наказания не только физического.

В психотерапевтических группах люди, которых в детстве не шлепали, часто поднимают руки в ответ на вопрос: «Наказывали ли вас по-другому, например эмоциональной дистанцией?» И эти люди часто оказываются травмированными гораздо серьезнее, потому что им было очень сложно принять молчаливую дистанцию и эмоциональное отвержение родителей. Это ведь тоже наказание, и часто гораздо более болезненное, чем импульсивный шлепок. Мне хочется предложить родителям подумать: а что вы умеете, кроме того, как шлепнуть, в ситуации, когда ребенок вас «достал»? Можете ли вы расширить «желтую зону» — ту зону, где вы еще не шлепаете, но уже вышли из спокойного состояния, уже испытываете раздражение, а ребенок все еще не слушается?

На самом деле это разговор не о наказаниях, а о способах управления и контроля, которые есть у родителей. Чаще всего темой наказаний озабочены родители мальчиков и родители возбудимых детей с какими-то минимальными нарушениями. Обычно первый пик наказаний приходится на возраст 3–4 года — в этот период с малоуправляемыми моторными мальчиками разговоры не помогают.

А второй пик наказаний — это подростковый возраст, как ни странно. Когда это уже здоровые «лбы», иногда они выше папы и мамы, совершенно сформировавшиеся, тоже чаще мальчики (но и девочки могут иногда «зарваться»). Они провоцируют и демонстрируют абсолютную неподконтрольность. И тут родители часто применяют наказания, опять же скорее от страха и растерянности, чем намеренно.

Надо помнить, что бывают дети с высокой чувствительностью, впечатлительные, с тонкой организацией. Они могут быть и жутко возбудимые, но их точно нельзя наказывать физически.

И все же ребенка лучше шлепнуть, чем оскорблять или игнорировать. Другое дело, что ни до того, ни до другого доводить не надо — работа должна проводиться в зоне профилактики, а когда уже все дошло до края и средств управления нет, машина едет без тормозов.

Что делать, если ребенок ведет себя неправильно и его невозможно остановить?

Я рекомендую методику динамического наблюдения. Это практика прогнозирования собственной реакции и реакции ребенка. Стоит понаблюдать за собой и в течение двух недель записывать, в каких ситуациях, в какое время суток, в какие дни недели возникает нежелательная реакция? Какие существуют нормативные, то есть повторяющиеся, конфликты? Что их провоцирует? В какие моменты вы делаете то, что делать не хотели бы? Я рекомендую отмечать в календаре периодичность собственных вспышек гнева.

Есть родители, которые очень сложно «переносят» определенный детский возраст, и это специфично: кто-то трехлеток обожает, а кто-то от тех же трехлеток сходит с ума; кто-то договаривается с подростками на раз-два-три, а у кого-то с подростками постоянно режим «белого каления».

Календарь хорош тем, что можно познакомиться с собой настоящим и в сложных ситуациях перестать реагировать в обычной манере. «Я не выношу детское нытье, или какой-то определенный властный тон, или беспорядок в ванной». Любую ерунду можно не выносить вплоть до состояния потери контроля. Но это всегда имеет предысторию, и если ее раскрутить, вы перестанете попадаться в одну и ту же ловушку.

Обсуждать вслух эти ситуации с членами семьи — еще одна страховка. Когда мама или папа обдумывают случившееся, мощно растет зона осознанности, и тогда появляется запас времени от происшествия до тяжелой реакции на него. Обычно для нормальных, адекватных родителей двух недель достаточно, чтобы сделать далекоидущие выводы и начать избегать ситуаций, в которых они применяют наказания.

Конечно, невозможно сохранять спокойствие семь дней в неделю, 24 часа в сутки, но можно быть в основном спокойным. Важно, чтобы в голове не было идеала, как, например, параметры женской фигуры 90-60-90, со стремлением к которым некоторые женщины довели себя до анорексии. Это должно быть мотивирующим, а не дезориентирующим фактором, потому что слишком высоко поднятая планка демотивирует. И еще: чтобы дети слышали, с ними надо говорить спокойным, твердым тоном, я называю это «твердый знак». Не голосом «Марьи Ивановны», кричащей воспитательницы из детского сада. В интонации не должно быть агрессии. Это должно быть спокойное, волевое утверждение, за которым стоит уверенность в том, что именно родители могут устанавливать правила и у них есть силы сделать это уважительно.