За историю существования ГУЛАГа через исправительные лагеря прошли миллионы женщин.
Многие из них, оказываясь в лагере или выходя оттуда, записывали свои воспоминания о пережитом. Как прощались с детьми перед заключением, каких людей встречали в лагере, как влюблялись, месяцами не видели свое отражение в зеркале, рассказывали, что помогало им переносить тяжелый труд, как с большим трудом возвращались к свободной жизни. НЭН составил подборку мемуаров узниц ГУЛАГа.
В мае 1937 года метеоролога Ольгу Раницкую из Киева обвинили в шпионаже и отправили отбывать наказание в Карагандинский исправительно-трудовой лагерь. В Киеве у нее остался сын. В лагере Ольга решила сделать для него комикс про метео-чертика, который назвала «Труды и дни».
В нем Ольга рассказывает о жизни Чертика, который работает на метеорологической станции. К каждому рисунку прилагается двустишие. Жизнь Чертика — это хроника лагерных будней Раницкой.
Она не сразу узнала, что ее сын Саша покончил жизнь самоубийством, не выдержав издевательств одноклассников, которые унижали мальчика, потому что его мать сидела в лагере. Когда Ольга узнала, что ее сын погиб, она перестала делать «книжечку» (так она ее называла) и оставила ее своей знакомой по лагерю.
После освобождения «книжечка» 60 лет хранилась у нее дома, а в 2009 году дочка бывшей узницы передала «книжечку» корреспондентке «Новой газеты» Зое Ерошок. Сотрудники издания провели расследование и восстановили историю Ольги Раницкой. Оказалось, что Ольга удочерила двух девочек, несколько раз была замужем и умерла в 80-е. «Новая газета», музей ГУЛАГа и Фонд Памяти издали книгу, в которую вошли все материалы исторического расследования и сама «книжечка».
«Дни идут, окончен срок. Прозвенит ли мой звонок?»
Ольга Раницкая
Ольга Адамова-Слиозберг в 20-е годы получила специальность экономиста в Московском университете и вышла замуж за ученого. Она была арестована после расстрела ее мужа и отправлена в лагеря на Колыму на восемь лет. Адамова-Слиозберг была подругой этнографини Нины Гаген-Торн, которая тоже попала из университетской московской среды на Колыму и написала там мемуары о жизни в лагере.
Ее воспоминания напоминают откровенный разговор со спокойным, вдумчивым человеком. Адамова-Слиозберг рассказывает не только свою историю, но и истории женщин, которые встречаются на ее пути. Эта книжка похожа на сборник психологически точных зарисовок о характерах и судьбах женщин, оказавшихся в очень сложных обстоятельствах, объединенных ее личной историей наблюдавшей за ними авторки.
«Наверху на площадке было зеркало во всю стену. Мы не видели себя более трех лет. Все же мы были женщины. Увидев зеркало, мы побежали к нему толпой. Я побежала к зеркалу и, стоя в толпе, не могла понять, где же я. И вдруг я увидела усталые и печальные глаза моей мамы, ее волосы с проседью, знакомую, грустную складку у рта… Это была я. Я стояла, разинув рот, и не могла поверить, что я уже не молодая женщина, к которой на улице обращались „девушка“, а вот эта пожилая, грустная женщина, на вид лет сорока…»
Ольга Адамова-Слиозберг
«Доднесь тяготеет» — это сборник мемуаров, написанных узниками ГУЛАГа. В конце 80-х, когда это книга была издана впервые, люди стояли за ней ночами в очередях в книжный магазин на Арбате.
В сборник включены мемуары очень разных женщин: девушки, родившейся в интеллигентной семье на Малом Знаменском в Москве; Елены Сидоркиной из семье марийских крестьян и ставшей редакторкой газеты «Марий Коммуна»; жены политического активиста Берты Бабиной-Невской. Их объединяет общий опыт: обыск, прощание с перепуганными детьми, лагерь и желание с помощью рефлексии — ведения дневника — сохранить лицо в сложных обстоятельствах.
«Помню, как простилась с сыном. Он, тепленький и сонный, в своей кроватке даже не проснулся, когда я целовала его, думая об одном — увижусь ли с ним скоро опять? То, что могу вообще не увидеть его, в тот момент еще не приходило в голову. У ворот легковая машина „М-1“. Садимся. Москва, по-зимнему еще морозная, спит в фиолетовых тонах начинающегося рассвета. Проезжаем малорослый в те времена Охотный ряд. Он пустынен, но кое-где уже зажигаются огни. Я хочу курить. Машину останавливают и красноармеец командируется за папиросами. Про себя отмечаю эту любезность. Вскоре он возвращается. Едем Дальше. Лубянка. Приехали»
Вера Шульц
Это маленькая и страшная книжечка, которую вы сможете прочитать за вечер и вряд ли уже когда-нибудь забудете. Она написана легким языком и полна тонких свидетельств жизни человека, у которого забирают восемь лет жизни, а взамен — дают существование в нечеловеческих условиях. Для читателя может стать открытием рассказ Бардиной о том, что привыкнуть к тюрьме проще, чем после восьми лет лагерей привыкать к жизни на воле. Может поразить история ее любви в лагере, и то, как она, испугавшись нестабильности своего будущего, сделала аборт, а потом всю жизнь очень жалела об этом.
Начало книги напоминает роман, написанный в XIX веке. Бардина описывает семейную легенду о знакомстве ее родителей на балу, на котором отец авторки сразу говорит ее матери, что они обязательно поженятся. И они действительно женятся через неделю после первой встречи. Быстрое развитие событий и неожиданные сюжетные повороты станут привычным ритмом для истории этой семьи: отец, служивший в армии Колчака, увозит семью в Свердловск, но позже они возвращаются в Москву. Расстрел отца, поступление Нины на химфак МГУ, начало войны, арест матери, арест Нины, Бутырка, Лефортово, Нижний Тагил.
«Из вагона я вышла на перрон последняя и встала, не зная куда идти и что делать. Мимо меня сновали взад и вперед люди, нагруженные громоздкими вещами, бежали носильщики в белых фартуках, катились тележки. Меня толкали справа и слева, а я все стояла на перроне, сжимая в руках свой чемоданчик, ошеломленная этой суетой, видом детей в ярких одеждах, шумом большого города.
Но вот платформа поредела, угасли шум и крики, я заметила, что у одной из колонн стоит пожилая женщина. Она жадно вглядывается во все пространство платформы, изредка скользя взглядом по мне, но потом отводит его и снова устремляется куда-то вдаль. Она незнакома мне… но что-то притягивает меня к ней… или то, что никого почти больше и не остается на платформе в этом пространстве между мной и ею. „Доченька“ — этот крик я узнала бы из сотни других.
Она бросилась ко мне, а в следующий момент я стала поддерживать ее, сползающую в моих руках. Потом долго мы стояли, обнявшись, не говоря не слова. Помню, что мама испытывала (потом она сама сказала мне) чувство стыда и ужасно страдала от этого. Я же почувствовала, что она мне не опора, что она сама так постарела и ослабла, что нуждается во мне как в опоре. Вот такие чувства владели нами в момент свидания.
Потом мы перешли на другую платформу, чтобы ехать в мамину обитель, как сказала она сама.
По дороге мама ласкала меня взглядом, словами и руками, сколь позволяли условия, я же оставалась каменной, не могла ничем ответить на ее ласку. Спазм сжимал мне горло, и только какой-то хрип время от времени вырывался у меня. Как удар молнии, пронзило нас обеих сознание того, что мы теперь совсем другие, что прошлого, о котором мечтали все эти годы, прошлого нет, а есть другое, и мы совсем, совсем другие, из других молекул сделаны теперь. Только теперь мы поняли, что с нами сделали».
Нина Бардина
Проведя в ГУЛАГе около 20 лет, помещица Ефросинья Керсновская написала мемуары, сопроводив их 680 графическими рисунками, на которых изображено происходившее в лагере. Керсновская показывает, как был устроен лагерный быт, делает несколько лубочные зарисовки типичных для лагеря ситуаций, которые она видела.
Она показывает типажи лагерников — бригадиров, проституток, профессоров, крестьян, рисует сцены допросов и приемов у врачей — и сопровождает изображения короткими пояснениями. Например, может показаться удивительным, что некоторых женщин она изображает одетыми в красивое белье. Но больше всего на ее рисунках изможденных тел людей в банях и на приемах у докторов; людей, которых ведут под конвоем, которых держат голыми на снегу; людей, которых тяжелый труд довел до полного бессилия. Создается ощущение, что главный герой работ Керсновской — это человеческое тело, которое оказалось в нечеловеческих условиях. Рассматривая ее рисунки, можно физически почувствовать испытания, через которые проходили люди в лагерях.
«Малолетки-колхозницы робко приблизились к краю нар, присматриваясь с любопытством к поведению тех, кто был старше их на год или два. Они были заворожены и буквально застыли, впиваясь глазами в бесшабашное веселье этих бесстыжих тварей. „Воспитание“ малолеток уже началось. А Христос говорил: „Истинно говорю вам… кто соблазнит из малых сих… тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его в глубине морской“».
Ефросинья Керсновская
Нина Гаген-Торн была этнографиней, изучала русский север, дружила с Андреем Белым, участвовала в Вольной философской ассоциации. Когда ей было 36 лет, ее обвинили в призыве к борьбе против Иосифа Сталина. Гаген-Торн была приговорена к пяти годам лагерей в бухте Нагаев на Колыме. Через несколько лет после отбывания срока она вновь была арестована и сослана еще на пять лет в Мордовию. В лагерях Гаген-Торн вела дневник и писала стихи, что помогло ей пережить это испытание. Вернувшись из лагерей и ссылок, Нина продолжила заниматься наукой и делать доклады.
«Чтобы сохранить себя, внутренне нужно было найти отключатель от лагеря. Ясное понимание этой необходимости у меня уже было из опыта Колымы.
Расскажу о том, какой я себе придумала отключатель. (Другие придумывали другое, но мой тоже интересен, как всякий правдивый рассказ о человеческом сознании, поставленном в неправдоподобные условия.)
Это началось еще в карцере: чтобы не задыхаться, я переключалась на просторы Северной Двины, ныряла в блеск текущей воды своей юности. И стала нечувствительной к отсутствию воздуха. Чтобы объективизировать свое переживание, я приписала его — Ломоносову. Было удобнее: не я — величина неизвестная, а мощный и сильный человек, имеющий основание на бунт, на спор с историей, ходит и думает.
<…>
Они меня превратили в старосту барака? Я себя превратила в Ломоносова и ушла из лагеря. Я — неуязвима»
Нина Гаген-Торн
Благодарим за помощь в составлении списка музей ГУЛАГа в Москве. Более полный список книг, предоставленный музеем, можно посмотреть здесь:
Мерч
Рассылка
